RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

Чисто английское убийство

Пожилой человек со стеклянным глазом лежит на кровати. Его дыхание прерывисто, пальцы мнут одеяло, он тянется к стакану с водой, но отдергивает руку - пауза длится слишком долго, она нависает над ним, словно могильная плита.

 Сидящий у кровати мужчина нетерпели­во подает лежачему эту чертову воду, но тот уже решился.

- Я убил его, Том, - говорит он наконец. - Я убил Брайа­на. Tы ведь знал, правда? Том Кейлок, водитель и помощник группы «Rolling Stones», мрачно смотрит в сторону. Он ехал всю ночь, добирался на другой конец Англии, в за­бытую богом глушь, искал облупленный дом номер двадцать семь среди других таких же домов малень­кого британского городка. И все это время, трясясь в кэбе, а затем в поезде, он думал лишь о том, что ска­жет ему Фрэнк Торогуд - бывший строитель, когда-то его приятель и подчиненный, теперь, двадцать, че­тыре года спустя, - человек, о котором он предпо­чел бы никогда больше не слышать.

В доме тихо, где-то в другой комнате неслышно тикают часы, и кажется, эта картина прекрасно подошла бы для на­чала какого-нибудь романа Грэма Грина. Когда-то, много лет назад, произошло убийство. Все списали на несчастный случай, убийца вышел сухим из воды, и теперь, на смертном одре, его замучила совесть. Ему уже нечего бояться, и он хо­чет расставить все точки над «i». И зво­нит бывшему другу, которого не слышал столько лет...

У Тома много вопросов - он, как и Фрэнк, слишком долго жил с этой смер­тью за спиной, слишком много знал, куда больше, чем следователи. «Как?» «Почему он не выплыл?» «Тебя правда никто не видел?» «Почему именно сейчас?» Но, по­мявшись, он выдавливает из себя главное:

- Зачем? Зачем ты убил его?

- Он... он взбесил меня, - после пау­зы отвечает Фрэнк. - Он бесил меня весь вечер. Издевался, как обычно. Но я не хо­тел этого, правда. Я не ожидал, что он утонет...

 ...Смерть Брайана Джонса, гитариста и основателя группы «Rolling Stones», слу­чившаяся 2 июля 1969 года, поразила весь мир. Джонс утонул в собственном бассей­не в Восточном Суссексе, на ферме Котчфорд, где он зализывал раны после рас­ставания с группой. Бассейн был неглу­бок, а Брайан слыл отличным пловцом, в деле обнаружились и другие неясности - но происшествие признали «смертью по неосторожности». В крови нашли алко­голь и немного наркотиков - и дело за­крыли: все ясно, напился, обдолбался и не смог выплыть. Рок-звезда, что поделать... Через несколько дней после его смер­ти «Rolling Stones» дали в память о Джон­се бесплатный концерт в Гайд-парке. Джаггер прочитал элегию «Адонаис» Перси Биши Шелли, Ричардс ударил по струнам, в воздух выпустили тысячи ба­бочек, и Гайд-парк охнул от ужаса - ба­бочки задохнулись в коробках и мерт­вым дождем осыпались на слушателей. Это был очень дурной знак. «Rolling Stones» в тот день играли так себе, но в историю концерт все равно вошел - не как посвященный памяти Джонса, а как один из самых посещаемых концертов шестидесятых. Триста пятьдесят тысяч зрителей, шутка ли! Были и скептики: глядя на то, как лажают «роллинги», слушатели язвительно говорили: «Нет, без Брайана они скоро развалятся. Ничего у них не выйдет».

Для скепсиса были все основания: ведь Брайан и основал эту чертову груп­пу! Он их собрал, он придумал название, выбирал репертуар, всюду пропихивал, был и менеджером, и пресс-агентом, и стилистом, и гримером - короче, он и был группой «Rolling Stones». Эти стран­ные костюмы - он их придумал. Помада на губах Джаггера - его идея. Длинные волосы, жесты, женские наряды, викто­рианские камзолы, сапоги для верховой езды - все это Брайан, Брайан, Брайан... Когда Джаггер еще нерешительно мычал в микрофон в никому не известных^: студенческих бэндах, а Кит Ричарде разучивал дома на гитаре песни Чака Берри, Джонса уже знали в Лондоне как луч­шего в городе игрока на слайд-гитаре. Вокруг гремел модный рок-н-ролл, но Брайан плевать на него хотел - его интересовал только блюз, хриплая музыка черных, о которой в Лондоне 1962 года мало кто имел представление: негров на гастроли в Британию не возили. Джонс сам догадался, что вот этот звонкий плывущий звук, как на пластинках Мадди Уотерса, возникает, если поелозить по струнам бутылочным горлышком. И два­дцатилетний Брайан, давая объявление в газету «Jazz News», требовал лишь, что­бы желающие играть с ним знали только одно слово - «блюз». На всяких там Чаков Берри и даже на Элвиса он не обращал никакого внимания: это музыка для лохов.

Губастый парень Мик был то что надо. Он, правда, совсем не умел держаться на сцене: мялся, не знал, куда деть руки, что делать в паузах... Пройдет много време­ни, пока он научится своим фирменным гримасам, ужимкам и жестам. А тогда, в 1962-м, он был просто занятным модником, но зато знал все главные блюзовые имена и даже умел играть на губной гармошке.

Кит Ричардс подходил куда меньше - его кумиром был как раз Чак Берри. Они выпили с Джонсом пару пинт пива в одном пабе, потрындели, немного повздорили, и в конце концов Брайан все-таки сказал:

- Ладно, приходи на репетицию - посмотрим, может, что и получится.

Удивительно, но все получилось - Кит и Брайан отлично дополняли друг друга, и блюзовые соло у Кита получались вполне сносные. И все же с Брайаном не мог сравниться никто. Как-то так вышло, что он был музыкантом от Бога: любой инструмент, который попадал к нему в руки, моментально становился ему послушен. В четырнадцать лет он освоил кларнет, потом саксофон и акустическую гитару. Банджо, мандолина, ситар, бонги, ксилофон, флейта, орган и меллотрон, труба, тамбурин, цимбалы - в «Rolling Stones» он играл на всем, что только могло издавать звуки, и так, словно учился этому с детства.

Он не умел только одного - писать песни. Поэтому «роллинги» долго играли чужие - Брайану так было спокойнее. С каким-нибудь старым блюзом, он мог делать чудеса. Мог сыграть его «ноль-в-ноль», а мог придумать какую-нибудь удивительную аранжировку. Но свои песни - увы - у него не получались. Это его и погубило.

...На совет, где решалась судьба Брайана Джонса, посторонних не пригласили! «Роллинги» сидели в задней комнате паба «Вепрь и утка» и тихо совещались. Все сводилось к одному: от Джонса надо избавляться. Лет пять назад он был клеевым парнем, но теперь - совсем другое дело! Наркотики сделали из него параноика! Чуваки, он стал совсем невыносим. От него никакого толку! И в самом деле - что проку от человека, который не приходит на репетиции, пропускает записи в студии? А придя, тупо сидит на стуле, не в силах даже зажать нужные струны. Бывает, что и на стуле усидеть не может - падает на пол. Наркотики, чуваки, сделали из Брайа­на ватную куклу. Все мы не без греха тоже иногда принимаем. Гашиш, LSD, ко­каин - когда ты играешь в лучшей груп­пе на свете, в них нет недостатка. Это ше­стидесятые, чуваки, время эксперимен­тов. Но Брайан не мог с ними справить­ся, и они взяли верх.

Раньше все было по-другому. Раньше никакая доза и никакие эксперименты не могли повлиять на Брайана Джонса - пока на него смотрели девчонки, пока за ним гонялись журналисты, пока он был главным в «Rolling Stones». Все знали, что он задает здесь тон: отбирает песни, го­ворит, что и как играть. Он договаривал­ся о концертах в популярных клубах, представляясь менеджером группы, и да­же положил себе за это отдельную зар­плату. И он, а не Мик, был главным секс-символом группы - утонченный, язви­тельный, этакий Оскар Уайльд. На сцене все внимание было направлено на него, и он ловил каждую его каплю. Когда на­чалось это безумство с фанатками, люби­мым развлечением Брайана стало выйти на какую-нибудь оживленную улицу, до­ждаться, пока его заметят девчонки, а по­том бежать от них со всех ног, как битлы в фильме «Вечер трудного дня». Немного опасно, очень шумно, но ужасно весело. Все изменилось, когда Кит и Мик вне­запно поняли, что могут писать песни. Это было ужасно выгодно. Да и вообще, свои песни - это круто. Так думали все - но только не Брайан. Это все еще была его группа, вот только главными теперь становились Мик и Кит. Конечно, он все еще был им нужен - придумать аранжи­ровку, подхватить идею, взять ситар и сбацать такое соло, от которого у всех волосы становились дыбом. Но без сита­ра группа могла обойтись, а вот без пе­сен Мика и Кита, без очередного «Satisfaction» - нет.

В пабе «Вепрь и утка» говорили жестко. Он просто завидует, - безжалостно рубил Мик. - Его зависть разъест группу, как кислота. - Последние полгода это просто ка­кой-то кусок говна, а не человек, - сог­лашался Кит. Ему бы выбрать слова помягче - все-таки совсем недавно увел у Брайана де­вушку, любовь всей его жизни, и причин быть «куском говна» по отношению к Ки­ту у Брайана было предостаточно, но речь шла о группе, и тут не до сантимен­тов. Осторожный Чарли Уоттс, барабан­щик, напоминал о том, что скоро надо отправляться в американское турне, очень важное, а Брайану не выдали визу - из-за того что недавно у него в доме был обыск, нашли гашиш, кокаин и едва не посадили. Без гитариста ехать нельзя, Брайана надо кем-то заменить - так, мо­жет, решить все проблемы разом?..

То июньское утро выдалось жарким. Солнце плавило окрестности Суссекса, и на ферме Котчфорд Брайан Джонс без­успешно пытался проснуться - духота давила, словно ватное одеяло, Джонс во­рочался, где-то под потолком звенел ко­мар. В окно на него, улыбаясь, смотрел Кристофер Робин - Брайан купил виллу Алена Милна, автора «Винни-Пуха», и вместе с разлапистым домом приобрел и все странности, имевшиеся на вилле: Те­ремок Размышлений, Зачарованный Лес (несколько акров, поросших соснами), а также гипсовые фигуры Винни-Пуха и всех-всех-всех, от Кристофера Робина до Тигры, расставленные по саду и лу­жайкам. Давно надо было просыпаться: кто-то уже минут десять барабанил в дверь. И накинув роскошный бархатный халат с кистями, Брайан с удивлением пропустил в дом решительно настроен­ную троицу - Мика, Кита и Чарли.

Мик начал дипломатично:

- Пойми, чувак, даже если тебе и да­дут визу, ты не можешь ехать в тур. Ты не ходил на репетиции, а нам нужно играть новые песни, ты же их не знаешь...

Кит прервал эту игру:

- Брайан, ты уволен. Все кончено.

Они ожидали, что будет крик, скан­дал, истерика, что он бросится на них с кулаками, но Джонс только меланхолич­но кивнул - он умел держать удар.

- Сто тысяч, - заторопился Джаггер, - сто тысяч фунтов прямо сейчас за раз­рыв контракта и еще двадцать каждый год пожизненно - то есть столько, сколько будет существовать группа. И еще название...

- Название остается за мной, — мот­нул головой Брайан. — Это я его приду­мал. Вы не забыли? Так что если я захочу основать вторые «Rolling Stones»... Ладно, не парьтесь. У меня есть планы. Мы поду­мываем кое-что сделать с Хендриксом.

Джаггер был пафосен, Кит - мрачен, Чарли - растерян. Все это совсем не по­ходило на те дни, когда они сидели в од­ной комнате и счастливо смеялись, запи­сывая новые песни. Похоже, их развело время, и теперь вместо дружеских бесед они мусолили совсем иные, какие-то гнилые темы - как объявить фанатам, кто выступит с заявлением для прессы, что там насчет будущих отчислений... Парни избегали смотреть друг на друга - каждый из них понимал: в этой зали­той солнцем гостиной творится что-то не то, но выбора у них не было. Еще два-три неизбежных вопроса - и вот уже Мик облегченно вздыхает:

- Счастливо, Брайан. Заходи к нам в студию, чувак.

Они пожимают друг другу руки: все должно быть как у людей, надо соблюсти приличия - и дверь с тяжелым стуком за­хлопывается за «роллингами». Навсегда... Воцаряется тишина. Лишь через не­сколько минут с лужайки слышится ка­кой-то печальный звук, словно мяукает маленький котенок. Обняв гипсового Кристофера Роби­на, Брайан Джонс тихо рыдает.

...Теперь каждое воспоминание причи­няет боль. Их первый концерт в лондон­ском клубе. Первая пластинка. Комната, где Джаггер, Кит и Брайан спали на одной большой кровати и, не вставая с постели, смолили косяки - они жили почти без денег, в грязной съемной квартире, но то были самые счастливые дни в его жизни: музыка, концерты, поклонницы, и ничего больше. Теперь же все, чем они жили, хо­чется поскорее забыть. В доме полно бу­тылок, под кроватью валяются упаковки с болеутоляющим, снотворным, пакетики с гашишем, но воспоминания не отпуска­ют. Особенно про Марокко...

Тогда ведь все и началось: зимой 1967-го «роллинги», по полной вкусившие прелестей звездной жизни, решают не­надолго скрыться от всех в далекой и за­гадочной стране Марокко. В газетах про­должают раздувать идиотскую историю с обыском в доме Кита Ричардса, после­довавшим вслед за обыском у Джонса, - там нашли фантастический ассорти­мент наркоты, готовится показательный процесс, который начнется в июне. Киту и Мику светят вполне реальные сроки, но пока - пока они отпущены под залог, пресса безумствует, и лучше всего сва­лить туда, где их никто не будет искать. Где они будут, как прежде, свободны, ве­селы, ни от кого не зависимы.

Слава Богу, в Марокко нравы попроще. Тут подадут тебе и киф - смесь табака с марихуаной, и маджун - конфетки из меда и гашиша, да и все остальное можно найти, если поискать. Джаггер уже в Тан­жере и зовет остальных. А добраться можно на машине Ричардса, «Бентли» по прозвищу «Голубая Лена» - настоящее волшебное приключение! Из Англии на пароме они переправятся в Париж, по­том через всю Францию и Испанию - к Средиземному морю, и дальше - через Гибралтар в Марокко. Машину поведет Том Кейлок - отличный водитель и во­обще человек, на которого можно поло­житься. Для «Rolling Stones» он - человек, который решает проблемы: приятно на такого спихнуть все мелкие дела и сов­сем не думать о реальности. Впереди пыхает сигаретой Кит, сзади Брайан целует­ся с Анитой, та время от времени снимает все происходящее на ручную камеру, ве­тер ерошит ее волосы...

Джонс потом часто прокручивал в го­лове варианты - что было бы, если бы он не подхватил грипп на второй день пути и не застрял в Тулузе? Он ведь сам предложил ребятам двигаться дальше - врачи требуют поваляться несколько дней в постели, ну и ладно, нагоню вас в Танжере, парни! Брайан остался, его мес­то на заднем сиденье рядом с Анитой за­нял Кит, и все покатилось в тартарары.

Пока Брайан справлял в госпитале свой двадцать пятый день рождения, Анита занималась с Китом любовью пря­мо на ходу, на заднем сиденье, - это Брайан узнал уже позже. Но, добравшись до Танжера, он сразу почувствовал не­ладное. В том, как они смотрели друг на друга, как передавали блюдо с персика­ми или кальян, таилась неприкрытая по­хоть - а уж в похоти Брайан знал толк.

Да, он тоже не ангел. И с женщинами с самой юности обращался так, как, по его мнению, должен обращаться настоящий мужчина - чуть презрительно, немного высокомерно. А если надо ударить - можно и ударить. Никаких «серьезных от­ношений», никаких разговоров о браке - у Брайана пять детей от разных женщин, и он не удосужился признать ни одного из них своим. О женитьбе и вовсе речи не было. Конечно, все дело в той идиотской школьной истории - от него забереме­нела шестнадцатилетняя подружка, раз­разился скандал, Брайан бросил школу и ушел скитаться: шлялся по Европе, доб­рался аж до Скандинавии, жил по сквотам, зарабатывал, играя на улицах на ги­таре... После этого к женщинам он отно­сился крайне подозрительно: из-за них жизнь может пойти наперекосяк.

Но Анита - с ней все было по-друго­му. Аниту Палленберг, двадцатитрехлет­нюю фотомодель, он встретил за сценой - «Rolling Stones» давали концерт в Мюнхене, а как она там оказалась, Бог весть. Но Брайан был сражен  - как ни­когда до и, увы, никогда после. Эта блон­динка с тяжелым немецким акцентом просто поманила его за собой - и Брай­ан Джонс, любимец женщин, за которым девицы бегали по улицам толпами, по­шел как зачарованный.

По взглядам Кита и Аниты Брайан то­гда все понял сразу - но как вести себя в такой ситуации?

- Давай, Кит, дружище, я же вижу, ты ее хочешь, - хитро прошептал он, цапнув кусок халвы.  - У нас равноправие, каж­дый делает что хочет! Я не против, по­верь... Свободная любовь - это здорово!

Это было так жалко, так по-детски - пока его окончательно не предали, пока не повернули нож в спине, побыстрее сделать вид, что он сам этого хочет. Меньше всего Брайан стремился казать­ся жалким - и потому этим же вечером поступил так, как и должен поступать мужчина. Напился, нанял двух местных проституток и стал дожидаться Аниты - а когда та, войдя, отказалась с ними спать, просто ее избил.

Анита сбежала и провела ночь в ком­нате Кита - и черт бы с ним, все еще можно было исправить, наутро он при­шел в себя, и обида уже не казалась такой острой, к тому же он был виноват - нет, правда виноват... Но они сбежали. Выду­мали какой-то смехотворный предлог, отослали его слушать мистическую ма­рокканскую музыку, а сами собрались и покинули отель - в такси, в аэропорт, в Лондон. Джаггер, Кит, Анита, Кейлок - все. Кит потом говорил, что он просто спасал Аниту, что Брайан был неуправ­ляем, в него словно бес вселился, что в каком-то смысле было правдой - но этот бес назывался ревностью, и еще обидой, а чувство, что тебя предали луч­шие друзья, этого беса никак не могло усмирить. Мик и Кит украли его группу, а теперь Кит украл его девушку. Сидя во дворе отеля под палящим марокканским солнцем, бесцельно водя пальцем по красному песку, Брайан с горечью понял - все кончено. Навсегда. Безвозвратно.

...На ферме Котчфорд тихо. Вокруг ни души. Волна журналистов, нахлынувшая после вести о том, что Брайан Джонс уходит из «Rolling Stones», отступила: че­рез закрытую дверь он прорычал им проклятия и сообщил, что ничего ново­го не скажет. Они с «роллингами» расста­лись друзьями. Их пути разошлись. Боль­ше сообщить нечего.

С неделю репортеры разочарованно бродили по бывшим владениям писате­ля Милна - уворачивались от собак, фо­тографировали гипсовых винни-пухов, изредка - самого хозяина дома, случай­но выглянувшего в окно. Потом в редак­циях перестали платить за фотографии опухшей физиономии Джонса, и набеги прекратились.

Виски на завтрак, успокоительные на обед, кальян и косяк на ужин - он жил теперь в лености, депрессии, тоске... Кровать с ним делила точная копия Ани­ты - Анна Волин. Блондинка того же ро­ста, она даже говорила с точно таким же акцентом, как у Аниты. Бывшая танцов­щица, она болтала с ним, когда у Брайа­на была охота поболтать, молчала, когда молчал он, и тихо убиралась к себе, когда он был не в духе, - а последнее случа­лось все чаще. За окном бригада строи­телей под началом одноглазого чувака по имени Фрэнк перестраивала виллу, иногда приходила подружка Фрэнка Джанет -  она была медсестрой и могла померить хозяину давление. Неплохая девица, а больше никого и не было.

Иногда тишину разрывал многоватт­ный блюз, и сквозь него слышались невнятные проклятия: «Я им еще покажу! Они еще пожалеют!» Он организует но­вую супергруппу, с Хендриксом и Ленноном, а может, даже с Диланом - они не против, они уже почти согласились! Он может даже из вредности назвать ее «Rolling Stones» - у него все права на на­звание! И тогда про этих клоунов мир за­будет через полгода, а он, Джонс, снова станет суперзвездой!

Тот вечер ничем не отличался от про­чих. Брайан проспал до обеда. Потом не­много поиграл на гитаре. Ближе к вечеру решил искупаться и перетащил к бассей­ну магнитофон, стол и бутылку водки. За стол он позвал Фрэнка - они повздори­ли вчера, и Брайан решил, что перегнул палку, может, стоит примириться. Анна немного посмотрела, как они бултыха­ются в воде - словно мальчишки, чест­ное слово,- и пошла болтать по телефо­ну с подругой.

Шаги, чей-то крик, потом еще один, ближе: «Сюда, я не умею плавать!» - и дальше начался какой-то кошмар: на дне подсвеченного бассейна лежало тело ее любимого, и волосы колыхались, словно водоросли. Это могло быть даже краси­во, очень красиво, если бы не было так ужасно... Джанет визжала, что не смогла нырнуть, что его надо вытащить. Брайан оказался ужасно тяжелым, хорошо, что подоспел Фрэнк. И тут Анна вспомнила, что только что видела его мокрым на кухне: он пытался разжечь сигарету, и руки его тряслись. Но Фрэнк сказал толь­ко: «Мы поплавали, и я оставил его одно­го», и Анна отбросила подозрения: Брай­ан, наверное, перебрал успокоительных с водкой, это несчастный случай, просто несчастный случай...

...На похоронах Брайана Джонса со­бралась многотысячная толпа. Процес­сия из четырнадцати машин везла тело рокера, окантовка могилы была выпол­нена в форме гитары и украшена гигант­ской аркой с надписью «Ворота в рай», выложенной красными и желтыми роза­ми - подарок от группы. У гроба стояли бледные басист и барабанщик, но ни Мика, ни Кита на похоронах не было. Не пришла и Анита...

Отсутствие соратников по группе не осталось незамеченным -  странности в поведении «роллингов» множились, и по Лондону поползли таинственные, леденя­щие душу слухи, венчаемые зловещим словом «убийство». Вспомнили о том, что Брайан был прекрасным пловцом, он пла­вал даже в шторм и едва ли мог утонуть в собственном бассейне. Выяснилось, что алкоголя и успокоительных в крови было найдено не так уж и много. Что все цен­ные вещи Джонса - гитары, костюмы, ук­рашения - украдены. Ходили упорные слухи, что в ту ночь на вилле был кто-то еще. Под страшным секретом рассказыва­ли, что одна местная старушка видела, как в четыре утра оттуда уезжали... Джаггер и Ричардc. Она собралась было идти в поли­цию, но ей плеснули в лицо кислотой, и теперь старушка уже ничего не скажет. Недаром с тех пор «роллинги» нигде ни единым словом не упоминали об основа­теле группы - словно его и не было.

«Ричарде ударил его в ухо, Брайан по­терял равновесие и захлебнулся». «Его топил Джаггер, а Ричардc держал». Кар­тины происшедшего множились, слухи наслаивались один на другой. Его убили - чтобы не мешал корпорации «Rolling Stones». Чтобы не организовал супер­группу. Чтобы не мозолил глаза Аните. Чтобы, чтобы, чтобы...

Два юных констебля, приехавших в ту ночь, ничего не знали о сложностях внутри «Rolling Stones». Им просто не хо­телось лишней головной боли. С убий­ством было бы слишком много возни, а доказать что-то нереально: три свидете­ля, отсутствие прямых улик, никто ниче­го не видел... От этих «роллингов» и так было слишком много вони: Джаггера и Ричардса не посадили за наркоту лишь потому, что газеты подняли нешуточ­ный вой в их защиту, и даже потомст­венные аристократы вступились за ху­лиганов от рок-н-ролла. А то, что с года­ми странная смерть Брайана Джонса стала именоваться «самой таинствен­ной смертью в рок-н-ролле», их меньше всего волновало.

Но двадцать четыре года спустя обо всем этом, казалось, забыли. Новое поко­ление слушателей понятия не имело, что в «Rolling Stones» был человек по фами­лии Джонс. Анита Палленберг разо­шлась с Ричардсом. Анна Волин уехала в Стокгольм и открыла там магазин. Том Кейлок ушел из корпорации «Rolling Stones» вскоре после смерти Брайана, и теперь, сидя у смертного одра Фрэнка, он чувствовал, как по его спине течет хо­лодный пот - прошлое возвращалось и тянуло его за собой.

Ведь он был там. Он приехал раньше констеблей - Фрэнк позвонил ему но­чью со словами: «Брайан утонул». Вслед за ним примчался пресс-секретарь «роллингов». Вместе они прочесали дом. Вы­тащили и сожгли простыни, костюмы, все подозрительные пузырьки. - Нам не надо лишнего геморроя, - приговаривал Том. - Будет обыск, най­дут наркотики, опять вспомнят про «Rolling Stones» - ни нам, ни Джонсу это­го не надо. А времени обшаривать каж­дый пиджак нет.

Фрэнк хотел тогда ему что-то сказать, его тонкие губы тряслись от желания вы­блевать правду наружу, но Том остано­вил его сразу же:

- Я ничего не желаю знать, слы­шишь?! Так или иначе, ты виноват в том, что случилось, и мы оба это знаем. А под­робности расскажешь полиции - если захочешь, конечно.

Двадцать с лишним лет за ним тяну­лось это «я ничего не желаю знать». И все-таки догнало - осунувшийся, блед­ный шестидесятивосьмилетний Фрэнк лежал на кровати и хрипел, словно ак­кордеон с порванными мехами.

- Он был мальчишка, хамло, сосу­нок, — сбивчиво бормотал Фрэнк. - Я был старше его на семнадцать лет, я глаз потерял на войне, а он был щенок, бога­тый засранец. Он палец о палец не уда­рил, деньги на него просто сыпались. Деньги, девочки, выпивка - все что хо­чешь. Я клал кирпичи в саду, пахал, не разгибаясь, а он... он издевался надо мной. Он влез мне в голову, понима­ешь?!

Он то манил этого смешного усатого рабочего, то измывался над ним. То вы­тягивал из него детские истории, то пла­кался и подливал виски, а то вдруг ряв­кал: «Иди работай!» Его девка, Анна, - она подмигивала ему. Как-то раз Брайан даже сказал:

- Отожмешься пятьдесят раз - и она разденется для тебя.

Фрэнк отжался - и увидел грудь, ко­торая снилась ему много раз.

- Еще пятьдесят - и кто знает, на что она пойдет? - Голос Брайана дрожал от предвкушения забавной игры.

Вторые пятьдесят дались с трудом - и что же? Анна поманила его к себе, поцело­вала взмыленного чудака в лоб и сказала:

- Прости, Фрэнк, я предпочитаю моз­ги, а не мышцы.

В пригородах северного Лондона, от­куда Фрэнк был родом, могли зарезать только за это. А ведь было и много друго­го - много, очень много. Он терпел, но терпение его кончилось тем злосчаст­ным утром, когда Брайан вызвал его к се­бе и звенящим дискантом крикнул:

- Ты хреновый строитель, Фрэнк. Балка, которую ты приколотил в кухне, упала и раздавила стол. А могла бы раз­давить меня! Если не исправишь все за сегодня - пеняй на себя. Я уволю тебя, понял? И не заплачу ни пенни. И ты ни­где больше не найдешь работы, урод!

Да, он был хреновым строителем. По­тому что главной его задачей было не кирпичи класть, а следить за Брайаном - корпорация «Rolling Stones», а проще говоря, лично Кейлок нанял его именно за этим. Просто посматривать - чтобы не случилось чего. Кто же мог подумать, что у этого усача, простого, как шиллинг, сдадут нервы.

Той ночью они барахтались в воде как дети, так это выглядело со стороны, - но Фрэнк уже не владел собой. И когда Брайан, смеясь, снова назвал его урод­цем, а потом еще прибавил: «Давай гре­би, одноглазый!» и припечатал старика­ном, на Фрэнка словно что-то нашло. Он схватил эту мерзкую обросшую голову, эти локоны, как у девчонки, и вдавил ее в воду, чтобы его поганый рот перестал болтать ерунду, -  и держал ее там, пока из воды не перестали идти пузыри. Тело медленно погружалось на дно, а Фрэнк уже выбирался из воды - он шел на кух­ню: ему жутко хотелось закурить...

...После похорон Фрэнка Торогода Том Кейлок под присягой засвидетельствовал, что тот перед смертью признался в убий­стве Брайана Джонса, совершенном в ию­ле 1969 года. На основании этого в 1994 году полиция возобновила дело, но вско­ре была вынуждена его закрыть - ника­ких иных доказательств найдено не было.

В 1999-м Анна Волин написала книгу «Убийство Брайана Джонса». В ней она также обвинила в убийстве Фрэнка Торогуда. По ее словам, Фрэнк вел себя подоз­рительно, не выказал ни малейшего удив­ления, увидев тело, и дважды настойчиво просил ее не упоминать его имени - пе­ред приходом полиции и пять дней спус­тя, на дознании: «Все, что им надо знать, - Брайан напился и утонул. Не говори, что видела меня на кухне. Я вылез из бассей­на, когда он был еще жив, и знаю не боль­ше, чем ты». За молчание ей заплатили - лично пресс-секретарь «роллингов» Лес Перрин. Она дала расписку в том, что обя­зуется не рассказывать в прессе о смерти Брайана и вообще ничего, что могло бы навредить репутации Брайана и «роллин­гов». Все ее интервью должен был сперва визировать Перрин.

Бригаде рабочих также было заплаче­но сполна. По слухам, один из них смог поехать в кругосветное турне, а другой - приобрести дом на Лазурном берегу. Ес­ли же верить расследованию, проведен­ному и опубликованному американским журналистом Альфредом Хотчнером, по свидетельству друга Джонса Николаса Фицджеральда, Брайана топил не один Фрэнк, а несколько рабочих из его бри­гады - все они ненавидели богатую рок-звезду. Фицджеральд и Хотчнер якобы нашли двух человек, которые в ту ночь стали случайными свидетелями убийст­ва - они приехали на виллу к Джонсу и из кустов видели рабочих, которые глу­мились над длинноволосым человеком, не давая ему выплыть. Тем не менее, име­на свидетелей и даже имена рабочих в книге не называются, а в Британии она не была издана.

Параллельное расследование, кото­рое десять лет проводил кинорежиссер Стивен Вулли, позволило ему найти Джанет Лоусон - бывшую подругу Фрэнка, которая сразу после убийства покинула страну и никогда не была допрошена по­лицией. Джанет подтвердила слова Ан­ны. Фильм «Stoned» об убийстве Брайана Джонса собрал воедино все версии - и ничего не изменил.

В конце 90-х многие из личных вещей Брайана, пропавших в ту ночь, всплыли на различных аукционах - в том числе на аукционе «Кристи».

Единственной официальной версией смерти Брайана Джонса по-прежнему остается «несчастный случай».