Письмо к тебе, my sweet Джордж

Но, знаешь, когда радость безоглядна, то и печаль неизмерима, я замечал. Это как третий закон Ньютона, - помнишь про силу действия, которая - хоть ты тресни! - равна силе противодействия...

Так и с Битлз вышло, - сколько они нам солнц весёлых навключали, и яблок сочных подарили, сколько с ними было конфетти и огней бенгальских, молодости, глупости и радости... А при этом сами они платили за все эти Солнца и Радость душой и судьбой.

И ещё собой...

То самолёты загорались, в которых они на гастроли летали, то поклонники их любили необузданно - не просто там, пуговицу на память оторвать, а уж сигануть хором на крышу авто, в котором музыканты расположились мирно. Как они после всего живы-то остались - одному небу известно. Я уже не говорю о постоянно-вздыбленном состоянии любого артиста. Но эти-то вообще на виду у всего мира. И за всю свою известность и миллионы денег они расплачивались сполна.

В високосном декабре 1980-го не стало основателя Битлз, нежного душой горлопана Леннона. Ему только-то и было, что 40 лет. Тогда один малохольный недоумок возомнил, что он и есть настоящий битл Джон, и разрядил в реального Леннона обойму своего "Смит&Вессон".

А теперь вот не стало и Джорджа Харрисона. В 58 лет... И, Господи, как это всё объяснить?!

Знаешь, у тех, кто любил и продолжает любить Битлз, Харрисон всегда вызывал какое-то особое чувство. То ли потому, что Джордж был самым младшим из них, то ли по какому другому поводу, да только Харрисона всегда любили по-настоящему. Хотя и негромко, без истерики. И без разрывания на груди рубахи, как могли любить Джона Леннона. Или без чувственных, виньеточных восторгов, как до сих пор обожают Маккартни. И уж тем более, без раздолбайской симпатии, как к вечно-миролюбивому Ринго. Может, потому что в Харрисоне чувствовалось одновременно и "штучное", и шуточное. Джордж всегда казался нам из нашего морозоустойчивого "далека" каким-то умиротворённым, мудрым и интеллигентным. Эдакий ироничный философ-гуру с гитарой в обнимку.

Говорят, он с детства был таким и рос не очень-то шумным, и всё больше в себя опрокинутым. Никому не подчинялся, носил длинные волосы и был бешено влюблён в музыку по имени Рок-н-Ролл - с гитарой своей не расставался, и играть на ней учился до сбитых в кровь пальцев. Правда, Джон Леннон не очень-то хотел принимать его в свою группу - уж очень Харрисон моложаво выглядел. В задиристом и несмышлёном подростковом возрасте это всегда очень болезненно и важно. Как-то Леннон сказал:

"Когда я уже был 16-летним тедди-боем и носил бакенбарды, 14-летний Маккартни выглядел ещё моложе Джорджа Харрисона, хотя Джордж вообще смотрелся как ребёнок". Но только, знаешь, ребёнок этот к своим 13 годам так навострился играть на гитаре, что грозный 16-летний тедди-бой Леннон и его местная шпана молча сняли шляпу, и приняли Харрисона в свой ансамбль. Как потом признавался Леннон: "Джордж мог брать такие аккорды, о которых никто из нас даже не знал". Хотя, до самого распада группы в 70-м году Харрисон всё равно оставался младшим. И не только по возрасту - рядом с таким божественным дуэтом, как Леннон-Маккартни он и впрямь выглядел не шибко выразительным.

Правда, знаешь, есть в этой причёсанной, но всё равно буйной длинноволосой мифологии весьма забавная деталь - когда Битлз впервые прослушивались в одной из лондонских фирм звукозаписи - а было это в январе 1962-го, незадолго до того, как хлынула мировая популярность группы, - голос Харрисона понравился великобританским акулам шоу-бизнеса много больше, чем голоса его более ретивых коллег по ансамблю. Так что теоретически Харрисон мог стать главным вокалистом Битлз.

Но это теория. На практике всё было по-другому, и практика сделала Битлз великими.

Другое дело, что великими Битлз стали только для мира. Для самих себя у них во все времена находились и здоровый цинизм и самоирония. Тот же Харрисон ещё в начале 60-х спел почти автобиографическую песню о себе, о Ленноне и Маккартни - "Три облезлых кота", и, если верить Ринго Старру (а ему есть смысл верить), - так оно и было.

Во времена всемирного битловского нашествия по имени "битломании" Харрисон оказался самым необычным и независимым из участников ансамбля. Он вроде бы и молчал по-подростковому, но уж если и шутил на пресс-коференциях, то так, что все очень иностранные журналисты впокат лежали. Может, какие-нибудь сегодняшние эстеты и скажут, что шутки эти примитивные, и что нет в них интеллектуальности. Но, знаешь, когда очень иностранные журналисты залихватски спрашивают у приезжих из английской провинции музыкантов:

- А, скажите, что вы обычно делаете между концертами в своих гостиничных номерах? - и у 20-лет-него Джорджа Харрисона мгновенно находится ответ:

- А так, знаете, на коньках катаемся... - то мне кажется, что интеллектуальности здесь с лихвой хватит на всю очень иностранную журналистскую братию. А потом, как известно, "не обязательно во всём должен быть смысл, есть юмор, и достаточно"...

При этом, поскольку в группе были явные лидеры Леннон и Маккартни, сочинявшие практически все песни, Джордж никогда одеяло на себя не тянул, и вперёд не лез. Хотя и цену себе знал как настоящий трудяга - Харрисон был убедительно-сценичным лидер-гитаристом, и пел при этом, не мандражируя. А что до "соперничества" с тандемом Lennon-McCartney, так Джордж, уже будучи в зрелом возрасте, однажды и сам произнёс: "Как можно сравнивать себя с гениальными Джоном и Полом?". Но при этом он и поклонникам нравиться успевал, и на сцене работал just like a вол. И гитара его фальшью не дребезжала...

Потом, знаешь, странная вещь - лучшие Харрисоновские песни Великой Битловской Эры были вроде бы и в русле группы, и при этом оставались настолько ни на что непохожими, что вообще не понятно, как он их сочинял, и откуда там ноги растут. Если гений мелодики сэр Пол, позволявший себе как истинный принц рок-н-ролла заявления вроде: "Мы можем сочинить любую музыку, потому что, во-первых, мы умеем это делать, а, во-вторых, мы великие плагиаторы", то Харрисон-композитор, не хватавший с неба звёзд, сочинял такие песни, которые хитов мировых не напоминали, хотя сами потом с лёгкостью становились звёздами. Так было и с песней "Taxman", где Джордж во всеуслышанье приложил тогдашнего британского премьера-и-министра Гарольда Вильсона, и с лирическими "Here Comes The Sun", и "Something". Так было и с "I Me Mine", переполненной отчаяньем, и с молитвенной While My Guitar Gently Weeps"...

Битломаны и биографы Битлз взахлёб потом изумлялись, как этот человек, находящийся в тени великого мелодического учения маккартизма-леннонизма, смог наваять такое. И тут уже на все лады смаковались особенности трудолюбивого характера Джорджа, сложившегося ещё в период трудного детства - а в семье росло, так, на минуточку, четверо детей, при этом папашка-Харрисон в палате лордов не восседал, а вдумчиво и ежедневно крутил баранку рейсового автобуса, а Матушка-Гусыня Луиза и вовсе не работала - просто некогда было, - когда в доме одномоментно подрастают четыре Филиппка, тут уже не до эмансипации.

Но, знаешь, я не биограф Джорджа Харрисона, и тебе не советую им быть. В смысле биографом. Я вообще считаю, что слюнявые битломанские восторги - так, от скудомыслия и безделья. Я знавал одного психа, так тот, когда спать укладывался, засовывал под подушку фотографии Харрисона. Но не просто так, а чтобы Джордж ему во сне явился, и обучил секретам гитарного мастерства. Ты думаешь, я шучу? Зря ты так думаешь. Таких ребят я знал не мало. Да только, к сожалению, теперь им и сказать-то нечего, кроме как "а помнишь, мы, бывало, слушали битлов". А уж у того хлопца, кто за мастерством во сне гонялся, так до сих пор с мастерством и не складывается. В смысле, с гитарным. Так что молиться на Джорджа Харрисона - как, впрочем, и на всех Битлз, - не надо. Ты просто слушай музыку, которую они миру предложили, и тогда не любить эту музыку не получится.

Знаешь, была у Харрисона одна пресветлая и престранная страсть. И на многих людей она подействовала завораживающе. Особенно в нашей местности, хотя для здешних снегов это и было очень неожиданным. Но просто Джордж Харрисон взял, да и полюбил внезапно индийскую музыку. Раздобыл себе многострунный ситар (такой гибрид гитары и нашей балалайки, только звук у этого ситара жужжащий и занудно-волшебный), и поехал в индючую даль. Там он ситар свой под подушку не запихивал, чтобы познать секреты мастерства, а брал уроки у одного дядьки, Великого-На-Весь-Мир ситариста Рави Шанкара. Это всё равно как Ростропович на виолончели. И, представляешь, Харрисон научился играть на этом ситаре, а потом и вообще в Индию зачастил. И с его, Джорджа Харрисона лёгкой правой руки, полмира упало насквозь в эти индийские неспешные радости - раги, мантры, медитации и Харе-Харе. И тут неожиданно в наших, на всю голову атеистических краях, для многих впервые вдруг обнаружилось имя Бога. Господа. И хотя Господь этот и был от нас далёк, как День Победы в 41-м, но многие тогда безотчётно повернулись в сторону размышлений о смысле бытия, и принялись в позу лотоса усаживаться. И, конечно, всё правильно понимали те правофланговые жлобы, которые запрещали ту небесную музыку, - они кожей своей толстой чувствовали, что в этом длинноволосом пришествии кроется угроза для их пошлого царствия.

Но те, кому нечего было терять, кроме своих, слушали неожиданные ситарные звуки битла Джорджа Харрисона, и верили ему, а не правофланговым истуканам. Потому что Джордж Харрисон был своим насквозь. Не помню, кажется, однажды я уже рассказывал тебе, что на фотографиях Харрисон одновременно похож и на последователя учения Бердяева и на слесаря с АЗЛК. А у нас таких - и без всяких фотографий, - на каждом километре. Так что все его, Харрисона, Харе Кришны и Харе Рамы автоматически стали родными и в наших испуганных, но ненасытных краях. К тому же Джордж спел нам на простом английском языке песню по имени "My Sweet Lord", смысл которой в том, что сколько бы люди ни повторяли на Западе "Алиллуйя", а на Востоке "Харе Кришна", на самом деле говорят они одно и то же - "Господи мой, нежный мой Господь"... И клянусь тебе, не было в моей жизни более светлой, тревожной, радостной, и любимой песни...

Ну вот, я тебе всё это рассказывал, и думал - ведь 58 лет это, наверное, такая для жизни малость... Но Джорджа Харрисона больше нет, потрясающего битла Джорджа Харрисона... Isn’t It A Pity... А музыка его - будто снег хлопьями пушистыми, на которые смотреть можно бесконечно долго... И бесконечно долго можно слушать эти песни, и видеть, как течёт огромная река. Кто знает, может, это и есть священный Ганг, над водами которого будет витать дух Харрисона...

Жалко, я многого не успел тебе рассказать, может, как-нибудь в другой раз. Но сейчас мне кажется, будто кончается великая сказка о четырёх совершенно разных и незнакомых ни тебе, ни мне людях, которых любит весь мир. Вроде, это Три Мушкетёра и д'Артаньян, только уже в нынешние времена. Но и ты, и я, и ещё много-много людей знают, что этих чудесных мушкетёров из нынешних времён звали Битлз, что было их действительно четверо, но сегодня осталось только двое, и чем дольше будет продолжаться эта сказка, тем печальней будет нам знать, что у сказки этой нет весёлого финала.

Извини, я совершенно не думал тебя расстраивать, я просто хотел немного рассказать тебе о том, каким он был, замечательный наш Джордж Харрисон, Мой Светлый My Sweet Джордж, человек, которому хотелось подражать, и Великий Музыкант, подаривший миру столько радости и Внутреннего Света.

И гитара плачет... Спасибо, Джордж... Ну вот, а сейчас мне пора. Пусть всё в твоей жизни будет о!чень, я желаю тебе этого.

О!Чилап, Начало зимы 2002 года.