Папа Римский

портрет

КАК ХОЧУ ДОБАВИТЬ про то как джон нарисовал карикатуру когда папа стоит у ворот рая и говорит "ну я же папа!!!"

а вот пустили его в рай или нет, Джон умсолчал!!!!

jurgis

А разве "Папа Римский" - не "понтифик"?

New Pope No Fan Of Rock, Pop Music

Newly elected Pope Joseph Ratzinger of Germany waves to the crowd from the central balcony of St. Peter's Basilica, at the Vatican on Tuesday.

While Pope John Paul II took the stage with Bob Dylan and hobnobbed with the likes of Bono, his successor takes a different view of secular music.

In a 2000 book, 'The Spirit of the Liturgy," new Pope Benedict XVI extensively discusses the role of music in worship.

The former Cardinal Joseph Ratzinger, known as a conservative, writes that pop music "is aimed at the phenomenon of the masses, is industrially produced, and ultimately has to be described as a cult of the banal."

Rock music fairs no better. It is the "expression of elemental passions, is another kind of "worship" altogether.'' At rock festivals, he notes, "it assumes a cultic character, a form of worship, in fact, in opposition to Christian worship."

The points were made to distinguish music used in Catholic rituals from other forms of expression. Ratzinger notes that "liturgical music must lift man's heart to Christ rather than plunge it into intoxicating sensuality."

Pope Benedict XVI is an accomplished pianist and reportedly has a deep affection for Beethoven.

Jeshchio v temu pro Beatles i Papoj

Hazlloween

I to i to xorosho.
U vas Papa, u nas Sviatoj Otec, popieius etc.

A Pontific - eto Most mezhdu nami, na Zemle zhivushchimi i Nebesami.

"Pontius" po-latyni - "most".

Ot Joanna-Pavla 2 isxodilo neobychajnoje teplo, ja ne umeju etogo vyrazit'....
Vezde On sobiral millionnyje tolpy, nezavisimo ot veroispovedovanija.

Potomu Rossija i pobojalas' priniat' Jego. Tak kak nikakogo Patriarxa tak ne vstrechaliby, garantiruju!...

Kak-to ja videl, kak letel po nebu vertoliot Papy v soprovozhdenii neskolkix vojennyv vertoliotov, i to, ja, kak zavorozhennyj smotrel na nebo....

Хорошо, что боевитого папу выбрали. Говорят, он американским деятелям жару задаст, что выступают за права гомиков и лесбиянок.

Kstati, ja ne rjannyj verujushchij, ja iz tex, kotoryje Bibliju chitajut nereguliarno...
(Eto iz filma PULP FICTION)

Dazhe v kostiol dostatochno redko xozhu...

2илюха:
Не успеет, к сожалению. Он уже стаааренький. Есть у них такое странное правило: после долгого понтификата (как в случае с Войтылою) выбирать кого-нить подряхлее, чтобы недолго мучился...

2Кир Гуцков:

>2илюха:
>Не успеет, к сожалению. Он уже стаааренький.
>Есть у них такое странное правило: после долгого
>понтификата (как в случае с Войтылою) выбирать
>кого-нить подряхлее, чтобы недолго мучился...

А выглядит живчиком. Они ж девственники , некурящие , непьющие и живут подолгу. Не обратили внимание, какие у кардиналов чистые светлые лица? Ни тебе мешков под глазами, ни мутных взоров...

Кир Гуцков
Ну вот покойный сколько там, 26 лет правил?

У Зощенко в Голубой Книге есть интересный рассказ по поводу выборов папы. Давненько я его читал, но помню, что в тему и очень. Почитайте...

Согласна с этим мнением: «Его уже поспешили окрестить "переходным" Папой, который, будучи умелым администратором, поможет католической церкви осознать наследие Иоанна Павла II. До его избрания высказывались мнения о том, что понтификом должен стать молодой динамичный священнослужитель из какой-либо развивающейся страны, где число католиков быстро растет. И, тем не менее, выбрали первого за последние 950 лет понтифика-немца, а также самого старого Папу за трехсотлетие. Если он – всего лишь временщик на период "подготовки" принципиально нового главы Римско-католической церкви, то это одно дело. Если же дела обстоят по-другому, то каждый знает, что нет ничего более постоянного, чем временное.»

Интервью с кардиналом Йозефом Ратцингером, префектом ватиканской Конгрегации вероучения
(20.11.2004)
Ватикан, 20 ноября, La Repubblica – Agnuz – Европа, колыбель и опора Католицизма, утрачивает свой христианский дух. Уже сегодня не практикующие веру, равнодушные к ней или отрицающие ее, составляют большинство. Для Церкви Рима это решающий вызов. С этого начался наш разговор с кардиналом Йозефом Ратцингером в Красном Зале Конгрегации вероучения.
«Мы переживаем эпоху великих преобразований. Снижение уровня рождаемости и иммиграция сказываются также и на изменении этнического состава Европы. Прежде всего, это нашло свое выражение в том, что мы перешли от христианской культуры к агрессивному, а подчас и нетерпимому секуляризму. Несмотря на это, хотя Церкви пустеют, вера не мертва. Я уверен, что даже в контексте общества с большим разнообразием культурных традиций, контрастирующих между собой, христианская вера останется важным фактором, придающим нравственную и культурную силу континенту».
Следовательно, кардинал Ратцингер не пессимист?
– Оптимизм и пессимизм – это категории эмоциональные. Думаю, что я реалист. Я убежден во внутренней силе веры. Я убеждаюсь в этом все больше, по мере того, как католичество становится все более «католическим», то есть вселенским. И в то время, как другие континенты открывают свой способ быть христианами и католиками, Европа уже не является тем определяющим голосом, каким была в прошлом.
После нашумевшего дела Буттильоне (Рокко Буттильоне лишился поста комиссара по правосудию, свободам и безопасности Европейской комиссии за то, что категорично выступил против однополых браков – прим. перев.), некоторые группы мирян и католиков считают, что христианство в Европе находится в осаде.
В Швеции один пастор протестант, который высказался о гомосексуализме на основе отрывков из Писания, попал на месяц в тюрьму. Отстаивание независимости от религиозного мировоззрения не является больше тем проявлением нейтральности, которая открывает для всех дорогу к свободе. Это превращается в идеологию, которая навязывается через политику и не оставляет места для публичного выражения католических и христианских взглядов. И мы должны защищать религиозную свободу от нападок идеологии, которая преподносит себя как глас разума, в то время, как является всего лишь выражением некоего рационализма».
Но чем является независимость от религиозного мировоззрения для вас?
– Правильно понятая, такая независимость выражает собой свободу вероисповедания. Государство не должно навязывать какую-то одну религию, оно должно открыть свободное пространство для всех религий, вместе с ответственностью по отношению к гражданскому обществу, и позволяя, тем самым, этим религиям стать факторами созидания общественной жизни.
И все же есть деликатные моменты. Такие, как, к примеру, Распятие в школах. Существует такая тенденция, я бы сказал, опошляющая, что Крест – это всего лишь символ вселенской любви, и потому он не может никому мешать. На самом же деле Крест – это прежде всего знак Бога и определенной религии. Разве непонятны протесты тех, кто утверждают, что в школах и других общественных местах не может быть выставлен знак только одной религии?
– Это зависит от исторической ситуации. Разумеется, страны, не знавшие христианского присутствия и не имевшие христианской истории, не желают этого знака, потому что он не выражает их общего наследия или нравственной направленности. Думаю, что благодаря Богу Италия и часть Германии все еще настолько глубоко пропитаны христианством, что знак Распятия остается для них точкой отсчета. Крест говорит нам о Боге, Который стал человеком и умер за человека, Который любит человека и прощает его. Христианство исключает терроризм и религиозные войны во имя Бога. Может случится так, что в будущем народ утратит христианскую закваску: тогда можно будет говорить о том, что Распятие не выражает общей направленности и поэтому его нельзя выставлять в общественных местах. Для меня бы это было очень грустно, и потому я прилагаю все силы к тому, чтобы эта закваска не исчезла.
А если иудей или мусульманин, не вступая в полемику, попросят выставить в школе также знак его веры, будет ли справедливо отказать ему?
– Над этим можно подумать, хорошо взвесив все сложности, которые повлечет за собой подобный шаг. Но это открытый вопрос; чтобы ответить на него, мне пришлось бы подумать над ним более глубоко.

Как Вы считаете, легко ли современному человеку понять Церковь?
– Давайте не будем делать из современного человека мифический образ: он очень разный. В латинской Америке, в Африке, в Азии. И даже среди нас есть социальные слои с самыми разными представлениями о мире. Но это правда, что христианство испытывает трудности с тем, чтобы донести себя до современного мира, особенно западного: американского и европейского. В интеллектуальном плане система представлений христианства очень далека от современных воззрений и языка. Возьмем, к примеру, слово «природа»: насколько изменился его смысл! Вне всякого сомнения, мы должны делать все возможное, чтобы эта система представлений стала понятна и выявила истинную суть христианства.
Как описать ее?
– История любви между Богом и людьми. Если понять это на языке нашего времени, все остальное придет.
И этого достаточно?
– Существует также сложность в принятии христианства с экзистенциальной точки зрения. Современные модели жизни очень разнообразны, поэтому одного лишь интеллектуального усилия здесь недостаточно. Только через конкретный опыт и жизненный пример можно проверить доступность и реальность христианского послания.
В последнее время вновь стали распространяться идеи сохранить христианство в замкнутых от внешнего мира обществах. Это имеет смысл?
– Конечно нет. Тогда была определенная историческая ситуация, со своими светлыми и мрачными сторонами, как свидетельствует об этом история Церкви. Сегодня склонны видеть только мрачную сторону, но есть также и свет, как подчеркивает великая средневековая культура. Сегодня нет необходимости скрываться, это было бы абсурдом. Мы должны признать, что история идет вперед, человечество испытывает трудности в вопросах веры, что естественно в условиях плюрализма, но мы хорошо знаем, что есть также новые возможности для свободной и зрелой веры. Потому что вера – это не только результат определенной традиции и особой общественной ситуации. Это прежде всего результат искреннего «да» Христу.
Какое место отводится Богу в современном обществе?
– Очень незначительное. В политической жизни считается почти неприличным говорить о Боге, как если бы это было покушением на свободу неверующих. Мир политики следует своим законам и идет своим путем, исключив Бога, как не имеющего отношения к нашей жизни. То же самое происходит в мире коммерции, экономики и в частной жизни. Бог остается в тени. И это в то время, когда политическая и экономическая сферы нуждаются в нравственной ответственности, которая рождается из сердца человека, и в конечном счете, ему не должно быть все равно – есть Бог или Его нет. Общество, абсолютно исключающее Бога из своей жизни, разрушает само себя. Мы видели это на примере великих тоталитарных режимов прошлого века.
Еще один тугой узел завязан в сфере сексуальной этики. Энциклика Humanae Vitae вырыла пропасть между учением и практическим поведением верных. Может быть настало время пересмотреть ее?
– Для меня очевидно, что мы должны продолжать размышлять на ней. Еще в первые годы своего Понтификата Иоанн Павел II предложил к этой проблеме новый подход, антропологический, персоналистский, дав новое видение отношений между «я» и «ты» мужчины и женщины. Это правда, что противозачаточная пилюля открыла путь антропологической революции величайших размеров. Она не стала, как ее задумывали вначале, всего лишь помощью в трудных ситуациях, но изменила взгляд на сексуальность, на человека и его тело. Сексуальность была отделена от деторождения, и таким образом глубоко изменилось само представление о человеческой жизни. Сексуальный акт утратил свою глубину и цель, которая вначале была очевидной и определяющей, так, что все типы сексуальности стали равны между собой. Прежде всего эта революция уравняла между собой гомосексуальность и гетеросексуальность. Вот почему я говорю, что Папа Павел VI поднял проблему величайшей важности.

Так, гомосексуализм. Но ведь это тема, которая касается любви двух людей, а не только сексуальности. Что может сделать Церковь, чтобы понять это явление?
– На это отвечу вам так: мы должны прежде всего проявлять к этим людям большое уважение как к личностям, страдающим от своего состояния и ищущим свой способ жить. Однако утверждение юридической формы для гомосексуального брака не окажет реальной помощи этим людям.
Следовательно, вы осуждаете выбор, который сделала для себя в этом вопросе Испания?
– Да, потому что он разрушителен для семьи и общества. Право порождает нравственность, или некое подобие нравственности, потому что народ обычно считает: что позволяется законом, то является нравственно допустимым. И если мы приравняем этот союз к супружеству, в результате получим общество, которое не будет признавать ни специфичность, ни основополагающий характер семьи, которая должна состоять из мужчины и женщины и имеет цель дать продолжение – не только в биологическом смысле – человечеству. Вот почему выбор Испании не является по-настоящему благотворным для этих людей, поскольку подобным образом разрушаются основополагающие элементы правопорядка.
Ваше Высокопреосвященство, иногда Церковь, говоря категорическое «нет», терпит поражение. Может быть, в этом случае можно допустить заключение какого-то договора солидарности между двумя людьми, также и гомосексуалами, который признавался бы и защищался законами?
– Но узаконивание подобного намерения – хочет того законодатель, или нет – неизбежно приведет к тому, что общественное мнение будет воспринимать его как еще одну форму супружества. Не будем также забывать, что делая подобный выбор, к которому сегодня склоняется Европа, мы отделяем себя от всех великих культур человечества, которые всегда признавали истинное значение сексуальности: то есть то, что мужчина и женщина созданы для того, чтобы сообща быть гарантией будущего человечества. Гарантией не только физической, но и нравственной.
В конечном счете все точки зрения, сталкивающиеся в вопросах этики, размышляют о революции субъекта, происходящей в западном мире. Новая субъективность – это катастрофа или вызов для Церкви?
– Сама по себе способность к самоопределению может быть вещью очень неплохой. Но я сомневаюсь, что многие субъекты реально являются самоопределяющимися – во что нас сегодня хотят заставить поверить – и не живут, напротив, в некоем искусственно созданном униформизме, желая самореализоваться. Человек сегодня подвержен манипулированию со стороны рынка, масс медиа, моды. Правдой является то, что сфера субъекта значительно расширилась. Проблема в том, что сегодня религия и нравственность кажутся относящимися лишь к сфере субъекта. Считается, что объективность относится исключительно к наукам, а все остальное – это субъективное. И как следствие религия теряет свое влияние на формирование общественного сознания.

Jurgis, а что известно о новом Папе Бенедикте XVI? Чем лн знаменит? Как к нему относится простой народ?

И что тогда?
– Из всего этого положительным является то, что человек лучше осознает свою свободу и ответственность. Но настало время признать, что человеческую свободу можно пережить лишь как свободу, разделенную с другими. В общей ответственности. Прежде всего следует понять, что человек не создал себя сам: он является творением со своими ограничениями, ему дана возможность ошибаться и находить путь, отвечающий его бытию человеческой личности.
В этот чисто западный сценарий врывается ислам. Как к нему должен относиться Католицизм?
– Прежде всего следует сказать, что ислам является многоформным, его нельзя сводить лишь к терроризму. Существуют различные толкования ислама: сунниты, шииты и т.д. В культурном отношении есть огромная разница между Индонезией, Африкой, или арабским полуостровом, и вероятно, что формируется также ислам с европейскими чертами, принимающий элементы нашей культуры. В любом случае, для нас является положительным вызовом твердая вера мусульман в Бога, их осознание, что мы все находимся под судом Божиим, их нравственное наследие и соблюдение некоторых норм, которые показывают, что вера, чтобы ее переживать, нуждается в общих выражениях: то, что мы немного утратили.
А что вы можете сказать в качестве критики?
– Эта религия слишком привязана к книге, которая считается переданной на словах, что таит в себе опасности. Мы можем предложить понятие религиозной свободы религии, в которой определяющим является теократия, то есть неразрывная связь между государственной властью и религией. Мы можем показать им, что Бог, оставляющий больше свободы человеку, открывает перед ним новые горизонты и возможности для культурного развития.
В наших странах существует тенденция любым способом «экспортировать» западные ценности в остальной мир, потому что они считаются лучшими.
– Мы не должны навязывать и возводить в догму все наши идеи. Мы должны осознавать относительность многих наших политических, религиозных, экономических реалий. С другой стороны, мы должны дать другим народам возможность внести вклад в многообразие сокровищницы человеческой культуры. Мы пытаемся убедить других в том, что нам кажется важным, но это следует делать с уважением, не навязывая.