О его непростой судьбе можно сочинять романы – в ней была любовь поклонников, ослепительные минуты славы, крушение мечты, годы, проведенные в безвестности и нищете, и возвращение из небытия. А когда-то Пит Бест был простым ливерпульским парнишкой, сходившим с ума по Элвису Пресли и игравшим на ударной установке вместе с приятелями. Коллектив назывался «Битлз». Но в 1962 году его неожиданно уволили из группы накануне записи дебютного альбома без объяснения причин, что нанесло Питу душевную травму на всю жизнь. Тем удивительнее, что сегодня Пит Бест выглядит как человек, пребывающий в гармонии с собой и окружающим миром. Вот только в его ясных синих глазах нет-нет да и промелькнет грустинка, когда он заговаривает о своей «битловской» юности.
– Мистер Бест, когда вы поняли, что заболели рок-музыкой?
– В 1950-е годы, как и многие мои сверстники, я услышал звуки рок-н-ролла и почувствовал себя заново рожденным. Музыка дарила людям такое счастье, что самому хотелось играть на каком-нибудь инструменте. Вот и мы, ливерпульские мальчишки, покупали гитары или барабанные установки, которые в то время стоили всего пять фунтов, а потом разучивали перед зеркалом песни своих кумиров. Мы просто хотели быть счастливыми и делиться этим счастьем с другими.
– Помните ли вы вашу первую встречу с «битлами»?
– Я познакомился с Джоном, Полом и Джорджем, когда они выступали в клубе моей мамы – «Касба». Это было в августе 1959 года, когда группа еще называлась «Куорримен», а не «Битлз». Помню, как их искреннее, энергичное выступление потрясло меня до глубины души.
– В одном из интервью вы как-то обмолвились, что если бы не «Касба», мир никогда бы не узнал о существовании «Битлз»…
– Конечно, история не терпит сослагательного наклонения. Но если бы мама в свое время не открыла этот клуб, «Битлз» едва ли стали бы теми, кем стали. В «Касбе» у них была своя репетиционная точка, там собирались их первые поклонники, там они всегда могли найти поддержку и опору. Моя мама была особенной женщиной – очень живой, энергичной и безумно влюбленной в музыку. Ей нравилось дарить детям счастье и давать ливерпульским группам возможность проявить свои таланты, найти своего зрителя. И когда она увидела, насколько одаренными были «Битлз», ей искренне захотелось им помочь. Она делала для них все, что могла, пока на горизонте не появился их бессменный продюсер Брайан Эпстайн.
– Но почему-то колыбелью ливерпульской четверки принято считать другой клуб – «Кэверн»…
– Это одно из самых распространенных заблуждений. Изначально «Кэверн» специализировался исключительно на джазе. «Касба» же со дня открытия была задумана как рок-клуб. Это была не какая-нибудь затрапезная забегаловка на окраине города, а очень популярное заведение, вмещавшее до 300 человек! Кстати, «Касба» была уникальным местом еще и потому, что «Битлз» приложили руку к оформлению интерьеров клуба. К примеру, Джон расписал потолок, Джордж нарисовал звезды, я – пауков, а Пол – радугу. Эти интерьеры сохранились до сих пор.
– Каким образом вы стали участником «Битлз»?
– Дело было в августе 1960-го. Мне позвонил Пол и спросил: «Эй, парень, не хочешь поехать с нами в Гамбург?» У них тогда не было постоянного ударника. Естественно, я согласился. Вообще, перед поездкой в Германию «Битлз» были самой заурядной группой. Они решительно ничем не отличались от сотен своих сверстников, бренчавших на гитарах и мечтавших выбиться в люди. «Битлз» стали великой группой благодаря Гамбургу, где им приходилось выступать по 17–18 часов в сутки, играя забойный рок-н-ролл для пьяных матросов, тедди-боев и хулиганов в злачных заведениях квартала красных фонарей – Репеербана. Получив в Германии ценнейший опыт, они вернулись в Ливерпуль уже состоявшимися музыкантами, а вскоре покорили мир.
– Вы можете вспомнить самый сумасшедший поступок, который вы совершили в Гамбурге?
– О, мы совершали столько сумасшедших поступков! Однажды мы с Полом подпалили кинотеатр. Эта история овеяна легендами, а на самом деле все было вот как: «Битлз» предложили выступать в клубе «Топ-Тен» на Репеербане – элитарном по сравнению с «Кайзеркеллером», где мы играли до этого, заведением. Бруно Кошмидер, менеджер «Кайзеркеллера», рвал и метал из-за нашего решения: «Если бросите мой клуб, вы больше никогда не будете работать в Германии!» Но мы все равно разорвали с ним контракт. И вот мы с Полом пришли за своими вещами в кинотеатр «Бэмби», который служил нам гостиницей. Поскольку вокруг была кромешная тьма, мы решили смастерить импровизированный фонарь. У нас были с собой презервативы. Мы повесили «резинки» на стену, а затем подожгли их. Так случился небольшой пожар. Одна из стен выгорела полностью, хотя уж очень большого ущерба кинотеатру мы не причинили. Тем не менее на следующий день за нами приехала немецкая полиция и забрала в участок, после чего нас немедленно выслали из страны.
– А вы помните, как «Битлз» стали выступать не только с известными американскими хитами, но и с собственными песнями?
– О, это было великолепно! Когда мы объявляли со сцены, что сейчас прозвучит наша собственная песня, зал восторженно гудел: «Вау-у-у!» Но зрители приходили в еще больший восторг, если номер действительно оказывался удачным. Тогда все это было достаточно необычно.
– А каким был каждый из них в повседневной жизни? И о чем они говорили между собой?
– Ну, о чем обычно говорят подростки, играющие рок-н-ролл? В основном о музыке, новых пластинках, своих кумирах и о том, как их группу будут носить на руках поклонники! Джон был колючим, язвительным и довольно жестким парнем – таким его запомнили многие из тех, с кем он общался в те годы. Но я видел Джона и другим –добрым, ранимым и чувствительным. Уже если кто-то из нас и был философом, так это он. Джон много размышлял о смысле жизни, о Боге, о судьбе… Пол был и остается самым общительным и светским человеком. Джордж был тогда еще совсем ребенком со смешными оттопыренными ушами и желанием поскорее стать взрослым.
– С кем из них вы были особенно дружны?
– Я дружил с каждым, но особенно близок мне был все-таки Джон. Мне он понравился сразу, как только я увидел его на сцене в «Касбе». Помню, как в 1980-м году я узнал о его смерти. Я был дома, когда жена внезапно закричала из соседней комнаты: «Ты слышал, Джон умер?» Я сначала вообще не понял, о ком идет речь. Может, о нашем соседе? И когда услышал по радио новость о смерти Джона Леннона от руки сумасшедшего Марка Чепмена, не мог в это поверить. Мне казалось, что это чья-то глупая шутка. Естественно, я ходил сам не свой от горя. Для меня это была даже не гибель великого музыканта, а потеря близкого друга…
– Вас, наверное, уже замучили расспросами о причинах вашего увольнения из «Битлз», где вы проиграли всего два года?
– Да, меня часто спрашивают об этом, и я всегда отвечаю: для меня это до сих пор загадка. Честное слово! Но меня она уже больше не волнует так, как прежде. Чего греха таить, мне немного жаль, что я не стал частью легенды. Но, оглядываясь назад, я чувствую себя абсолютно счастливым человеком. Я уже пятьдесят лет женат, у меня замечательные красавицы-дочки и четверо внуков. Я играю в великолепной группе, разъезжаю с концертами по всему миру и завожу новых друзей.
– Чем вы занимались после ухода из «Битлз»?
– Я работал обыкновенным служащим, но в душе все равно продолжал мечтать о сцене. Мои друзья в Ливерпуле буквально замучили меня вопросом: «А почему бы тебе снова не начать играть, старик?» Я долго отнекивался, но в итоге меня уговорили. Вместе со своим младшим братом мы решили создать свою команду – The Pete Best Band. В 1988-м году выступили на фестивале «Битлз» в Ливерпуле и имели большой успех. Со временем начали записывать пластинки и ездить по миру с концертами, играя не только «битловские», но и собственные песни. Я горжусь своей группой.
– Поговаривают, что вы собираетесь выступить на одной сцене с Полом Маккартни.
– В последний раз я встречался с «битлами» сорок лет назад, когда еще был частью команды. С тех пор я ни с кем из них не виделся. Так что о выступлении с Полом пока ничего не могу сказать. Если это случится, то случится, а на нет и суда нет.
