Книга самого известного белого блюзмена представляет собой образец психоанализа и торжества семейных ценностей
Издание биографий музыкантов — дело не слишком благодарное. Интернет активно заполнил информационную нишу, да и нынешний интерес к героям рока не сравним с тем, что был. Кроме того, угодить читателю такого рода книг непросто. Как правило, они информационно подкованы, владеют английским, что доставляет отдельную головную боль переводчику.
В случае с биографией блюзового гитариста Эрика Клэптона все еще сложнее. Давно стерлись граффити «Клэптон — Бог» на стенах станций лондонской подземки, а многие имена, так много значившие в судьбах героев поколения, уже никто и не вспомнит. Да и все альбомы Клэптона в составах групп Yardbirds, Cream, Blind Faith и Derek and The Dominos вместе взятые перевесит по степени известности трагическая, но светлая баллада Tears In Heaven.
Тем не менее автобиография Эрика Клэптона получила высокие оценки в немузыкальной прессе вполне оправданно, а российскому изданию повезло вдвойне. Если с западной стороны биографию курировал друг Клэптона, Кристофер Саймон Сайкс, то с российской — перевод, подразумевающий еще и редактуру, сделал джазовый критик Александр Беляев, который не просто блестяще передал манеру и стиль, но и скрупулезно выверил имена и музыкальную терминологию.
Биографии британских музыкантов тех лет по большому счету схожи: послевоенные семьи (как правило, неполные), редкие пластинки с записями американского рок-н-ролла и блюза, безграничное желание играть любимую музыку, «секс, наркотики, рок-н-ролл», а в финале добропорядочная семейная жизнь, подкрепленная надежным счетом в банке.
Рок-музыканты — народ веселый, а в 1960-х, когда потреблялось все, что хоть как-то может расширить сознание и выдернуть из привычных будней, веселье это переходило всякие границы. Глядя на сегодняшнего достопочтенного седого денди Клэптона, трудно представить, что за спиной у него килограммы и литры субстанций, стройные ряды сотен поклонниц и куча глупостей под аккомпанемент неизменно великолепной музыки.
Собственно, именно своей неизменной любовью к музыке Клэптон объясняет тот факт, что он все еще с нами, и то, что сумел вовремя остановиться. Возможно, если его гитарная манера повлияла на такое количество музыкантов, то и те полтора десятка страниц, где автор описывает свои алкогольные подвиги, плюс не меньше трех десятков страниц, посвященных попыткам с ними завязать, также заставят кого-то задуматься.
Встречи, расставания, открытия, разочарования и победы Клэптон рассматривает в явной попытке самоидентификации. Анализируя свои отношения с женщинами, среди которых бывшая жена Джорджа Харрисона, Патти Бойд и тогдашняя «переходящая медаль», а ныне первая леди Франции Карла Бруни, Клэптон не сводит счеты (все эти романы в свое время и так были достоянием общественности), а закручивает сюжет, четко приводя к хеппи-энду, неизменно утверждающему, приоритет семейных ценностей.
Книгу нельзя назвать сугубо музыкальным повествованием — работе над отдельными альбомами, вроде 461 Ocean Boulevard, посвящены главы, а другие сочинения вовсе остаются за бортом; некоторые выступления скрупулезно описаны, а некоторые, вроде юбилейного концерта Карла Перкинса, почему-то забыты. Для Клэптона важны не хронология и анализ, а собственное я и его положение во времени, пространстве, обстановке и компании.
Интересно, что стиль и спокойная манера изложения сразу кажутся очень знакомыми. Все просто — именно в такой неторопливой традиционной манере звучит большинство пластинок Эрика Клэптона. Так что если по прочтении книги вы захотите переслушать Wonderful Tonight, I Shot The Sheriff, My Father's Eyes и, конечно, Layla, ничего необъяснимого в этом нет.
