RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

Плоды воспитания

В апреле у Николая Фоменко юбилей. За свои еще, в общем, молодые прожитые годы он успел сделать четыре головокружительные карьеры: артиста, рок-музыканта, телерадиоведущего и автогонщика. Любой бы из них хватило, чтобы считать, что жизнь удалась. О том, что сам Фоменко думает про свою жизнь, он рассказал ВАЛЕРИЮ ПАНЮШКИНУ

НИКОЛАЙ ФОМЕНКО

Возле маленькой конторы, занимаемой гоночной командой Николая Фоменко, в тихом дворике за забором стоят четыре машины. Ну, там "Порте", "Мерседес" новый, еще что-то. И я ведь специально не буду спрашивать, которая из машин принадлежит Фоменко, потому что если вдруг окажется "порше", то я не обижусь, конечно, но разговаривать будет неприятно.

Две совсем крохотные комнаты. Белые стены дет пять назад могли сойти за умеренный евроремонт. Фоменко сидит за компьютером и раскладывает мышкой пасьянс. На голове у него кепка с надписью "ТНК", потому что так называется команда. Поверх кепки - темные очки. Очки Фоменко в помещении с глаз решил снять. А кепку с головы почему-то спять не решил.

Я вхожу под музыку. У меня звонит телефон. А Фоменко говорит: "Здрасьте! Надо всякий раз, когда музычка в теле-фоне играет, пускаться в пляс". Я пускаюсь. Фоменко тоже пускается.Настроение улучшается. Так мы и танцуем, пока я, наконец, не достаю телефон и не отказываю без разговоров определившемуся абоненту.

Люди с обветренными лицами

"Николай, - говорю, -теоретически артисты, телевизионщики, музыканты и автогонщики должны собраться..." - "Во-во! И отметелить меня".- так приблизительно говорит Фоменко. "Есть ведь сотни людей, закончивших театральный институт, а артистов из них..." - "Пять", - говорит Фоменко. "А есть еще сотни людей, которые в восьмидесятых годах в Ленинграде искали базу, хотели играть, как "Битлз". Вам не стыдно? Вам повезло за четверых. У вас. наверное, есть секрет успеха". - "Есть!" - говорит Фоменко. "Раскройте немедленно!" Фоменко закуривает легкую сигарету, отхлебывает чаю из желтой керамической кружки, корчит серьезную физиономию и говорит: "Понимаете, они ведь все люди с обветренными лицами. Они очень серьезно живут, запускают космические корабли, изобретают какие-то танки, машины. Если человек, например, придумал мобильный телефон, так у него вся жизнь в мобильном телефоне. А я считаю, что грешно так на себя одеяло ТЯНУТЬ. Они же ведь без иронии летят на Марс. А меня Бог миловал. Они ведь..." -тут Фоменко начинает изображать людей, которые без иронии летят на Марс, держатся за штурвал, издают нукающий ЗВУК, набирают высоту, приближаются к скорости света. "Им даже в голову не приходит отвлечься на секунду от этой своей летающей байдулы, оглянуться вокруг и увидеть, что все в мире тоже летает, планеты всякие, звезды. Только все это бесшумно летает и не пукает. А они хотят пукнуть в вечность", - такое приблизительно Фоменко употребляет слово, дорогие дамы.

В диктофоне у меня записан смех. Урчание космической байдулы и смех замученного тяжелым трудом журналиста. "Ну ладно, - говорю, - к работе действительно надо относиться с иронией. Но ведь к детям-то с иронией не отнесешься. Какая уж тут ирония, если приходишь с работы усталый, а дочка вдруг требует ананасов посреди ночи". - "Понятное совершенно желание. Не надо только слишком серьезно относиться к себе усталому. Раньше вот в ресторанах взашей выгоняли, если сначала чаю попросил, а потом передумал и попросил кофе. Потому что это ж очень серьезная работа была для официанта. А сейчас привыкли. Ну захотел ребенок ананас. Ну, предположим, мы с ним не договаривались про это заранее. И если мне нужно лететь за ананасом в Африку, я не полечу. А если надо проехать до магазина двадцать минут, я поеду. Потому что я все детство мечтал, чтоб мне купили автомат такой, с ракетой в подствольнике, и каждый раз, когда мама приносила макароны в длинной коробке, я надеялся, что это автомат. Я про ананасы понимаю". Из этого монолога следует, что Фоменко-хороший отец и отличный семьянин. Всего у него детей двое. Пока. Дочь от первого брака, которая воспитывалась при нем. Уже большая. 20 лет. Способная журналистка. И общая дочь с Машей Голубкиной, которой всего 4 года. В мае семейство Фоменко ждет прибавления.

Невский проспект, дом 3

В это время в комнатку заходит хорошая девушка, приносит мне чаю, а Николаю Фоменко - картинки маленьких резиновых уродцев, напоминающих внешне то ли Николая Фоменко, то ли Евгения Петросяна. Это есть такие скульпторы. Они делают уродцев с портретным сходством, денег за это Фоменке никогда не платят, но всякого нового уродца обязательно ему показывают, чтобы не обиделся. Фоменко не обижается.

"Надо, - говорит, - памятник такой поставить на площади. Или гномов таких наделать и в магазине Baukiotz продавать".

Я говорю: "Расскажите мне, Николай, про детство". - "О! Про детство?" - Фоменко, кажется, не ожидал вопроса. "А смысл? У меня такое было детство, что я не найду взаимопонимания с читателем. У меня так все сложилось, что я даже никого не убил. Это сейчас нехорошо. Знаете, как Шостакович сидел под Минском и писал музыку?" - "Не знаю". - "Ну, сидел и писал музыку. А потом зашел неподалеку в стекляшку, где мужики пили пиво. Короче, он зашел, взял пива и решил узнать, для кого, собственно, творим".

С этими словами сидящий передо мной Фоменко превращается в четырех человек, которые в начале семидесятых, скажем, годов под Минском стоят в стеклянной пивнушке за вонючими столами и пьют пиво из тяжелых стеклянных кружек. Пиво невкусное. Вобла не продается. Фоменко показывает, что кружка тяжелая и что стол грязный. В его исполнении человек, брезгливо прикасающийся к столу, - это композитор Шостакович. А человек, с упоением поглощающий пиво, работает токарем на тракторном заводе.

"Да, токарем на тракторном", -лицо у артиста заметно при этих словах стирается и стареет. "А я фрезеровщиком, только не на тракторном", -лицо молодеет, но стирается еще больше. "А я на прокате стою, -лицо расплывается и приобретает выражение самодовольства. -А ты кем работаешь?"

В эту секунду Николай Фоменко каким-то только системе Станиславского ведомым способом действительно становится похож на карикатурного Шостаковича, начинает заметно страдать от разбавленности пива, засаленности стола и неразрешенности задачи по контрапункту. "Я композитор", - отвечает Шостакович. Три выпивающих замирают в изумлении. Фоменко показывает всех трех подряд. На каждого по секунде. "Ну, не хочешь - не отвечай!" - трое рабочих отворачиваются, продолжают пить пиво, а композитор Шостакович не находит, таким образом, понимания у людей, для которых, собственно, творит.

В следующее мгновение образы четырех мужчин в пивной растворяются. Передо мнои, опять сидит Николай Фоменко. В синей кепке. В джинсовой рубашке. В пижонской спортивной жилетке. С вызывающе молодым и загорелым лицом. "Что, прям так рассказывать о детстве?" - "Рассказывайте!" - "Ну, родился. Родился в городе на Неве прямо на Дворцовой площади. Невский проспект, дом три. Там до сих живет моя мама. Еще там жили мой папа, мой дедушка, мой прадедушка, моя прабабушка - все на одном месте. Вот прям в этом доме. Нам увеличивали жилплощадь, уменьшали, сажали всех по очереди. Моя бабушка по маминой линии была пианистка, а дедушка был скрипач. Дедушку я не застал, потому что он умер за шесть лет до моего рождения. Но дедушка был оголтелый и в 39-м году решил отправиться на Финскую войну. Там ему удачно прострелили позвоночник, с обморожениями он был доставлен в госпиталь и там странным образом отремонтирован. А в 41-м году он сказал: "Вы знаете что, дорогие друзья, вы, конечно, люди все милые, но Родину защищать надо". И опять надел на себя военную форму, и попер на фронт, и сразу попал в плен. И вернулся только в 46-м году. И тут у него началась настоящая жизнь. Он не мог уже получить работу в филармонии, потому что был в плену".

Я слушаю Фоменко молча. Слушаю, и мне почему-то кажется, что вот сейчас из этих его историй про бабушку и дедушку я почему-то пойму секрет его невероятной везучести. Не знаю, почему мне так кажется. Может, у меня интуиция. Фоменко продолжает: "А прадедушка мой, будучи человеком, который брал броненосец "Потемкин", решил в 17-м году, что надо увезти семью в Париж, доехал до границы и сказал: "Что-то мы глуповато едем. Глуповато мы как-то едем". И вернулся".

Я слушаю и думаю, про что это. Может быть, про то, как лидер группы "Секрет" Максим Леонидов глуповато уехал в Израиль, потом вернулся с непоправимым опозданием, а за это время Фоменко из второго вокалиста "Секрета" превратился в первого, и в том, что касается популярности, заметно превзошел бывшего товарища. Фоменко продолжает: "А прабабушка моя, заканчивая институт благородных девиц, каталась по перилам и нашему государю-императору засадила головой в живот. Он проводил инспекцию Смольного института, а она по перилам ехала и головой ему в живот - у-у-у! Не была посажена при этом. Все весело пошутили".

Я сижу и думаю, что все фоменковские дурацкие парики, все эти его дурацкие шутки по радио не похожи ли на хрестоматийное бабушкино попадание головой в живот государю императору? Фоменко продолжает: "В общем, вся эта бригада доехала до границы и вернулась. История на самом деле завораживающая нетипичным по нынешним временам отношением к стране. Вот вся эта честь офицерская, помноженная на легкую интеллигентскую иронию, заставила же доехать до границы, вернуться, тут же получить по полной программе, два года скрываться в городе Мышкине. Ужас, в общем! Но юмора им хватало на это".

Отметьте эту фразу - "хватало юмора". Я первый раз в жизни вижу внука полит-каторжан, который не цитировал бы с постным лицом "Архипелаг ГУЛАГ", а говорил бы, что прадедушке его хватило юмора пережить репрессии.

"Потом мой прадедушка сидел десять лет на Лубянке по делу ученых, потому что он морской инженер. А когда его выпустили, он вернулся в военно-морской форме и в тапочках, потому что никогда не носил сапог. И даже в книге приказов кадетского корпуса записано, как его колбасили за то, что он не носил сапог. А мои мама и папа устраивали вечера, "пушкинские среды", и читали Пушкина между строк. В собрании сочинений есть же много вариантов, которые гений набрасывал, прежде чем сотворить шедевр. И, сопоставляя эти варианты, изыскивали, какие отношения на самом деле были у Людмилы и Черномора. Не просто же так он ее украл".

Я слушаю и молчу. Про "пушкинские среды" и веселое выискивание в черновиках Солнца Русской Поэзии намеков на противоестественную любовную связь карлика с красавицей я уже догадался. Из этого родительского развлечения Николай Фоменко сделал потом радиопередачу "Русские гвозди", точно так же начав выискивать скабрезный смысл в плаксивых попсовых песенках.

"При этом, - продолжает Фоменко, - я отрицал все, что делали мои родители. Родители отрицали все, что делали бабушка и дедушка, бабушка и дедушка отрицали все, что делали прабабушка и прадедушка. Но все жили вместе. Прабабушка, например, в старости по-русски говорила только по четвергам. А в остальные дни по-французски, по-английски или по-немецки. Потому что не хотите - не разговаривайте". - "Игрушка была любимая?" - спрашиваю я. "Не-а! - говорит Фоменко. - Я все время строил из стульев машины". - "Значит, машины с детства?" - "Ужас. С самого детства.. Школа со второго класса стала школой олимпийского резерва. Я занимался горными лыжами десять лет. Параллельно играл на скрипке десять лет. Параллельно ходил в театральную студию. Плюс в школе у нас была такая бригада - пять человек. И до сих пор мы общаемся. Один из моих школьных друзей поставляет оборудование для ресторанов, всякие печи, плиты. Еще год он работал менеджером в моей спортивной команде. И каждый день мы хотя бы один раз должны поговорить. Хотя бы по телефону". Я молчу. "Принцип простой. Мне как было пятнадцать лет, так пятнадцать и есть. Вся моя деятельность, она какая-то детская. В театре кривляться, на гитаре играть, на машине гонять. Мне просто сказали, что нужно еще во взрослой одежде ходить и деньги зарабатывать. И я подстроился".

Приказ по кадетскому корпусу

Стоп. Хватит. Я догадался. Я теперь думаю, что невероятным своим успехом в четырех областях человеческой деятельности артист, музыкант, телеведущий и гонщик Николай Фоменко обязан в большой степени тому обстоятельству, что он - мальчик из хорошей семьи.

Вот он говорит громким голосом в радиоэфире скабрезности, и люди с обветренными лицами пытаются обвинить его в пошлости. Не получается. Ну не пошло он говорит скабрезности. Он говорит их в шутку. Не думая, что говорить скабрезности в радиоэфире - это такое призвание или высокое искусство. Просто он балуется. А миллионная аудитория "Русского Радио" слушает и смеется: эк, барин-то шуткует! Сама аудитория так шутковать не может. У аудитории получается грубо. Аудитория ведь росла на дворовых песнях, а не на "пушкинских средах". Вот вам и вся разница.

Женщин по телевизору Фоменко раздевает без слюноотделения. В шутку. И рейтинги высокие потому, что у аудитории при виде голой женщины сразу начинаются серьезные чувства: то ли про то, что придется теперь жениться, то ли про то, что девушка пришла раздеваться с кузнецом и кузнец сейчас осерчает и прибьет.

Веселую музыку Фоменко играет потому, что музыка в приличных семьях всегда считалась развлечением, а серьезным делом даже и военная служба не считалась. Фоменко играет эту самую музыку хорошо потому, что учился играть не в клубе для трудных подростков, а в музыкальной школе. Свободно читает ноты. Владеет скрипкой, фортепиано и гитарой.

Вы говорите, гонки? А вспомните, например, графа Вронского из книги графа Толстого "Анна Каренина". Граф Вронский участвовал в скачках. В настоящих спортивных скачках, каковые способствовали укреплению офицерской доблести. В этих самых скачках граф Вронский неудачно преодолел препятствие, поломал лошади Фру-фру позвоночник, упал, но сам даже и не ушибся, потому что не пристало блестящему офицеру ушибаться.

"Знаете, - говорит Фоменко, - как государь император писал приказы по кадетскому корпусу? Он ведь писал их вольным стилем. Как литературные эссе: "Вчера кадеты князь такой-то и граф такой-то учинили разнузданный дебош. Дело происходило, когда сумерки уже спустились на город... Посему приказываю запретить кадетам посещать публичные дома чаще двух раз в неделю".

Про государя императора Фоменко рассказывает просто потому, что речь зашла. Рассказывает, как анекдот. Разумеется, ему не придет в голову надевать засаленный фрак с втородневочной манишкой и отправляться на бал в дворянское собрание к нищим и ряженым потомкам благородных фамилий. Хорошая семья дала Николаю Фоменко, кроме образования, еще и легкость. Главным образом легкость. Благородную легкость.

С присущим мне занудством я завожу разговор про то, что не хотел бы быть журналистом, а хотел бы быть детским хирургом, чтобы спасать детей. "Детским хирургом - нет, - Фоменко качает головой. - Боюсь, рука дрогнет. А я бы, если говорить о несбыточных мечтах, был бы экстремальный рыболов. Ну, такой, чтобы поймать рыбу, которую никто не ловил. Я вот смотрю Discovery, и, оказывается, живет такая рыба, которой пятнадцать тысяч лет. Или вот еще змея какого-то обнаружили древнего".

Ну да. Я молчу и слушаю. В той же книге графа Толстого персонаж Константин Левин ездит охотиться на медведя. Почему бы не на змея?

"Но именно рыбу ловить, - продолжает Фоменко, -а не с небоскреба прыгать. И чтоб не суперопасно было. Чтоб никакие тараканы не кусали и не надо было лезть по скале, зацепившись пальцем ноги. Не утруждаясь, то есть, совершить этакий поступок". Пожалуй, что только к детям, только к болезням детей Николай Фоменко относится всерьез. Еще иногда он бегает по улице и совершенно всерьез ищет периодически теряющуюся собаку таксу. Фоменко говорит, что, когда болеют дети, у него выделяется энергия. "У обычных людей не выделяется энергия вот так вот, в этот самый момент".

Вот так ненавязчиво Николай Фоменко и причисляет себя, стало быть, к людям необычным. Причисляет справедливо. Подумайте, много ли в России людей, которые обладают такой энергетикой, читают ноты, хорошо учились, встречают сорокалетие со здоровой печенью, умеют хорошо водить автомобиль да вдобавок не относятся ко всему этому со звериной серьезностью.