RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

От Йоко Оно с приветом. Шон Леннон выступил в "Балтийском доме"

В театре "Балтийский дом" выступил Шон Таро Оно Леннон -- сын Джона Леннона и Йоко Оно. Сын отца совсем не опозорил, уверяет ДМИТРИЙ ПЕРВУШИН.

Понятно, что наследие Beatles пользуется большим вниманием -- и не только в среде считанных ветеранов битломании. Шон Леннон, как селебрити высшего порядка по одному своему рождению, мог бы столкнуться с толпой каких-нибудь праздных зрителей, пришедших поглазеть на звездного мальчика, которому уже 31. Однако первое серьезное впечатление от концерта Шона Леннона в Петербурге составила замечательная публика. Концертов, которые могли бы привлечь столько заинтересованных любителей музыки разных возрастов, интересов, социального положения, не случалось давно. Символом этой особой заинтересованности публики даже можно было счесть фигуру расположившегося в третьем ряду Бориса Гребенщикова.

На сцене "Балтийского дома" Шон Леннон появился в сопровождении четырех музыкантов, поздоровался, поразил зал невероятным внешним сходством со своим отцом и заиграл.

Первую реакцию зала иначе как словом "внимание" не назовешь -- спокойное, заинтересованное, невероятно сильное внимание. Шон Леннон поет свой первый номер -- чуть надтреснутым высоким голосом. Его группа облачена в костюмы, но выглядят и играют музыканты несколько небрежно. Стоит песне закончиться, возгласы "Браво!!!" сыплются через партер на сцену. До этого концерта Шон Леннон как музыкант у нас был малоизвестен. То есть можно, конечно, было слышать его альбомы, их всего два -- "Into the Sun", 1998, и прошлогодний "Friendly Fire", с которым господин Леннон и находится в нынешнем турне. Но без "живой" поддержки этого было недостаточно. Пожалуй, именно первые пятнадцать минут живого знакомства и были незабываемы. Обусловленный десятилетиями битломании настрой публики, пришедшей вроде бы не просто слушать самостоятельного музыканта, а скорее разрешить некую загадку слишком долгого общения с сильнейшим мифом в рок-музыке, Шону Леннону явно удалось сломать. Публике пришлось полюбить Шона Леннона за его собственные обаяние и музыку.

Песни внешне весьма просты, некоторые из них даже очень доходчивы, эдакие радиохиты. Тексты, по описанию самого господина Леннона, "про любовь" и изобилуют рифмами вроде why -- sky. Они очень хорошо обустроены: развитые, затейливые мелодии, обрамляющие простые последовательности аккордов, теплые, домашней вязки аранжировки, очень здорово оформленная структура песен. Песни из какого-то неприкосновенного запаса -- старомодный неторопливый рок, при этом звучащий очень свежо. Походя на современные вещи, музыка господина Леннона превосходит их -- осознанием собственного благородства. Так же, как вещи дорогих марок только кажутся равными обычным потребительским товарам, но на самом деле превосходят их не только в цене и качестве, но и в самой ментальности.

Кроме своих композиций господин Леннон -- вопреки всем уговорам то и дело признававшегося ему в любви зала сыграть "что-нибудь из отца" -- исполнил песню Марка Болана из "T-Rex", но тут же вернулся к собственному материалу и одной из последних исполнил сложносочиненную "Mystery Juice". "Это первая вещь с моего первого альбома, и она мне очень дорога. Наверное, вы меня поймете".

Обильное общение Шона Леннона с публикой было параллельным исполнению песен действием, разговаривать с залом он начал почти с ходу. И насколько в песнях господин Леннон представал как совершенно свободный самостоятельный музыкант и человек, настолько же за разговорами между песнями на сцене за его спиной возникала тень отца. "Я только что разговаривал по телефону с мамой, она передает вам привет", -- говорил господин Леннон, поднимая бокал с водой, и эти довольно-таки странные слова, в контексте любого другого концерта, здесь вызывали особую симпатию и понимание. Однако при всем дружелюбии господина Леннона его стиль общения -- вальяжный, донельзя богемный, отдавал некоторым холодом, обозначавшим существующую все-таки проблему преемственности и сравнения.

А результат вечера, пронизанный удивительными эмоциями публики и, очевидно, самого господина Ленона, которому, как оказалось, впервые за его карьеру зрители подарили цветы, заключался в том, что музыкант, имя которого до этого звучало как оговорка, обрел плоть.