RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

Политический Пол (A Political Paul)

Около 50 лет назад я ходил в школу в Ливерпуле вместе с Полом Маккартни, и мы с тех пор остались друзьями, хотя и не очень близкими. В школу я пошел на несколько месяцев позже остальных, и Алан Дарбэнд, наш учитель, попросил Пола помочь мне привыкнуть к школе. Пол так и сделал; это было очень мило с его стороны, и об этом я долго вспоминал, зная, какими бывают мальчишки.

Ливерпульский Институт был в то время главной школой города, где учились представители среднего класса и лучшая часть класса рабочего – один из наших выпускников, Чарлз Гловер Баркла, получил Нобелевскую премию по физике. В институте также обучали певчих для Ливерпульского Собора. Пол прослушивался, но не прошел в хор – видимо, учитель музыки решил, что он не слишком хорош для этого. Другой «битл» Джордж Харрисон, был годом младше Пола (Джон Леннон и Ринго Старр учились в других школах – один в Куорри Бэнк, а другой – в школе Дингла).

Ливерпульский институт закрыли в 1985-м; одиннадцать лет спустя Пол открыл в том же здании Ливерпульский Институт Исполнительских искусств – знаменитую академию для подающих надежды молодых талантов.

Пол никогда особо не афишировал свои политические взгляды – Битлом-политиком всегда считался Джон.

Но, посвятив политической журналистике всю мою жизнь, я хотел поговорить с Полом в том числе и о величайших политических событиях нашего времени. Я хотел, чтобы это выглядело как случайный разговор – два старика сидят на лавочке и вспоминают школьные годы и то, что случилось потом.

Джонатан Пауэр: Мы оба – вы как рок-звезда, я как журналист – были свидетелями того, что происходило за последние 50 лет – Вьетнам, Никсон, Тэтчер, Блэр, конец «холодной войны», война в Ираке, и так далее. Но начнем со второй мировой – насколько я помню, в вашей «Ливерпульской Оратории», написанной 17 лет назад, очень много воспоминаний о той войне.

Пол Маккартни: Да. У моего отца были проблемы со слухом и он не мог пойти на фронт, так что он служил в пожарной команде, а это было очень опасно, так как Ливерпуль бомбили весьма жестоко.

Он был человеком жизнерадостным и никогда о тех временах не распространялся. Но я знал о зажигательных бомбах и тому подобном. И помню сирены; ведь я родился в 1942-м. Помню восторженное отношение к войне; позже, в юношеские годы, первой моей реакцией было заявить, что я пацифист. Но я также знал, что в случае вторжения пойду защищать и страну и семью – животный инстинкт точно взял бы свое. Я испытывал это ощущение, хотя и в меньшей степени, на ферме, когда, к примеру, баран пытался забодать одного из моих детей и мне приходилось их защищать. Зверь во мне говорил: «Да как ты смеешь! Верно, друг?», и мне приходилось вмешиваться.

Пауэр: Вторую мировую войну большинство людей считают «хорошей», а вот первую – глупой ошибкой, которая привела ко многим ужасам 20-го века. Большинства войн, по здравом размышлении, можно было бы избежать. Мы все знаем, что можно было бы избежать Ирака…

Маккартни: После 11 сентября было очень четкое ощущение, что Америке надо что-то сделать. Но мне всегда казалось, что Буш выбрал не тот путь, и войны можно было бы избежать, это правда.

Пауэр: Я помню, что вы говорили, будто после 11 сентября Ваша кровь вскипела, и что Вы – вспомнив об отце – отождествили себя с пожарными, которые рисковали собой у Всемирного Торгового Центра. Оглядываясь назад, считаете ли вы, что стали жертвой страстей?

Маккартни: Да, безусловно, как и все мы. Тогда я был в Нью-Йорке, и как раз на борту самолета. Тогда капитан сообщил: «Из-за катастрофы наш вылет откладывается; сидящие справа могут удостовериться в этом». Я решил, что это самолет-беглец – в прошлый раз у кого-то в кабине случился сердечный приступ. Но тут – «О Господи, он врезался в Башни-Близнецы, и обе пылают…»
Следующая мысль была: «Когда следующая атака?» Это был не страх, нечто большее – насколько организованы эти люди, собираются ли они отравить воду… Было общее настроение, которым можно было управлять. Я довольно цинично отношусь к тому, с чего начались недавние войны. Грузия – другой пример; в сентябре я должен был там выступить. После концерта в Украине я встретился с президентом Грузии, Михаилом Саакашвили; это было на обеде в Киеве, который был устроен промоутером. Саакашвили пригласил нас в Грузию, и я был очень рад этому. Я люблю выступать в неизвестных странах, особенно в странах Восточного Блока. Люди очень радуются этому: для них это означает свободу. Я выступал в Москве, Санкт-Петербурге, и, как уже сказал, в Киеве. Но в августе я был на каникулах, однажды глянул в «New York Times» и ужаснулся «Господи, что же там происходит?». Позвонил промоутерам, и они сказали, что концерт в Грузии отменен.

Позже я разговаривал с людьми, и что-то щелкнуло у меня в голове – я не поклонник теории заговоров, но мы были в центре избирательной кампании. Были Маккейн и Обама, Хиллари из борьбы выбыла, и я решил, что это заговор – вы помните клуб Черепа и Костей, членом которого был Буш в Йельском университете. Что эти ребята делают в тайном обществе? Что они затевают? Столкнувшись с ситуацией, в которой Маккейн выглядел проигравшим, я думал, что они могли бы просто сказать Саакашвили «Несколько ваших регионов вышли из-под контроля – давайте сделаем что-нибудь! Почему бы не подразнить их, а если нужна военная помощь – можете на нас рассчитывать».