Часть 2. Инь.
Скорбный беспомощный демон раскинул сети над моей Вселенной, и в
вечной улыбке застыли глаза его.
Однако есть ли смысл быть первым среди равных? Смотри! Вот очередной
сумасшедший Чацкий целует твои бескровные губы и, расправив крылья,
направляется ввысь. А наверху - увы и ах! - сколько пошлости! Боже мой,
когда мы были слишком мертвы для разочарований и слишком циничны для
сострадания, мы лгали направо и налево, наугад и напролет; мы
припадали обветренными губами к Стене Плача, но Стена хранила свое
многомиллионолетнее молчание. Мы лжем и сейчас; так есть ли смысл
признаваться в этом? Стена же приобрела до боли индивидуальный
характер и больше не сочится живительной влагой, ее слезы составили
счастье алмазного прилива забвения. Блестящее ласковое море лижет Твои
ступни, но, тем не менее, Ты сейчас далеко: нас разделяют тонны
километров предрассудков и литры поруганной правды.
Я ошибался, думая, что не могу познать Тебя, Несущий Свет. Твое
существо пропитано мной, мы суть одно целое, невидимое, неосязаемое,
неуловимое. Песок наших встреч уходит сквозь пальцы времени, но мы от
этого лишь становимся моложе. В погоне за душой - моей ли, Твоей -
безразлично - мы порой забываем о главном: мы играем в правду и
имитируем любовь. Огромными глотками пьем - нет! не портвейн -
полуистину. Ядовитыми затяжками курим - нет! не самокрутки -
получувства. Мы составляем единое бодрствование Абсолютного Духа,
верим в космос бытия, сами того не подозревая, составляем его ядро.
И я презираю себя в Тебе.
И я преклоняю колени перед тобой, Душа.
Эй, не я ли таракан? Ответь мне! Но как бы малы и ничтожны не были мои
помыслы, я по-прежнему предпочитаю окунаться в пустоту ума, ибо ничто
иное есть время, как пустота. Пожалуй я снова предпочту пустоту
состраданию; пожалуй, я снова покурю одиночество, хоть никогда и не
удостаивал себя чести взять в зубы дымящийся цилиндр сигареты.
Порой мы бываем жестоко обмануты своим мнимым благополучием, порой
некому продать душу, порой от исступленного крика остается безысходный
плач; мы пытаемся познать любовь, заранее обреченную на провал. Оставь
надежду всяк, открывающий дверь в эту любовь. Я напишу зимнюю сагу о
замерзшем полуденном небе, где каждый отдал свою душу на растерзание
льду, стоя в стонущем куполе снега, изнывающем от нетерпения
поглотить очередную незаурядную личность.
И корабль мой, летучий голландец, один из многих, заранее построен
для крыс; и легче умереть, чем убежать с него. Пуст и просторен
его трюм, что скрывает меня от людей и заставляет закрывать глаза на
очевидное счастье. А я годами стучусь в эти холодные грани, пытаюсь
достучаться хоть до кого-нибудь. Хотя бы до себя самого. Но что это?
Сквозь прогнившие доски пробиваются лучи Твоего непокорного света,
злят, раздражают воспаленные глаза. И я вижу лишь вымученные попытки
любить, изнутри напичканные безразличием. О да, это безразличие ныне
зовется милосердием, и сонмы покорных овец гордо именуют себя
поборниками гуманизма. Мне смешно, и, заходясь в беззвучном смехе, я
проплываю над облаками... Но что облака? - всего лишь дым фабричных
труб.
Я не желаю видеть этот свет, коль он порожден Тобой.
Подойди, моя любовь. Я выколю тебе глаза.
И я напишу твой портрет, как только ослепну, Солнце.
Пульсирующих метафизических истин зов, я не имею права ненавидеть,
ибо постоянно испытываю безобразный страх, и до тех пор, пока страх
не порастет сорняками, я буду обречен лишь низменно презирать. Не
имею права ненавидеть. Не имею права жить.
Ты мечтаешь о необыкновенной любви, Радуга? Сложнее всего бывает
осознать, что необыкновенная любовь - нелепая фикция затхлого
городского сознания, зашоренного, забитого хламом и ложью. Стоя по
пояс в океане безумия, я никогда не оставлял надежды докричаться до
Тебя. И хотя я всегда мог видеть Тебя рядом, святую и нагую, Твои уши
были забиты песком бессмысленного познания.
Однажды я выйду из города, босой и счастливый, под дождем уйду
далеко-далеко в лес первозданной красоты, поднимусь на самую высокую в
мире гору, выше которой можешь быть только Ты. И я построю там храм
непокорности, святилище истинной мудрости и нерасполовиненной правды.
A Temple of Love and Peace. И только тогда смогу я продолжить свое
восхождение во имя любви, во имя ненависти, во имя жизни. Во имя Тебя.
Чтобы жить, нужно воскреснуть.
Чтобы любить, нужно познать разочарование в любви.
Чтобы умереть, нужно научиться сострадать.
|
