В конце минувшей недели сцена Мюзик-холла на три дня была отдана французскому Theatre de la Mezzanine. Спектакль "Путешествие ничтожеств" (La transhumence des riens) прошел без аншлагов, но при изрядном скоплении богемной молодежи.
Гастроли в Петербурге, очевидно, стали звездным часом в истории Theatre de la Mezzanine -- маленькой экспериментальной студии, известной в родной Франции лишь профессионалам. Массированная рекламная кампания центра "Лаборатория звука" преподносила постановку чуть ли не как главное достижение европейского театрального авангарда, а российского зрителя обмануть нетрудно -- он сам обманываться рад.
Действие спектакля разворачивается на беспрерывно вращающемся колесе. В центре его находится небольшая постройка, нечто вроде деревенского сортира, и из него, как кролики из шляпы фокусника, снова и снова вылезают люди. Кроме того, на колесе расположены: вагончик, телеграфный столб с распятым Иисусом, велотренажер, детская коляска и множество предметов быта -- бидоны, ведра, тряпки. Единственный персонаж, находящийся вне колеса -- огромная фигура белой лошади, стоящая в полумраке на краю сцены.
В течение часа колесо вертится под громкую фонограмму, где торжественная музыка в духе Майкла Наймана (Michael Nyman) обильно разбавлена шумовыми эффектами: гудками машин, стрельбой, аплодисментами, детским плачем, сиренами. Педали велотренажера упорно крутит спортсмен. Пространство заселяется "ничтожествами", главным образом обнаженными женщинами. Они молча выполняют какие-то странные ритуалы: бегают, толкаются, моют пол, моются сами под струями воды, которая время от времени начинает хлестать из трубы. Иногда еще появляется мужчина в старинной солдатской форме и с винтовкой. В самом начале он вроде бы умирает, но покинуть нас не спешит.
Некоторое разнообразие вносится в действие только в последние десять минут. В сортире раздается взрыв. Бутафорская лошадь залезает на колесо, и после короткой схватки ничтожества ее ломают. Одна из женщин отрывает у Иисуса ногу, и долго носится с ней по сцене. Потом Спасителя вообще стаскивают со столба, и происходит короткое замыкание: унылое колесо превращается в праздничную карусель, людей в тряпье заменяют девушки в красивых платьях, а вместо надоевшей за час мелодии начинает звучать веселая песня группы The Kinks "Waterloo Sunset".
Режиссер Дени Шабруйе (Denis Chabrouillet) учился в детстве в католической школе. И это многое объясняет. Именно из таких закрытых заведений выходят самые яростные богоборцы, отягощенные к тому же целым букетом проблем -- от пресловутого catholic guilt, чувства вины, до "комплекса Мадонны". Кто-то ставит после этого "Последнее искушение Христа". А кто-то -- спектакль, где Иисусу отрывают конечности, а женщины ходят исключительно нагишом, как наверное мечталось когда-то юному Дени, окруженному только мальчиками и строгими священниками.
И конечно, лошадь -- не лошадь, а "конь бледный", струи воды -- тема Очищения, солдат -- тема Греха, а "ничтожества" -- все несчастное человечество. За него отдувается один велосипедист, и он, надо думать, и есть Мессия, в отличие от распятой фигуры. Крути, то есть, педали, и придешь к Спасению -- группе The Kinks...
Беда в том, что помимо сценографии (а спектакль как механизм действительно сделан здорово) существует и понятие драматургии спектакля. Оно предписывает режиссеру создать нечто большее, чем галерею ярких образов и конспект общих мест католицизма. Придумай что-то помимо нудной часовой проповеди (или отповеди) -- и та небольшая часть человечества, которая собралась в зале, будет избавлена от страдания, камерный апокалипсис будет отсрочен, и в финале заиграет хоть "Sunny Afternoon".
