- Перевод с англ. А. Ведюшкина
- Екатеринбург: У-Фактория , 2006
- Переплет, 400 с.
- ISBN 5-9757-0050-7
- 10 000 экз.
Роман с героином - (рецензия Виталия Грушко)
Начнем с того, что название этой книги переведено не совсем точно. Вернее, совсем не точно. В оригинале книга называется «Я был драгдилером Кита Ричардса». Дело в том, что на Западе имя этого человека также популярно, как и имя группы, в которой он играет. Для англичан и американцев Кит Ричардс — фигура культовая, образец рок-звезды. В России же его знают только любители «Роллинг Стоунз», зато про «Роллинг Стоунз» у нас слышал почти каждый. Поэтому выбор переводчика А. Ведюшкина вполне понятен. Есть в его переводе, правда, другие, более серьезные огрехи, но не будем их касаться, так как в целом перевод вполне адекватен — книга читается легко и с интересом. Поговорим лучше об огрехах ее автора — Тони Санчеса, личности темной и амбициозной.
Санчес пишет не только о наркотиках. Попутно он предлагает читателю свою версию истории «Роллинг Стоунз». И попадает в ловушку, неизбежную для любого, кто попытался бы проделать то же самое.
У Санчеса есть одно преимущество, которое позволяет ему делать вид, будто он знает, чем жила группа на протяжении нескольких десятилетий. Долгое время он общался с музыкантами, был их правой рукой во всем, что касалось наркотиков, и дружил с Китом Ричардсом. Но почему тогда он, пытаясь охватить историю группы целиком, почти ничего не написал о музыке «Стоунз»? Почему он полностью проигнорировал судьбы Чарли Уоттса и Билла Уаймена — барабанщика и басиста группы?
Санчес хорош только в тех эпизодах, когда речь идет о наркотиках. Здесь он профессионал. В остальном же он пишет о давно известных фактах, причем со своей исключительно субъективной точки зрения. Брайан Джонс, по его мнению, являлся самым талантливым членом группы, и со стороны Ричардса и Джаггера было бесчеловечно выживать его из «Стоунз». Но позвольте, кто написал все песни для группы, включая самые знаменитые хиты? Джонс? Нет, Джаггер и Ричардс. И разве не сам Тони Санчес пишет о том, что к концу шестидесятых Брайан довел себя до такого состояния, что попросту не мог воспринимать окружающий мир? И помог ему в этом именно Санчес, который поставлял для музыканта наркотики.
Теперь о наркотиках. Санчес подробно описывает жуткие будни наркоманов: «Я прекрасно понимал ее и искренне сочувствовал, потому что по себе знал, что такое героиновая ломка. Чем дальше, тем больше боли и мучений. И осознание, что одна понюшка мгновенно прекратит все страдания. Ломка — это как будто катаешься по колючей проволоке, выпив предварительно бутылку моющего средства. Это дикая пытка». Итак, Санчес искренне сочувствовал Аните (любовнице Кита), но продолжал делать все, чтобы она и дальше употребляла наркотики. Санчес не пишет, что ему самому как наркодилеру это было выгодно. Просто он любил помогать своим друзьям. Он был для них палочкой-выручалочкой — перевозил наркотики через границу, рисковал собственной свободой. А потом взял и написал книгу, в которой каждая страница доказывает, что наркотики — это самое большое зло, которое подстерегает творческую личность. «Я не виню людей за то, что они торчат. Каждый когда-нибудь хочет забыться и уделаться вусмерть, но всю жизнь так проживать нельзя».
Вам не кажется, что Санчес противоречит сам себе? Ведь стоит только начать, и «веселая» жизнь тебе обеспечена. Пример тому — Кит Ричардс, друг Санчеса. Он прожил с героином долго, гораздо дольше, чем ему хотелось бы. И вряд ли его это радует.
http://prochtenie.ru/index.php/docs/504
------
Отрывок из книги
Я до сих пор немного благоговею перед тем, что делали «Роллинг Стоунз» в середине шестидесятых. «Битлз», конечно, лучше зарабатывали и продавали гораздо больше пластинок. Но они скомпрометировали себя аккуратными прическами и выступлением перед королевской семьей. И вот новыми властелинами Лондона стали «Роллинг Стоунз». Их прически, манеру держаться, стиль одежды копировала вся молодежь, от элегантных утонченных аристократов до школьников, едва выросших из коротких штанишек. Теперь трудно даже представить, насколько сильным, пусть и недолговечным, было их влияние. Пожалуй, никакие другие музыканты за всю историю поп-музыки не сыграли такую значимую роль в социальной революции.
Центральной фигурой группы являлся Брайан Джонс. Этот одаренный музыкант за полчаса мог освоить любой инструмент, от саксофона до ситара. Он зарабатывал на жизнь музыкой, играя легкий, воздушный ритм-энд-блюз, когда Мик Джаггер еще был заурядным студентом экономического в лондонском университете, а Кит Ричардс, тоже не особенно прилежный студент, изучал гуманитарные науки и полагал, что играет не хуже Чака Берри, так как был способен извлечь три аккорда из своей вечно расстроенной гитары.
В Брайане с наибольшей силой проявлялся пофигистический гедонизм, характерный для Роллингов и придававший им неотразимую привлекательность. У него было шестеро незаконнорожденных детей — все мальчики, и все от разных женщин. Он первым из Роллингов начал отращивать длинные волосы. Брайан же первым стал носить одежду в стиле «унисекс» — шифоновые блузы и оригинальные шляпы, — а также красить губы и глаза, и все же его внешность настолько явно выдавала в нем уличного хулигана, что он всегда выглядел стопроцентным мужчиной. Вслед за Брайаном эту моду переняли и остальные музыканты группы.
Позже все изменилось. Те, кто работал в то время с «Роллинг Стоунз», поговаривали, что Мик и Кит, пусть и не специально, но способствовали падению Брайана и в итоге довели его до смерти. Что в своем эгоистичном стремлении стать рок-звездами они не могли простить Брайану Джонсу того, что изначально он намного превосходил их и музыкальным дарованием, и внешними данными. Такого рода слухи — обычное явление в грубом и циничном мире рок-музыки, и я никогда — ни прежде, ни теперь — не относился к ним всерьез.
Сидя в «Спикизи», одном из лондонских ночных клубов, я пил виски со льдом и ждал, когда появится моя девушка (она работала там танцовщицей). Было два часа ночи, и в клубе собралась толпа молодых красивых мужчин и женщин — тех самых, что в одночасье превратили Лондон в музыкальную столицу западного мира. Сейчас выражение «веселящийся Лондон» стало заезженным штампом 1. Но тогда это была реальность, в которой мы жили, полагая, что так будет всегда.
В клубах вроде «Спикизи» все прикидывались, что заняты исключительно собой и своими делами, однако то и дело оглядывались вокруг в поисках знаменитостей. Если в зале появлялась звезда, это было довольно легко понять: все, включая танцующих, начинали на нее глазеть. Так и в тот раз — заметив, что все повернулись в одну сторону, я тоже посмотрел туда. Слегка пошатываясь, ко мне приближался Брайан Джонс.
Это был совершенно не тот Брайан, которого я видел год назад. Раньше его светлые волосы отливали золотым блеском, он был загорелым, гибким и очень красивым парнем. Теперь же слипшиеся сальные пряди спускались на лицо, покрытое смертельной бледностью. Припухшие, налитые кровью глаза, под ними синяки, как у человека, очень давно не спавшего.
— Привет, Тони, как жизнь?
Он ухмыльнулся, и я заказал ему виски, чувствуя себя польщенным: гитарист «Роллинг Стоунз» не только помнил мое имя, но и предпочел мое общество в таком фешенебельном клубе, как «Спикизи».
Мы немного поговорили о последних музыкальных новинках и фильмах. Затем он, наконец, задал вопрос, которого я ожидал с самого начала.
— Тони, можешь достать наркотики?
Я не наркоторговец. Но в юности я работал в Сохо: сначала вышибалой в ночном клубе, а потом крупье, — так что знал, где можно найти все, что угодно: от пакета травы до автомата Томпсона. И, соответственно, рок-музыканты часто пользовалась этим: я поневоле выполнял для них роль связного с лондонскими криминальными кругами. Меня, конечно, это немного пугало — я знал, что подобное занятие чревато большими неприятностями. Но я был молод и восхищался звездами, а потому считал, что ради дружбы людей вроде Брайана Джонса стоит пойти на риск.
— Что ты хочешь? — спросил я Брайана, рассчитывая, что он выразится поточнее.
Он вцепился мне в руку.
— Все, что угодно! — почти выкрикнул он. — Мне даже пофигу, какого качества, только найди поскорее что-нибудь!
Я до сих пор помню его печальный, потерянный взгляд. Брайан Джонс, самая яркая и скандально известная рок-звезда тех лет, выглядел жалко. Я высвободил руку и пошел в зал. Там я отыскал одного черного парня, который, как я знал, время от времени подзарабатывает продажей наркоты.
— Тебе чего? — шепнул он. — У меня есть все, чувак: кокаин, кислота, травка...
Я вернулся к Брайану — узнать, что из этого ассортимента его привлекает.
Брайан отреагировал не задумываясь:
— Возьми все, что есть, Тони, и неважно, сколько это будет стоить.
Стоило это 250 фунтов. Я договорился с черным, что деньги отдам завтра. Он доверял мне и потому сразу вручил небольшой бумажный пакет коричневого цвета со всем необходимым. Наш столик был в центре клуба, почти у танцпола. Когда я вернулся, Брайан повел себя настолько неадекватно, что я даже испугался: вдруг он примется за наркотики прямо здесь, на виду у всех. Так что прежде, чем отдать ему пакет, я предупредил, что если он захочет заправиться в клубе, то пусть чешет в туалет.
Не успел я договорить, как он выхватил у меня наркотики, словно ребенок шоколадку, и кинулся в уборную. Вернулся он, уже расслабленно улыбаясь, и снова отдал мне пакет, попросив держать у себя, потому что его может неожиданно обыскать полиция. Я к тому времени уже нюхал иногда кокаин, и Брайан заодно предложил мне воспользоваться чем хочется из волшебного пакетика. Я с благодарностью согласился. Зайдя в туалет и открыв бумажную упаковку, я не поверил своим глазам. Брайан не только опу-стошил целый пузырек с кокаином, он еще дополнил это горстью таблеток, притом и стимуляторами и транквилизаторами. Возвращался обратно я с некоторой опаской, мысленно приготовившись к тому, что найду Брайана лежащим без сознания на полу. Но нет, он смеялся и шутил с моей подругой, а заодно пил уже пятую за вечер порцию виски.
Мы остались там еще на часок, но, несмотря на выпитое за это время виски, Брайан выглядел вполне прилично. Мне понадобилось провести с ним несколько дней, чтобы понять: Брайан принадлежит к той разновидности хронических алкоголиков, которые постоянно живут в промежуточном состоянии — уже не пьянея по-настоящему, но и никогда не трезвея.
Потом мы погрузились в мой белый «Альфа-Ромео», и я отвез его домой на Кортфилд-роуд. Стояла теплая летняя ночь, светила полная луна, дорога шла под гору, и мы ехали быстро, пожалуй, даже слишком быстро. Но Брайану, судя по всему, это нравилось: я слышал, как он бормочет за спиной: «Давай, парень, гони… быстрее, чувак, еще бы-стрей!»
Когда мы подъехали к его большому красному кирпичному дому, он пригласил меня зайти в гости «дунуть» — так Брайан называл процесс курения травы. И я согласи-лся. Пока он возился с ключом, открывая входную дверь, я спросил:
— Правда, что Анита ушла от тебя к Киту?
Ходили слухи, что Анита Палленберг, которую я тоже знал довольно хорошо, бросила Брайана и ушла к Киту Ричардсу. Брайан судорожно дернулся, словно его ударили ножом.
— Не произноси больше в моем присутствии имя этой девки, — отрезал он.
Но по голосу чувствовалось, что он очень страдает. Уведя у него Аниту, Кит отнял последнее, что могло бы вернуть Брайана к нормальной жизни. И теперь единственное, чего он хотел, — забыться.
Это стало еще более очевидно, когда мы вошли внутрь. В квартире нас встретили Никки и Тина, две прелестные лесбияночки, которые жили у Брайана последние несколько недель. Брайан быстро дал понять, что они занимаются сексом втроем. Кроме того, чувствовалось, что они друг другу уже поднадоели.
Пока я забивал косяк, Брайан покопался в пакете и достал ЛСД. Учитывая, сколько он уже вынюхал кокаина и съел таблеток, я забеспокоился. Однако он выглядел так, словно знал, что делает, и я промолчал.
Удивительно, но Брайан в этот момент казался абсолютно compos mentis 1. Впрочем, не знаю, насколько справедлива моя оценка, ибо я тоже был слегка под кайфом. Внезапно ему пришло в голову послушать свои последние записи. Однако, когда он попытался поставить их, магнитофонная лента перекрутилась спиралью. Брайан попробовал ее распутать, но в результате только запутал еще сильнее. Вскоре он сидел на полу в окружении десятков метров ленты и плакал. А затем, прежде чем я успел остановить его, схватил ножницы и принялся резать пленку с записью — работа над которой заняла, наверное, недели! После того как он отрезал пару ярдов пленки, я услышал бессодержательные звуки, которые вполне могли быть еще недавно хорошей песней. Так это или нет — никто уже не узнает.
Затем он попытался связать концы оборванной ленты, потому что, по его мнению, это было единственной возможностью восстановить ее. Немного позже он начал проигрывать записи в обратную сторону, приговаривая: «Здорово, здорово». Я сам пробовал кислоту и понимал, что под ней любые звуки могут показаться прекрасными.
Ночь тянулась медленно. Брайану становилось все хуже. Каждые двадцать минут он закуривал очередной гигант-ский косяк или глотал еще несколько таблеток. В какой-то момент он кровожадно посмотрел на меня и прорычал: «Я пришел убить тебя, Мик», но затем, осознав, что это я, добавил: «Прости, Тони. Ты ведь Тони, да?»
И все это время две девушки невозмутимо покуривали траву.
— Да он же всегда такой, — хихикая, ответила мне одна из них, когда я спросил, не лучше ли запереть его в спальне.
А затем Брайан начал истошно кричать. Он сидел, обхватив руками голову, похожий на раненое животное. Это было ужасно — видеть молодого, обаятельного и одаренного человека, которого ценят и уважают миллионы людей на планете, снедаемого внутренней болью. Меня это поразило до глубины души.
Когда в окно проникли солнечные лучи, я несколько раз моргнул и пришел в себя. Ноги затекли, шея одеревенела, а голова гудела так, словно по ней били пенальти. Брайан спал, положив голову на магнитофон.
Девушки, которые при свете дня выглядели куда менее привлекательно, сплелись в объятиях на одном из бесценных персидских ковров.
Я проковылял на кухню и кое-как сварил крепкий черный кофе на четверых.
Мы неторопливо попили кофе. Затем Брайан высыпал на стекло немного кокаина, и мы втянули его через скрученную в трубочку банкноту. Некоторые люди предпочитают на завтрак яичницу с беконом, однако многие рок-музыканты считают более полезным начинать день с адреналиновой встряски — маленькой понюшки кокаина.
Как только кокаин поступил в организм Брайана, тот стал похож на счастливого школьника в праздничное утро. Он сразу же предложил нам отправиться на Кингс-роуд в Челси и нормально позавтракать в «Антик маркет». Немного пошатываясь, мы вышли на улицу и погрузились в машину Брайана, серебристый «роллс-ройс» с черными стеклами. Мы с Брайаном сели впереди, девушки позади.
С самого начала у меня были сомнения насчет того, способен ли Брайан сейчас вообще передвигаться, а тем более вести автомобиль. И через триста метров мои опасения полностью оправдались. На Фулхэм-роуд, сворачивая за угол, Брайан въехал в зад припаркованной машины. Когда Джонс медленно дал задний ход, мне стало очевидно, что врезался он специально. Грохот от удара был порядочный, и у происшествия наверняка имелось немало свидетелей. Я быстро выпрыгнул из «роллс-ройса» и, написав извинительную записку, положил ее на ветровое стекло поврежденного автомобиля, под дворники.
— Какого черта ты это сделал? — спросил я, залезая обратно в машину.
— Он стоял на моем пути, — невозмутимо ответил Брайан.
Я попытался убедить его передать мне управление на остаток пути до Кингс-роуд, но он заявил, что и сам прекрасно справится. И мы продолжили двигаться в сторону Челси, выделывая ошеломительные зигзаги, словно полицейские из фильмов.
Во время этого непродолжительного путешествия я постоянно был начеку и периодически сам давил ногой на тормоз, что несколько раз спасло нас от аварии. Люди на нас, конечно, оглядывались — вероятно, думали, что рехнувшиеся рок-музыканты просто развлекаются в громадном «роллс-ройсе». Нам повезло, и мы доехали до «Антик маркет» без особых происшествий. Однако на площади уже стояло много автомобилей, и я предложил Брайану с девушками выйти и идти завтракать, а я припаркую автомобиль и догоню их.
— Ты что, думаешь, я совсем идиот, дебил или кто там еще? — взорвался Джонс. — Нет уж, я и сам смогу припарковать собственную машину!
С этими словами он крутанул руль, огромный автомобиль резко развернулся и через тротуар въехал прямиком в кирпичную стену... Мы наблюдали все словно в замедленной съемке. Я безуспешно обдумывал, как получше объяснить происшедшее, если к нам сейчас пристанет полиция.
Но тут Брайан вышел из машины вместе с девушками и, широко улыбаясь, с невозмутимым видом попросил меня заняться парковкой. Я, чувствуя на себе взгляды десятков людей, явно недоумевающих, почему этот огромный «роллс-ройс» с затонированными стеклами ни с того ни с сего врезался в стену, перебрался на водительское сиденье. Потом включил заднюю передачу и аккуратно поставил машину за углом. Так закончился этот маленький инцидент. С того дня я уважаю большие «роллс-ройсы»: стена была основательно проломлена, а на машине лишь слегка погнулась решетка.
После кофе с круассанами Брайан попросил меня покатать их троих по Челси. Пока мы ехали, он периодически опускал стекло и выглядывал в окно, чтобы на него обратили внимание. Его действительно часто узнавали, а некоторые поклонники стремглав бросались за машиной в надежде получить автограф. Когда эта игра ему надоела, мы выкурили несколько косяков. Затем Брайан долго убеждал девушек, чтоб они страстно поцеловались. Потом, насколько я понимаю, он занялся с одной из них любовью на заднем сиденье. Я в это время как раз застрял в пробке на Кингс-роуд и делал вид, что понятия не имею, что происходит у меня за спиной.
Про Брайана как непревзойденного любовника ходило много сплетен. Когда я узнал его получше, то понял, что это до определенной степени было правдой. Когда он не накачивался наркотиками, то мог переспать с двумя или даже тремя разными девушками за ночь. С другой стороны, мне постепенно стало ясно, что секс для Брайана не имел ничего общего с любовью. Он часто использовал секс, просто чтобы унизить девушек и поиздеваться над ними. Ино-гда он удовлетворял свои садистские наклонности, просто рассказывая мне о том, как ведет себя та или иная девушка в постели. При этом он старался говорить погромче — чтобы описываемая девушка, сидящая рядом, слышала все в подробностях.
Его жестокость имела и худшие проявления. Похоже, ему нравилось бить женщин. Не раз и не два я видел у него дома девушек в синяках и с распухшими губами. Но ни одна из них не заявляла в полицию и не требовала справедливости, а многие приходили к нему снова. Вряд ли им это нравилось, но они терпели. Такова была цена, которую они платили за то, чтобы переспать с одним из «Роллинг Стоунз».
Однако Брайан, измываясь над ними, вовсе не получал какого-то физического удовольствия. Казалось, что он сам постоянно страдает от жуткой, непереносимой боли, и единственный способ получить хотя бы небольшую передышку — это причинить такую же боль кому-то другому.
Иногда, когда рядом не было девушек, мы могли запросто просидеть за разговорами до самого утра. И постепенно я начал понимать, почему он так мучается.
Он вырос в Челтенхэме, под надзором пожилой претенциозной дамы. Родители жили стандартной для города жизнью, и им это нравилось. Мать давала уроки игры на фортепиано, отец работал на какой-то скучной унылой работе. Брайан знал лишь три способа вырваться из этого замкнутого мирка, вызывавшего у него клаустрофобию: играть на кларнете, слушать джаз и соблазнять всех попадавшихся на его пути девушек.
Джаз стал для него своего рода религией. Он рассказывал, что целыми днями тренировался у себя в спальне, пытаясь сымитировать манеру игры великого Чарли Паркера. У него было несколько друзей, и все они искали спасения от тоски и злобы в музыке. Хотя Брайан был подающим надежды учеником, однако быстро потерял интерес к учебе, и его в конце концов выгнали из школы.
Он присоединился к местной группе, исполнявший традиционный джаз, который находился тогда в Англии на пике популярности. Но вскоре его первоначальный восторг от джаза поутих, он быстро устал играть по заказу публики в ночных клубах и ушел из группы. Устроился на работу архитектором, но тут его девушка забеременела. Тогда Брайан, чтобы избежать гнева ее родителей, решил бежать из Великобритании. Взяв с собой только две самые дорогие вещи — саксофон и гитару, — он автостопом отправился в Скандинавию, так как слышал, что там огромное количество блондинок, исповедующих свободную любовь. Он перенес в этом путешествии много тягот, но часто говорил, что в эти несколько месяцев он чувствовал себя самым свободным и счастливым человеком на свете. Ну и блондинки, конечно же, не подкачали.
В конце концов он остался без денег и вернулся к родителям. Попытался устроиться в Челтенхэме на обычную канцелярскую работу и вновь стал играть в местном джазовом ансамбле. Но такая жизнь казалась ему бессмысленной.
— А потом, — рассказывал мне как-то ночью Брайан, — я услышал Элмора Джеймса, и тут для меня словно весь мир перевернулся.
Джеймс играл на слайд-гитаре блюзы в уникальной, очень экспрессивной манере. На родине, в Соединенных Штатах, он почти не был известен. По словам Брайана, музыка Элмора настолько его поразила, что он сразу пошел и потратил все свои деньги на гитару. Затем он уволился с работы и стал репетировать часами, день за днем, пытаясь научиться играть блюз, как его играл Элмор. Он настолько увлекся блюзом, что каждую свободную минуту либо играл, либо слушал музыку легендарных блюзменов — Мадди Уотерса, Роберта Джонсона, Сонни Бой Уильямсона и Хаулинг Вульфа. Когда ему исполнилось восемнадцать, Брайан начал играть в первой английской блюзовой группе — «Блюз Инкорпорэйтед» Алексиса Корнера. Тогда же он впервые смог почувствовать, что такое жизнь рок-звезд. Сам он еще не был знаменит, но тем не менее во время выступлений именно соло Брайана срывали больше всего аплодисментов, и именно его ангельская внешность привлекала толпы поклонниц.
Однажды на концерт пришли двое ребят его возраста. По окончании они подошли и представились: их звали Кит Ричардс и Мик Джаггер. Оба были в восторге от Брайана. Однако их привлекало не только то, как он играет. Они завидовали его свободе. Они тоже хотели бунтовать, но пока что жили обычной жизнью, дома, с мамой и папой. И хотя Кит много рассказывал об уличных драках и о том, сколько всего спер в магазинах, даже он не мог скрыть своего изумления, когда Брайан мимоходом упомянул, что у него два незаконнорожденных ребенка.
После этого события развивались довольно стремительно. Джаггер присоединился к «Блюз Инкорпорэйтед» в качестве сессионного вокалиста. А Кит заразил Брайана своей страстью к более коммерческому, откровенно сексуальному ритм-энд-блюзу в лице таких музыкантов, как Чак Берри и Бо Диддли. И хотя Брайан ради заработка иногда выступал с опостылевшим ему джазовым ансамблем, он все больше и больше времени проводил, музицируя с Китом.
И у Джаггера и у Ричардса были на тот момент собственные любительские группы — «Литтл Бой Блю» и «Блю Бойз». Однако вскоре Брайан и Кит почувствовали, что настолько хорошо сыгрались вместе, что решили создать новую группу. С самого начала было очевидно, что ее лидером будет Брайан. И именно он придумал группе название — «Роллинг Стоунз», по одной из песен Мадди Уотерса. В первом составе, помимо Кита, Мика и Брайана, был еще Йен Стюарт, один из лучших английских пианистов, игравших буги (он умер в 1985 году), басист Мик Тэйлор и барабанщик Тони Чэпмен. Брайан всегда подчеркивал, что они не преследовали никаких коммерческих целей; они были просто группой друзей музыкантов, получающих удовольствие от совместной игры. Сначала они репетировали нерегулярно, и Джаггер продолжал работать с «Блюз Инкорпорэйтед», а Брайан — с различными джаз-бандами.
Через некоторое время Тэйлор и Чэпмен откололись. Вместо них пришли Чарли Уоттс и Билл Уаймен — на барабаны и бас соответственно. Состав участников наконец полностью определился. Йен Стюарт все еще играл с ними на пианино. Вскоре Мик, Брайан и Кит сняли маленькую и не особенно уютную квартиру в Эдит-гроув в Челси. Они жили на несколько фунтов в неделю, которые зарабатывали, играя в клубах «на разогреве» перед более известными группами. Спустя несколько лет я как-то спросил у Брай-ана, почему он не любит картошку. Он рассказал мне, что в период их жизни в Эдит-гроув Кит и Мик постоянно готовили только картошку, потому что ни на что другое денег не хватало.
— Я тогда поклялся, что больше не притронусь к картошке, разве что уж совсем буду умирать с голоду, — пояснил он.
Брайан также рассказывал, что картофельная диета вынудила их иногда таскать еду у соседей. В соседней квартире жили два школьных учителя, которые часто устраивали вечеринки, пили пиво и слушали джаз. Замка у них на двери не было. И трое друзей, дождавшись, пока соседи забудутся в пьяном сне, частенько прокрадывались вверх по лестнице и уносили пиво и сандвичи.
— Мы делали это настолько ловко, что они ни разу ничего не заподозрили, — хвастался мне Брайан.
В самом начале шестидесятых, он, безусловно, был главным среди них. Кит и Мик боролись за его дружбу, а он тем временем пытался передать им все, что знал о музыке. Как-то Джаггер решил научиться играть на губной гармошке, однако спустя неделю, не добившись в этом особенных успехов, отложил ее. Вскоре она попалась на глаза Брайану, и тот, со своим невероятным талантом осваивать любые музыкальные инструменты, уже к вечеру начал вполне прилично играть. Джаггер вовсе не был раздосадован, напротив, он, по-видимому, был благодарен Брайану, когда тот объяснил ему, как это делается.
Временами они все впадали в депрессию, вспоминал Брайан, например, когда не могли заплатить за взятые напрокат инструменты. Но стоило им втроем посидеть немного вместе, пошутить и посмеяться — и снова казалось, что все проблемы не имеют никакого значения.
Мика в то время терзали сомнения. Сначала он расстроил родителей тем, что ушел из университета. Потом бросил место вокалиста в «Блюз Инкорпорэйтед». И ради чего? Чтобы исполнять какую-то непонятную разновидность американского фолка, которую никому не интересно слушать? Но больше всего его беспокоило, что у него что-то не так с голосом. Ему не удавалось петь так, как это делают черные блюзовые певцы. На большинстве записей группы того времени голос у него, действительно, звучит монотонно и немного фальшиво.
Брайан и Кит никаких сомнений не испытывали. Они были уверены, что делают все правильно. Им не пришлось ничем жертвовать, чтобы оказаться в «Роллинг Стоунз», и каждый раз, выходя вместе на сцену, они чувствовали такой прилив сил и энергии, что деньги, еда и признание их практически не волновали — во главе всего было создание музыки, в которую они верили.
— С самого начала мы знали, что все получится, — объяснял Брайан. — Блюз — реальная сила. Как только мы уговаривали людей послушать эту музыку, они сразу же, словно против желания, западали на нее и сами начинали покупать пластинки великих блюзменов. Я долго играл джаз и знаю, что он умирает, потому что там слишком много всякого дерьма и музыкантов, которые почти не умеют играть на своих инструментах. Кит знаком с современной поп-сценой и тоже знает, насколько она дрянная. Мы же хотели играть нормальную музыку. Кроме того, мы оба начинали чувствовать, что многим людям поднадоел традиционный джаз, они хотят услышать что-то другое — и вот этим другим как раз и будем мы.
Конечно, он был абсолютно прав. Прошло не так уж много времени, и в музыкальных кругах начали распространяться слухи об этих очень молодых, очень необычных и очень любящих шокировать публику музыкантах. Однако большинство людей относились к новой группе довольно скептически: мол, эти чокнутые подростки никогда и никуда не пробьются.
Несколько раз Брайан предлагал различным звукозаписывающим студиям выпустить их демо-диск, но они, будучи невнимательными к первым шагам рок-звезд того времени (включая Элвиса Пресли и «Битлз»), отказывались. Впрочем, и по сей день звукозаписывающие компании отвергают всех, кто пытается поколебать их собственное представление о музыке; они, кажется, твердо убеждены в том, что новое и непривычное не может быть коммерче-ски успешным.
Тем временем Брайан завел знакомство, которое помогло «Роллинг Стоунз» сделать весьма важный для их будущей карьеры шаг.
Джорджио Гомельски был, пожалуй, одним из самых незаурядных людей в Лондоне. Сын русского и француженки, он совершил кругосветное путешествие автостопом, а спустя некоторое время устроил в Италии первый джазовый фестиваль. Пожив некоторое время в Чикаго, он страстно влюбился в блюз, а затем переехал в Лондон, где организовал большой фестиваль джаза и блюза на открытом воздухе. После чего решил открыть самый модный музыкальный клуб в столице. Клуб назывался «Кродэдди», находился в Ричмонде, и «Роллинг Стоунз» как-то раз приехали туда, чтобы послушать молодых ритм-энд-блюзовых музыкантов.
Брайану Джорджио очень понравился, и он стал иногда заезжать к нему в Ричмонд побеседовать о джазе и блюзе. Разумеется, были у него и другие мотивы. Больше всего на свете «Роллинг Стоунз» хотели как-нибудь отыграть концерт в «Кродэдди». Но хотя Джорджио всегда был щедр на советы относительно того, как им улучшить свои выступления, он, несмотря на все намеки, не приглашал их. На самом деле, он выжидал, пока группа наберется опыта и мастерства, чтобы выйти на сцену в «Кродэдди» и не провалиться. Наконец настал подходящий момент — «Роллинг Стоунз» были готовы к концерту, а в расписании клуба имелся свободный вечер, — и Гомельски позвонил Брайану.
В первый день послушать их пришло шестьдесят шесть человек, и «Роллинг Стоунз» получили первый заработок: по два фунта на брата. Спустя неделю количество слушателей удвоилось, потом утроилось, учетверилось... И вскоре уже каждое воскресенье вдоль Кью-роуд выстраивались длинные очереди.
Молодежь съезжалась в клуб со всего Лондона, чтобы танцевать, общаться, флиртовать и целоваться под эту новую, напористую, мятежную музыку, прекрасно отражавшую настроения молодого поколения во всем мире. Здесь юный безработный Ронни Вуд встретил свою будущую жену Крисси, и они оба восхищались выходками и мастерством Брайана Джонса в «Кродэдди». Они и подумать тогда не могли, что спустя тринадцать лет Рон займет в группе место Брайана. Многие люди, приезжавшие в то время в «веселящийся Лондон», предпочитали воскресному ланчу поездку в Ричмонд — дабы своими глазами увидеть новую сенсацию. Среди них были Мэри Квант, Дэвид Бэйли, Джин Шримптон и многие другие.
Если бы это случилось в наши дни, «Роллинг Стоунз», безусловно, показывали бы по телевизору, о них писали бы в газетах. Но в то время средства массовой информации придерживались достаточно консервативных, если не сказать средневековых взглядов, и редко снисходили до упоминания о популярных музыкальных группах.
В конце концов под напором общественности в местной прессе все же была опубликована заметка. В ней репортер из «Ричмонд энд Твикенхэм Таймс» рассказал, как беснуются длинноволосые молодые люди и девушки в вызывающей одежде, когда «Роллинг Стоунз» заканчивают выступление. Это была красочная, хорошо написанная статья, после прочтения которой кое-кого из ричмондских отставных майоров хватил апоплексический удар. Впрочем, репортер не забыл упомянуть и о достоинствах самой группы: Роллинги играют намного лучше всех остальных в округе, музыканты молоды, холосты и вообще горячие парни — в то время как участники традиционных джаз-бандов по большей части хмуры, стары и апатичны. В общем, автор статьи считал, что при благоприятном стечении обстоятельств новая группа может получить мировую известность.
Появления именно такой публикации хотел Брайан. Он и годы спустя всюду возил ее с собой в качестве талисмана. Она была для него доказательством того, что его «Роллинг Стоунз», группу, которую он создал и которой руководил, ждет большое будущее.
Даже «Битлз», гревшиеся в лучах славы, которую принес им первый хит «Love Me Do», обратили внимание на эту статью. После очередного концерта к Роллингам подошел Джордж Харрисон и сказал, что они — лучшая из новых групп, которые он слышал. Музыканты пригласили его к себе в гости на Эдит-гроув, позвали туда троих других Битлов и до глубоко вечера общались — о музыке, революции, Чаке Берри и о том, как они изменят мир.
А потом, в апреле 1963 года, Норман Джоплинг, один из самых уважаемых обозревателей «Дейли Миррор», посетив «Кродэдди», написал:
Поскольку традиционный джаз понемногу сходит на нет, промоутеры испустили огромный вздох облегчения, когда обнаружили то, что может занять его место: ритм-энд-блюз. И, конечно же, ритм-энд-блюзовые клубы возникли повсюду с почти фантастической скоростью.
…В «Стэйшн отель» на Кью-роуд (здание, где размещается клуб «Кродэдди») юные меломаны отрываются под новую «музыку улиц» так, как никогда и не снилось музыкантам, исполняющим традиционный джаз.
Ансамбль, от которого они без ума, называется «Роллинг Стоунз». Возможно, вы никогда не слыхали о нем — если вы живете далеко от Лондона, то, скорее всего, нет.
Но вы еще услышите о них! «Стоунз» станут самым заметным явлением на ритм-энд-блюзовой сцене — если эти клубы будут продолжать процветать. Три месяца назад посмотреть на них пришло пятнадцать человек. Сейчас Гомельски вынужден раньше времени закрывать вход в зал, где уже собралось около 400 слушателей.
Поклонники быстро забывают про все свои комплексы и бешено танцуют под эту действительно захватывающую музыку. Возможно, дело еще и в том, что в отличие от многих других ритм-энд-блюзовых групп «Роллинг Стоунз» внешне очень привлекательны. Они не похожи на традиционных джазменов, которые выступают по обязанности, отрабатывая рабочие часы. Нет, «Стоунз» воистину сами являются энтузиастами ритм-энд-блюза, они поют и играют так, как можно было бы ожидать от чернокожих американцев, а не от красивых белых ребят. Молодежь на конце-рте ревет от восторга.
Их звучание очень напоминает Бо Диддли — и это вызывает уважение. Репертуар группы — горячий американский бит. Они отлично разбираются в ритм-энд-блюзе и исполняют около 80 песен, большую часть которых да-вно любят и ценят настоящие фанаты этого стиля.
Но хотя их ритм-энд-блюз имеет некоторое сходство с рок-н-роллом, вы не найдете в наших музыкальных хит-парадах ничего из того, что играют «Роллинг Стоунз». Эти ребята пока не пишут собственных песен, в их репертуаре только американские. «В конце концов, — говорят они, — вы можете представить себе британский ритм-энд-блюз? Это просто не катит».
Спустя буквально несколько дней после выхода статьи «Роллинг Стоунз» подписали контракт со звукозаписывающей студией. Студию представлял энергичный и обаятельный Эндрю Олдхэм, одно время работавший в качестве пресс-агента с «Битлз», и его партнер Эрик Истон, деятель шоу-бизнеса.
Контракт перечеркивал их дружбу с Гомельски (с которым имелась лишь устная договоренность о выступлениях) и Йеном Стюартом. Как считал Олдхэм, своей короткой стрижкой и выдающимся неандертальским подбородком Йен портит весь имидж группы. В итоге было решено, что Стюарт примет участие в записи, а на сцене выступать с «Рол-линг Стоунз» больше не будет.
Впрочем, для Брайана и Мика, так ждавшим этого контракта, порвать с несколькими старыми друзьями не являлось слишком высокой ценой за то, что предлагали им Олд-хэм и Истон.
Девять дней спустя «Роллинг Стоунз» отправились в студию «Олимпик», чтобы записать первый сингл. В то время они еще абсолютно не представляли себе, ни как сводить запись, ни как добиться того, чтобы в отсутствие слушателей песня тем не менее звучала так же, как на концерте. В результате они с огромным удивлением обнаружили, что записанная ими версия классической вещи Чака Берри «Come Оn» не то что не сравнима с тем, как мощно они ее играют на сцене, — она просто ужасна.
Менеджеры студии «Декка», с которой через Олдхэма тоже велись переговоры, были разочарованы. Однако «Роллинг Стоунз» записывались снова и снова, пока наконец, с пятой попытки, им не удалось создать более-менее приемлемую запись. В день ее выхода в свет «Роллинг Стоунз» дебютировали на телевидении, в довольно банальной и скучной программе «Спасибо твоей счастливой звезде».
И хотя все пятеро явились на съемки в приличных костюмах, они были ошеломлены тем, какую враждебность вызвало их краткое участие в телешоу у телезрителей среднего возраста.
Газетные заметки и письма в студию пестрели жалобами на длинные волосы и вульгарную сексуальность Мика и Брайана.
Вот типичная цитата из письма: «Позор, что на телевидение пускают этих длинноволосых и невоспитанных молодых людей. Их появление в шоу — это просто отвратительно...»
Брайан и остальные музыканты были удивлены и даже задеты такой реакцией. Один Эндрю Олдхэм был доволен.
— Мы сделаем вас полной противоположностью аккуратным красавчикам «Битлз», — объявил он. — Чем сильнее вас возненавидят родители, тем больше будет любить молодежь. Подождите немного и увидите сами.
Музыканты не особенно поверили словам Эндрю. Они считали, что злить людей — не самый лучший способ увлечь их ритм-энд-блюзом, однако решили подыграть Олдхэму и с каждым днем вели себя все более вызывающе. Брайан даже посоветовал Чарли Уоттсу отрастить волосы — тот выглядел слишком респектабельно. И неожиданно для них план Олдхэма сработал: все произошло именно так, как он и предсказывал. Мечты Брайана превратились в реальность, однако он никак не мог понять, почему где-то глубоко внутри него растет тревога.
http://www.labirint-shop.ru/preview.html?ID_Books=114275
