RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

Йоко Оно. Подготовьте рассказ о воображаемой стране (Искусство Кино, часть 4)

Йоко Оно

Подготовьте рассказ о воображаемой стране

Addendum 88

Йонас Мекас однажды сказал, что если все зрители покидают ваше шоу, значит, вы достигли успеха или нечто в этом роде. В мире авангарда многие из нас разделяли это чувство. Это означало, что вы не пали настолько, чтобы развлекать зрите­лей, но предприняли успешную попытку пробудить в них сильные ощущения, к которым они не были готовы. Вопрос стоял так: искусство против раз­влечения.

В этой традиции снят фильм о ягодицах. Я и не думала, что он станет так популярен. Наверное, он пришелся по душе англичанам, потому что они любят пародию. Почти каждый день какая-нибудь английская газета отпускала шуточку в адрес кар­тины. Часть моих серьезных друзей-авангардистов решила порвать со мной отношения, сочтя, что я продалась.

Фильм стали называть «Ягодицы», но вообще-то его название «Фильм № 4». «Почему «Фильм № 4»? О чем фильмы 1, 2, 3? — обычно спрашивали жур­налисты. «Фильмов № 1, 2, 3 нет, мне просто понравилась цифра 4»,— отвечала я в таких случа­ях. Другой стандартный вопрос: «Почему ягодицы 365 человек?» «А кто считал? Если вы, так вам это­го делать не следовало». «А что же нам следовало делать?» В разных уголках земли «Фильм № 4» вы­зывал в основном смех у людей, большинство из которых его даже не видели. Они хихикали уже от одной мысли о нем. Позднее я узнала, что хихикали даже за железным занавесом. Не удиви­тельно, что друзья-художники порвали со мной от­ношения. Фильм противоречил понятию об искусстве как таковом. Но самым большим снобом была все-таки я. Всему миру, включая авангард, я говорила: «А ну вас!» Я будто испытывала со­стояние сильной наркотической эйфории, но одно­временно и чувство одиночества.

Как только фильм был завершен, его запретили для общего показа. Тогда было сделано заявление, что я и две тысячи молодых лондонцев устроим демонстрацию перед цензорским бюро с требова­нием разрешить демонстрацию фильма. На следую­щее утро я стояла там вместе с Тони, моим тогдашним мужем, и дочкой Кёко. Тони нес Кёко на плече, а у меня был букет прекрасных желтых нарциссов. Когда мы пришли, там не было никого, кроме журналистов. «А где остальные? Мы слыша­ли про две тысячи»,— спросили журналисты. «На­верное, еще спят»,— ответила я. Они рассмея­лись. Я попросила, чтобы цветы передали лорду X., который был цензором моего фильма. Мы трое и журналисты подождали какое-то время. Потом от цензора пришла девушка и предложила мне подняться с ней. Когда я вошла в кабинет, он уже был украшен присланными мной цветами. Дверь закрылась перед любопытными улыбающи­мися сотрудниками. Мне предстояла беседа наеди­не. Никаких обещаний не было дано, но у меня зародилась надежда, что лорд X. пересмотрит свое решение. Фотография, где я вышла на демонстра­цию с полными руками цветов, на следующий день попала в газеты. Недавно мне сказали, что слух об этом дошел тогда даже до Огайо. Очень смело было со стороны Би-би-си впервые в истории показать по телевидению отрывки из фильма — круп­ные планы ягодиц шагающих людей — назвав их «Ягодицы, не пропущенные цензурой».

Лето того года станет летом детей-цветов. Цен­зура пропустит фильм, и «Фильм № 4» будет широко демонстрироваться после премьеры на Черринг-кросс роуд, когда лондонские хиппи выстаи­вали длинные очереди не столько ради того, чтобы посмотреть картину, сколько для того, чтобы выра­зить свое отношение. Но тогда было начало весны. Я помню, как дул пронизывающий утренний ве­тер, пока мы стояли перед зданием цензуры.

Успех «Фильма № 4» дал мне возможность снимать другие картины. Менеджеры различных крупных кинокомпаний с готовностью соглашались встретиться со мной и обсудить возможности фи­нансирования моего следующего фильма. Мне и в голову не приходило, что кое-кому из них просто хотелось взглянуть на это странное явление под названием Йоко Оно. Неужели она действительно женщина? Один американский кинодеятель решил, что я одна из девушек, снимавшихся в фильме, и что режиссер просто послал меня раздобыть деньги. «Это я режиссер»,— сказала я. «Нет, нет! Это невозможно». В 1967 году его слова должны были звучать как комплимент. Пока он собирался угостить меня вином, я быстренько ушла.

Другим препятствием для меня было нежелание раскрывать перед потенциальными продюсерами свои кинематографические замыслы из страха, как бы они не были  восприняты неправильно. Мои опасения имели под собой почву, потому что один журнал уже хотел заказать мне порнографическую версию фильма о ягодицах. А одна американская кинокомпания спросила, не сделаю ли я такой же фильм о груди 365 женщин. Я не собиралась так деградировать.

И все же мне очень везло. Ни с того ни с сего я получила письмо от австралийского телевидения. Они хотели пригласить меня снять для них фильм. Что касается темы, тут мне предоставлялся полный карт-бланш. Предложение казалось великолепным. Вот так и было снято «Изнасилование». Замысел возник у меня задолго до того, как атаки прессы стали частью моей жизни. Теперь меня дрожь пробирает от того, насколько пророческим оказался этот фильм.

После «Изнасилования» мы с Джоном решили снимать вместе. Нам нравилась совместная работа, у Джона возникали грандиозные идеи, по крайней мере мне они тогда казались именно такими. Он, например, предложил воспользоваться вертолетом, что открыло новые возможности для наших кино-­экспериментов. Когда Джон впервые сказал: «Да­вай воспользуемся вертолетом»,— я, которая яко­бы продалась, подумала: «О, господи, а не уподоб­ляемся ли мы немножко Голливуду?» А в резуль­тате получилась прекрасная сцена с песней «Рев­нивый парень» в «Представь себе». Ничего «голли­вудского» в ней не было. Мы пришли из двух раз­ных миров, и наша встреча стала счастливой. Я изме­нилась. После знакомства с Джоном стала немного мягче, полагаю, в хорошем смысле. Я больше не испытывала потребности защищать свои кинемато­графические идеи и публиковала их, чтобы любой мог воспользоваться ими и поставить фильм. Это было своего рода духовным очищением для меня как для женщины, у которой за плечами столько горького опыта и столько замыслов.

Из фильмов у меня самые теплые воспоми­нания о картине «Представь себе». Мысль о том, чтобы ничего не говорить в фильме за исключе­нием обращенного друг другу приветствия «доброе утро» вначале, принадлежала Джону. «Давай по-настоящему расстроим всех и в конце фильма пройдем по воде». (Сами догадывайтесь, кому принадлежала эта мысль!) Мы попробовали, то есть я понимаю, получилось немножко неуклюже, но день был ветреный, волны большие. В любом случае вы видите то, что получилось. Наслаж­дайтесь.

Перевод с английского М. Теракопян