RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

Йоко Оно: все, что произошло с Россией, я воспринимаю как часть своей собственной истории

– Артисты, которые работали над этим альбомом,– люди с переднего края музыки. Как вы их отбирали?

– Не то чтобы я отбирала их. В моих художественных проектах я всегда была готова к сотрудничеству с людьми со стороны. А теперь вот предоставила им такую же возможность в музыкальном проекте. Я очень горжусь тем, что мне удалось привлечь настоящих экспериментаторов. По отношению к каждому из участников я испытываю огромную благодарность, все они – важнейшие музыканты современности. Я намеренно не стала приглашать "больших" мейнстримовых артистов. Я решила, что лучше позвать тех, за кем будущее музыки. Мне было важно предъявить новое поколение музыкантов. Я, кстати, и себя отношу к этой категории – поколению будущего.

– Музыканты работали только с оригинальными записями или вам пришлось что-то дописывать?

– Я предоставила в распоряжение участников проекта оригинальные звуковые дорожки. Музыканты хотели работать именно со звуком, записанным много лет назад, в нем есть дух времени. Мы обменивались электронными файлами, я высылала им компакт-диски и даже виниловые пластинки. Кстати, кроме песен, которые были опубликованы, я предоставила для проекта несколько не издававшихся ранее треков. Часть материала, который был записан, не вошел в эту пластинку, но, возможно, он будет использован для сборника танцевальных ремиксов.

– За кем было последнее слово, когда решался вопрос об окончательной версии того или иного трека?

– Я не говорила строгого "да" или "нет", я позволяла себе только комментарии вроде того, что "здесь могло бы звучать погромче", но приказного тона не было. Музыканты, привлеченные к проекту,– это очень талантливые, самостоятельные люди, я не могла себе позволить резких реплик. Каждый из них сделал лучшее, на что способен.

– Неужели же ни разу не пришлось спорить с музыкантами по поводу той или иной версии?

– Вы знаете, все, что происходит во Вселенной,– прекрасно. Я – часть Вселенной. Я просто не могу себе представить такой ситуации, чтобы между мной и кем-либо из музыкантов возникла конфронтация, чтобы мы вошли в реальный конфликт. Все, что делается,– часть единого курса. Все, что было записано, уже благословлено небесами. Больше ничего не могу сказать на эту тему.

– Вы по-прежнему убеждены, что в вашей музыке есть месседж, важный для текущего момента, для современников?

– Для меня всегда было важно находить общий язык с аудиторией. Думаю, это важно для всех. Ведь мы все, люди, часть одного целого, часть организма под названием "человеческая раса", понимаете? То, что важно для одного, важно для всех.

– Вы считаете, что музыка остается сильным средством коммуникации?

– Да. Не единственным, конечно. Кино, документальные книги, поэзия – все это способно доносить до людей самые серьезные идеи.

– Насколько важна для вас ответная реакция публики на вашу работу?

– Ну, я живой человек, и если кто-то отзывается обо мне плохо, конечно, меня это не радует. Но я никогда не думаю об этом, когда творю. Ничего нельзя предугадать заранее. Пишу ли я песню, занимаюсь ли чем-либо еще, я прежде всего следую своему замыслу и не пытаюсь просчитать реакцию аудитории.

– Когда говорят "Россия", что первым делом приходит вам на ум?

– Первое – это моя тетя Анна (Анна Бубнова – одна из трех сестер Бубновых, принадлежавших по материнской линии к Вульфам, семье друзей Александра Пушкина.– Ъ). Анна была скрипачкой и училась в Санкт-Петербурге. Она была настоящей русской аристократкой, в доме, точнее в усадьбе, где она жила, в XIX веке часто бывал Пушкин, сейчас там музей Пушкина. Она вышла замуж за моего дядю, который тоже учился в Санкт-Петербурге с 1914 по 1918 год, и уехала с ним в Японию. Я очень хорошо ее помню, у меня сохранились ее фото, это была очень-очень красивая женщина.

Вообще, Япония очень близка России, не только географически. Я читала в японском переводе Толстого, Горького, Гоголя, Чехова – всех. Русская литература у меня в крови. И музыка тоже – Прокофьев, Шостакович, Чайковский, Рахманинов. Все, что произошло с Россией, когда у власти были коммунисты, я воспринимаю как часть своей собственной истории. Я могу говорить об этом часами, о`кей? Я, например, считаю, что в том, что происходило в России в 30-е годы, виноваты не только Сталин и его банда, но и люди за пределами России. Мир не хотел замечать того, что происходило в вашей стране. Мировое сообщество могло повлиять на Россию, облегчить ваши страдания, но удобнее было не вмешиваться.

– Приходилось ли вам разговаривать об этом с Джоном?

– Нет, конкретно на эту тему у нас бесед не было. Россия – это часть моего собственного бэкграунда, очень богатого и насыщенного. Но Джон был по натуре бунтарь, и в каждой песне, которую мы написали, был бунт и протест, важный для всего мира. Интересная история – мы с Джоном записали в 1971 году альбом "Some Time In New York City". Этот альбом был принят очень плохо, такое уж было время, он оказался никому не нужен. Джон рвал на себе волосы: "Господи, Йоко, зачем мы записали этот альбом!" Много лет спустя Михаил Горбачев собрал в Москве очень известных писателей, художников, религиозных деятелей, и меня тоже пригласил. И знаете о каком альбоме меня больше всего спрашивали ваши российские музыканты? "Some Time In New York City"! Я мысленно обратилась к Джону: "Послушай их! Это был не провал, а настоящий успех!" Джон умер, так и не узнав, насколько важной была его музыка для ваших людей, как она им помогала.