NYT: Как Джон Леннон нашел позитивные сторону у изоляции

Газета The New York Times опубликовала статью, посвященную Джону Леннону. Автор материала — Барбара Граустарк. Она вновь изучила свои архивные беседы с музыкантом, чтобы понять, как долгий период изоляции и самоанализа привели к его прорыву как сольного артиста и как человека. Тема перекликается с событиями 2020 года, когда люди проводили время в вынужденном локдауне из-за пандемии коронавируса.

«Может ли быть что-то хорошее в долгих, стрессовых периодах изоляции, которые пришлось пережить такому множеству человек во время пандемического локдауна 2020 года? Когда мы выйдем, увидим ли мы мир по-новому? Может ли быть что-то светлое в этих месяцах тихой жизни и самоанализа? Четыре десятилетия назад я из первых рук узнала, как продолжительный период уединения изменил экстраординарную личность, которая нацелилась на то, чтобы в его жизни был смысл: это Джон Леннон, которого оплакивают во вторник, в 40-ю годовщину гибели», - говорится в статье.

Разумеется, в конце 1975 года не было никакой пандемии. Джон Леннон и Йоко Оно, самые публичные личности, сделали перерыв, продлившийся в итоге пять лет. После рождения сына Шона они перестали давать интервью и записывать музыку. В тот момент Джон испытывал экзистенциальную тревогу и настоящий страх — он жил в Нью-Йорке, по-прежнему пытаясь получить грин-карту и борясь против депортации. Битлз давно перестали создавать песни, но на разрешение юридических вопросов требовались годы, и тень группы по-прежнему была в жизни Леннона. Пол Маккартни завоевывал чарты с Wings, а у Джона по-прежнему не было альбома номер один после Walls and Bridges (1974).

Настало время начать все сначала. Впоследствии Леннон рассказывал Барбаре, что в музыкальном плане его голова была полна помех, как автомобильный радиоприемник. В итоге в начале 1976 года Джон и Йоко ушли в добровольный локдаун. Леннон не был ограничен в передвижении, финансам ничего не угрожало, но он закрылся от внешнего мира, чтобы снова найти цель.

В те годы, пока Оно занималась вопросами бизнеса и общалась с юристами из своего офиса в апартаментах «Дакоты», Джон был совершенным домоседом. По словам обслуживающего персонала, музыкант с радостью играл на белом фортепиано в белоснежной гостиной, окна которой выходили на Центральный парк, и пел песни Битлз одну за другой. Свои дни Леннон выстраивал вокруг Шона — вставал в шесть утра, пил чай, без кофеина, планировал завтрак для сына, а когда тот просыпался, они общались, и Джон начинал думать о том, что будет в следующий прием пищи «как миссис Хиггинс из Висконсина».

Просветление наступило в 1979 году, когда Йоко предложила Леннону одному поехать в Гонконг и Сингапур, чтобы найти связь с человеком, которым он когда-то был, а не со знаменитостью, которой он стал. Как объяснял Джон, изоляция стала вдохновением для его прорыва не только как артиста, но и как человека. И в августе 1980 года пара завершила свою изоляцию так же резко, как и начала. Леннон и Оно вернулись в студию, чтобы записать совместный альбом. Они дали Граустарк свое первое интервью за пять лет — для журнала Newsweek, где Барбара тогда работала. Double Fantasy был полон ранимых песен Джона о любви и модного дэнс-рока Йоко.

Беседа состоялась за два месяца до 40-летия Леннона. Интервью делали в течение пяти дней — Граустарк приходила в студию, ресторан макробиотической кухни и апартаменты Джона и Йоко. Музыкант говорил о творчестве, отцовстве, совместном альбоме, свободе от Битлз. «Очистился воздух, и очистился я», - признавался Леннон.

Фрагменты тех бесед были опубликованы в книге «Strawberry Fields Forever: John Lennon Remembered» (1980). Отрывки интервью Барбара предоставила газете The New York Times для своей новой статьи.

По словам Джона, он исчез из поля зрения, поскольку хотел быть с Шоном все первые пять лет жизни сына: «Я не видел, как рос мой первый сын Джулиан, и теперь есть 17-летний человек, который обсуждает мотоциклы по телефону. Меня вообще не было в его детстве. Я ездил на гастроли. И мое детство было другим. Если я не даю ему внимание с 0 до 5, то я, черт возьми, собираюсь это сделать с 16 до 20 — каким-то образом они получат такое внимание».

Леннон также признался, что хотел уйти и от создания музыки, и от давления, связанного с тем, кем он является: «Я имел обязательства по контрактам с 22 лет, и от меня всегда что-то требовалось. Я был должен сочинить 100 песен к пятнице, должен был выпустить сингл к субботе. До меня дошло, что причина, по которой я стал артистом, это свобода; я не мог встроить себя в класс, колледж, общество. Но вдруг у меня появились обязательства перед звукозаписывающей компанией, перед прессой и публикой, обязательства являться в суд каждый раз, когда кто-то сталкивался со мной на улице. Я знаю, что свобода в голове, но я не мог очистить свой разум. Так что настало время перегруппироваться».

Джон напомнил, что изоляция для него произошла не впервые — такое случилось, например, после одной из поездок в Гамбург, а также во время поездки Битлз в Индию: «Знать, когда остановиться, для меня вопрос выживания». Что касается пятилетнего перерыва, то по словам Леннона, сначала было очень трудно не заниматься музыкой — он не хотел сочинять только потому, что от него это ждали: «Настоящая музыка, музыка сфер, музыка, которая преодолевает понимание, приходит ко мне, и я просто канал. Но чтобы снова открыть тот чистый канал, я должен был перестать ловить каждую радиостанцию в мире, во вселенной. Благодаря тому, что я отвернулся от этого, я начал вновь исцеляться».

Затем Джон переключил свое внимание на Шона и стал мужем, ведущим домашнее хозяйство: «И тогда я осознал, что я не должен что-то делать, что я уже что-то делаю, и тогда я стал свободен».

Что касается светской, публичной жизни, то Леннон отмечал, что Пабло Пикассо, к примеру, не ходил в музеи — он или рисовал, или ел, или занимался сексом: «Пикассо жил там, где он жил, и люди приходили к нему. Вот что я делал. Ходил ли Пикассо в какую-нибудь студию, чтобы посмотреть, как люди рисуют?»

Кроме того, Джон отмечал, что есть разница между тем, чтобы быть одним и одиноким: «Этому я научился за последние пять лет. [В Гонконге] я заново открыл ощущение, которое было у меня в юности, когда мы с тетушкой гуляли в горах Шотландии. Знаете, вы идете, под вами начинает двигаться земля, вереск, над вами летят облака, и вы думаете: «Вот, это то самое ощущение, о котором всегда говорят, которое побуждает вас рисовать или слагать стихи, потому что по-другому вы не можете это описать. Я осознал, что такое ощущение было со мной всю жизнь. Оно было со мной еще до Битлз».

По словам Леннона, ему потребовалось время, чтобы определить для себя, кто он.