RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

"Битлы" на булавке

Пьер Булез как-то, рассуждая о своем, французском, заметил: ну наконец, кажется, Онеггера стали играть реже. И прибавил: я лучше пластинку Beatles послушаю, чем симфонию Онеггера. Поклонники ливерпульского квартета, наверное, приняли это изречение прославленного авангардиста за комплимент, отпущенный по адресу их кумиров. Прошло время, и теперь мы можем сказать в свою очередь: похоже, наконец-то увлечение "Битлами" уходит в небытие. Рецидивы битломании принимают все более условные формы, сводясь к повторению затверженных тридцать лет назад заклинаний, смысл которых почти совсем улетучился. И мы можем в относительно спокойной обстановке окинуть взглядом это занятное и поучительное явление.

Обратимся к собственно музыкальным достоинствам продукции Beatles. Любопытнее всего выяснить, чем примечателен материал, на котором происходила раскрутка группы: первые синглы, первый альбом, так крепко зацепившие аудиторию. У Хантера Дэвиса в "Авторизованной биографии Битлз" читаем о "постоянных воплях "йе-йе-йе" истеричных подростков всех рас и сословий, которые даже толком не слушали музыку". Анализ текста "Биографии" и других свидетельств применительно к наследию ливерпульцев помогает уяснить роль музыкального компонента в химии битловского эпатажа, заставлявшего молодежь "рыдать, рваться на сцену к своим кумирам и лишаться чувств..."

В песне, сопровождавшей выход группы в мир, есть один лишь характерный мотив, который, в виде нечленораздельного вопля, вылетал из уст ополоумевших тинейджеров. Три ноты, три ровные длительности, три звука нисходящей гаммы - ничего элементарнее попросту не бывает на свете. За этим мотивом тянется послед из вяло произнесенных, каких-то полуосмысленных общерок-н-ролльных формул, столь нехарактерных, что запомнить мелодию целиком можно благодаря разве что неисчислимым повторениям. Прославленный трехзвучный оборот - не более чем носитель сигнальной функции в том же смысле, в каком значением сигналов обладают крики представителей животного мира. Интонирование наших меньших братьев имеет смысл только в определенной ситуации - при опасности, во время брачной игры и т.п. Сходство битловского мотива с голосами природы тем более ощутимо, что и подтекстовка по информативности вполне отвечает уровню, на котором протекает общение животных. В музыкальном контексте столь элементарная единица может приобрести художественное качество только в том случае, если сам контекст достаточно осмыслен и оригинален, чего нельзя сказать о культовом творении Beatles. По наблюдению современника, реципиентам, принимавшим "йе-йе-йе" вперемешку с амфетаминами, музыка (то есть эстетическое впечатление) была практически не важна. Итак, песня просто дает сигнал к началу всеобщей истерии, эффективной и желанной в определенных коммуникативных условиях, производит на толпы жаждущих впасть в буйную одурь действие выстрела из стартового пистолета. Повторимся, вне этих условий сигнал не мог бы сработать: ни в музыке песни, ни в ее исполнении нет энергетического посыла, нет заводки, которые самостоятельно, без ситуативного костыля, были бы способны привести слушателя в состояние аффектации. Вялый темп, вялая мелодия, распадающаяся на бессвязные обороты, несвежие и как бы недооформленные, похожие на полуразложившиеся эмбрионы. Та же эмбриональность есть и в битловских голосах - кажется, в них навечно застыла подростковая ломка. Ринго Старр и сам не раз признавался, что зачастую мажет мимо сетки: мало того, сетка "первого рок-ударника мира" столь редка и неразнообразна, что скорее способна загнать в дремотное отупение, чем завести. Досаднее всего то, что Ринго попросту гвоздит каждую метрическую долю, и ритм вместо полета подстегивающих шоковых разрядов превращается в ряд довольно криво забитых гвоздей, отчего неминуемо возникает торможение.

В тех песнях, где к барабану прибавляется фирменный битловский бубен, тормозящее действие ритм-секции значительно увеличивается. Бубен хорош в энергичной руке, тогда он издает короткие и резвые затактовые трели, летящие к сильной доле и таким образом подгоняющие течение времени. Вяло и мерно помавающая (как у Beatles) рука, будто бы не отошедшая от гашишного онемения, производит с помощью бубна лишь сонливое кудахтанье.

Интересно, что точно такой же, как в "йе-йе-йе", трехзвучный сигнал украшает многие битловские хиты во главе с одним из самых раскрученных опусов - "She Loves". Что это - признак цельности языка? Но раз уж зашла речь о битловском музыкальном языке, рассмотрим общепринятое представление о "She Loves", согласно которому язык этот необыкновенно мощно эволюционировал. К сожалению, версия была принята опять-таки на манер поглощения наркотических веществ. Всем очень хотелось услышать в переменах, вроде бы происходящих от диска к диску - прежде всего в послегастрольный период, - признаки настоящей, серьезной эволюции.

Самое важное, что на уровне мелодического мышления эволюция у ливерпульцев полностью отсутствует. Вот, к примеру, редкостно концептуальное создание "All You Need Is Love". Ключевая фраза потрясающей смысловой емкости звучит на одной ноте средней тесситуры исходно тусклых битловских тенорков. При третьем повторении лозунга мелодия переползает вверх на три звука, причем так лениво, что дальше некуда: здесь единица перемещения - полутон, теснейший интервал. Затем, достигнув вершины, мелодическая линия, окончательно обессилев, упадает в интонационную слизь, не поддающуюся никакому определению: просто что-то продолжает звучать, сопровождая напыщенный текст.

Отвечая на вопрос об эволюции квартета, укажем: в мелодике Beatles с поразительной отчетливостью проступает малоприятное свойство, состоящее в полном отсутствии протяжения, развития. Интонационные фигуры чаще всего объемлют не более трех-четырех звуков, при этом всегда зациклены на тесных, скованных, "ползучих" оборотах. Подобные ходы в большинстве состоят в барахтании на месте, и если мелодия отваживается сдвинуться с точки исходных трепыханий, то тут же увязает в очередной недалеко отстоящей луже. Мысль лишена какого-либо подобия порыва к охвату времени и на каждом шагу угасает, словно пораженная столбняком. Никакого сравнения с лапидарными интонациями хард-рока! Там каждая краткая интонация - как прыжок восторженного мускулистого полузверя, единство толчка, полета и приземления, корпускул устремленности.

Интонации Beatles характерны, этого нельзя отрицать. Но верить мифу об их исключительной яркости не следует: опыт непредвзятого слухового общения с коллективами, как незаметно существующими на нижних этажах рок-культуры, так и весьма продвинутыми, показывает, что характерность подобного уровня встречается нередко, у представителей же более "тяжелых" течений она проявляется хотя и крайне нерегулярно, но зато с замечательной силой.

Первый широко признанный компонент эволюции Четверки - постепенный прогресс в их творчестве лирического начала. Лирика "Битлов" - прелестно! Особенно если учесть, как незлобивы их боевички, словно наряженные, на манер своих создателей, в коротенькие пиджаки. Но пускай "Yesterday", "Eleanor Rigby", "She's Leaving Home" и проч. не так уж контрастируют с якобы радикальным "Тарарамом" (возьмите эту самую лирику, добавьте туда всякого скрежета и треска - и, если вы раскручены, как "Битлы", под звуки вашего детища юные поклонники побегут резать известных киноактрис). Кое-где в лирике Beatles наблюдаются потуги продлить мелодическую мысль - и тем рельефнее проступает неспособность к "длению": неминуемая, навязчивая свернутость отдельных отрезков мелодии способна вызвать реакцию чуть ли не физиологического отторжения (вроде шевелящихся кусочков дождевого червя).

А банальность пресловутой лирики! Говорят, что "Yesterday" и некоторые песни из одной с ней обоймы расширили битловскую аудиторию за счет лиц зрелого и даже пожилого возраста. В чем, собственно, фокус? К 1965 году ансамбль уже впаялся в осыпающуюся штукатурку британского истеблишмента и получал государственные награды и похвалы от властей, включая комплименты за "вклад в британскую экономику". Естественно, что нашлось немало стареющих мисс, которые ответили "есть" вкусовой директиве, исходящей из почтенных кругов; а тут еще ливерпульцы отвалили порцию истинно викторианской пошлятины...

Второй компонент эволюции группы пробитловский дарвинизм усматривает в аранжировочных "находках", на которые, начиная с "Револьвера", спускались бешеные деньги. Будь у "Битлов" если не специальное образование, то по крайней мере сколько-нибудь воспитанный музыкальный слух, они пролили бы немало слез сострадания к анекдотично-жалостному и запредельно фальшивому звучанию струнного квартета в сопровождении собственных песен. Что уж скажешь о "баховских трубах" из мелотрона, украшающих "Penny Lane". Тут следует говорить не о прогрессе, а о плачевном симптоме творческого истощения: коль скоро средства мелодики оказываются исчерпанными, приходится прибегать к компенсационным мерам. Фонограмма нашпиговывается шумом поддельной толпы, клаксонами, будильниками (особенно трогательно, что в "A Day In The Life" подобные штуковины и оркестр мыслятся как средства одного порядка) и Рави Шанкаром... Средства такого рода, если они не служат развитию неординарной, экстравагантной музыкальной мысли, выглядят как свалка всякой звуковой дребедени.

Приходится признать, что к "Битлам", в особенности к их "Сержанту Пепперу", восходит традиция декорировать кучи акустических отбросов под музыкальную заумь.

Коротко о социальном феномене битломании, куда более интересном, нежели социальный курьез под названием "Битлз".

Появление Beatles на "звездном" этаже массовой культуры действительно стало революционным событием. Мир звезд первой величины был и остается несколько отчужденным от потребительской среды. Населяющие его блистательные существа вещают аудитории о простом и близком из сияющего далека; отточенная искусственность имиджа, неземные голоса - все это представляет звезд в виде существ другой породы, нежели слушательская. А тут вдруг к высотам славы взмыли, обогнав, как одно время казалось, и Элвиса, и несравненного Фрэнка Синатру, свои, родные парни, так сказать, "выдвиженцы". Художественное высказывание Beatles в рамках большой шоу-индустрии впервые было, в противоположность звездному, не артифицированным, а самородным, исходящим из "нутра" прямо в первозданном виде.

Образ "Битлов" старательно очищен от всего, что могло бы хоть отдаленно намекать на превосходство над средней потребительской единицей: на многих фотографиях их лица почти неотличимы одно от другого. Примечательно, что единственный в группе кадр, который тянул на роль секс-символа, - Пит Бест - вылетел из состава уже на первых порах, потому что не вписался в исключительно тонко просчитанную Брайаном Эпстайном, истинным гением продюсерского дела, логику будущей раскрутки.

Недаром французы называли этих провозвестников хипповского бунтарства "благовоспитанными (точнее было бы - благопристойными) хулиганами": чего стоит, к примеру, единственный вклад группы в усовершенствование моды - убожество в виде безворотникового пиджака. Прилизанные, в общем, мальчики, выставленные на сцену для того, чтобы от имени тогдашних неформалов дерзить "гласным" властям, - своего рода "четверочники" назревавшей сексуальной революции, выразители ее духа в массовом, наиболее жалком варианте. Они оказались удобны всем: и общественной системе - как легализованная отдушина для полупродвинутой молодежи, и протохипповской публике - в качестве подателей сигнала к выплеску энергии, вполне бесцельному, в виде воплей и кутерьмы на стадионах, и бизнес-сословию - с помощью "Битлов" втихую указывавшему монархии ее место в современной действительности.

Как близки ливерпульцы среде, породившей их, видно уже из пассивной роли ансамбля в процессе раскрутки - в руках Эпстайна мог оказаться другой коллектив, и все равно машина шоу-индустрии сделала бы свое дело. Вот еще характерный штрих: по словам Ринго, каждый из "Битлов" не сумел бы свалить Элвиса в одиночку, для этого им нужно было объединиться - не так ли 14-летние подростки на дискотеке всей пачкой бросаются на взрослого парня? А почему эта среда не решалась как-нибудь проявить социальную активность без стартовой хлопушки в виде своих кумиров, нетрудно уяснить из "четверочной" продукции, пестрящей ценнейшими памятниками хипповской психологии.

Заделавшись учителями поколения, "Битлы" возвещают:

"Некого убивать
не за что умирать
никаких религий.
Вообрази: все люди живут в мире".
"Вам ничего не нужно, кроме любви ",

- эта самая любовь в контексте чисто хипповского пацифизма понимается как помесь секса с некой всеобщей даже не доброжелательностью, а безобидностью, когда никто никого не трогает, не будоражит, не выводит из амебообразного состояния. Словом, все миролюбиво барахтаются в общей миролюбивой каше, предаваясь желанному сексу, который неизбежно протекает хотя и в перманентной, но клинически вялой, почти что латентной форме.

Несколько кадров: концерт в театре Принца Уэльского, 1963; Леннон предлагает королеве и знати вместо аплодисментов трясти драгоценностями. Вашингтон, 1964; "Битлы" разыгрывают посла Англии в США, называясь именами друг друга, 1969. Леннон, забравшись в кровать со своей Йоко, благодетельствует мир наставлениями, как спастись от катастрофы.

Кажется, что "Битлы" дерзят посланнику Соединенного Королевства и самой королеве, что они самоупоенно бравируют развязностью; на деле же они просто клянчат: дайте нам класть локти на стол и кататься по газонам в обнимку! Правда, клянчат в весьма нахальной форме, чувствуя за собой надежный тыл коммерческой выгоды.

Все прошло, звезды остались звездами, а функция достоверного социального типа, порожденная Beatles, перешла к третьесортным коллективам, немыслимо расплодившимся в экологической нише, которая открылась в период битломанской истерии. Серое порождает черное, как сказал классик.