Евгений ЕВТУШЕНКО
Ленинградская симфония
Я не знаю, что со мною станется.
Устоять бы, не сойти с ума,
но во мне живёт пацан со станции -
самой тёплой станции - Зима.
Я иду по улице Карлмарксовой,
а с марксизмом нынче - недород.
Увязался сирота-комар за мной,
и навстречу бабушка идёт.
Бабушка, которой лет за семьдесят,
тронула тихонько за плечо:
"Женичка, на чо же ты надеесси?
Я вот не надеюсь ни на чо..."
Я не верю в то, что верить не во что,
и внезапно вздрогнул всем нутром:
сквозь морщины проросла в ней девочка
та, что встретил я в сорок втором.
Боже мой, да это ты, рыжаночка,
Жанночка, чуть-чуть воображаночка,
в десять лет, как гриб-боровичок,
и красноармейская ушаночка
на кудряшках детских - набочок.
Безнадёжно стоя за продуктами,
мы хотели хлеба и тепла,
но в скупой тарелке репродуктора
музыку Россия подала.
В несвободной той стране свободная,
хлам бараков превращая в храм,
эта Ленинградская симфония
донеслась сквозь все бомбёжки к нам.
Ты была единственная, стоящая
снившейся мне истиной любви.
Я тогда тайком под Шостаковича
ткнулся носом в пальчики твои.
Помню, неразлюбленная девочка,
между пальцев у тебя была
тоненькая беленькая стрелочка
от картох, что ты перебрала.
Музыку давали не по карточкам.
Нас не Сталин — Шостакович спас.
Голод нас покачивал, подкашивал.
Музыка кормила верой нас.
Никакой нас грязью не запачкало.
Наши руки не были в крови.
Дай я снова поцелую пальчики,
пальчики тяжёлые твои.
Жанночка, нам есть на что надеяться.
Были и похуже времена.
И Россия никуда не денется,
если все поймут, что мы - она.
Бабушка, сам дедушка сегодня я,
но себя мальчишкой помню так,
будто ленинградской той симфонии
худенький, но вечный нотный знак...
|
