RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

Наши "их нравы". Мы росли вместе с "битлами"

Чем были "битлз" для нас во времена нашего советского детства и юности? Гребенщиков в своей автобиографии написал просто: "В 1964-м я услышал "Битлз" и понял, зачем живу".

Как ни странно, я не помню, с какой именно песни все началось. Было это примерно годом позже, чем у Гребенщикова: я и моложе на год, и рос не в столичном Ленинграде, а в провинциальном Херсоне. У попавшего в мой 4-й "А" переростка-второгодника Славы Гордиенко был огромный, как шкаф, магнитофон "Днiпро", принадлежавший его брату-радиохулигану. Из крутившихся на нем затертых пленок на меня и обрушились первые звуки иной музыки. "Битлз" мелькали там наравне с Полом Анка, Томом Джонсом, Rolling Stones, Animals и какими-то загадочными Four Brothers. Важно было, что инициация произошла, и через несколько месяцев отчаянного нытья мне удалось уговорить родителей купить мне к двенадцатилетию магнитофонную приставку "Нота". Первой моей собственной пленкой стала A Hard Day's Night.

Пластинок для нас тогда не существовало. Родительский набор ("Мишка, Мишка, где твоя улыбка?" и пр.) на шеллаковых дисках с презрением отметался, а загадочные "настоящие" диски с "настоящей" музыкой обретались где-то в совершенно недоступных для нас сферах. Но мы были счастливы и той "надцатой" копией на осыпающейся пленке, что попадала в тщательно накапливаемую коллекцию.

С пленок неслась волшебная музыка. О ней и о тех, кто ее поет, хотелось знать как можно больше. Различать музыку научило радио. "Голос Америки", Би-би-си, а чуть позже и проникшая в наши южные края "Свободная Европа" на румынском языке. Был там такой потрясающий человек по имени Корнелиу Кирьяк, который каждый день (а не раз в неделю, как "Голос" или Би-би-си) играл потрясающую музыку. Он-то и заложил основы моего рок-образования. Из совершенно неведомого нам румынского мы умудрялись выуживать необходимую информацию.

Первые зрительные образы любимых артистов проникали примерно в таком же качестве, что и звук, но выбора все равно не было. Черно-белые снимки продавались на переменках в школе по цене от 30 копеек до рубля, и к восьмому классу у меня накопилась изрядная коллекция. Она состояла не только из черно-белых любительских отпечатков, но и из большого количества газетных и журнальных вырезок.

Нельзя сказать, что советская пресса полностью игнорировала "Битлз". Информация о "жуках-ударниках" - так, помнится, исхитрился перевести скрытую в названии игру слов один из журналистов - поступала регулярно, хотя и была довольно специфической. Появлялась она, как правило, в рубрике "Их нравы" и повествовала либо об эксцессах на почве битломании, либо об эпизодах типа выступления "битлов" с унитазными сиденьями на шее. Неудивительно, что немало вырезок было из журнала "Крокодил". Позже мы освоили более либеральные газеты и журналы соцстран. Польские Standart Mlodych и Panorama, чешский Melodie, болгарский "Лик" поставляли то, чего мы не могли найти в отечественной прессе. Ну, а с конца 60-х, сначала робко, а потом все смелее пропагандой "Битлз" занялся и комсомольский "Ровесник". Началось с того, что в каждом его номере публиковались ноты "битловских" песен с рифмованными переводами, которые регулярно поставлял поэт Олег Гаджикасимов.

Мой добрый папа честно пытался понять, что происходит, и, прислушиваясь к постоянно гремящей в доме музыке, недоверчиво спрашивал: "Неужели ты можешь различить этих твоих "битлов" и, как их там, "роллингов"?" Снисходительно наблюдая за безумием сына, он приговаривал: "Все это однодневки. Пройдет полгода-год, и твоих "битлов" никто и помнить не будет". Я парировал статейкой о "Битлз", вырезанной из единственной доступной нам английской газеты Morning Star. В ней приводилось мнение критика авторитетной "Таймс", утверждавшего, что Джон Леннон и Пол Маккартни - крупнейшие композиторы-песенники со времен Шуберта.

Небольшое отступление. Надо сказать, что папа был не одинок. В 1964 году "Битлз" возвращались из первого триумфального турне по США и везли с собой золотые диски, полученные от фирмы Capitol за успех A Hard Day's Night. Но бдительная британская таможня отказалась признавать диски как награду и потребовала уплаты пошлины, ссылаясь на то, что "Битлз" уже и так на излете, а через три года их вообще все забудут, и диски потеряют всю свою ценность. Музыканты пошлину платить отказались, и диски так и застряли в недрах британской таможни. Лишь в 1994 году их оттуда извлекли и передали на хранение в Национальный таможенный музей, который, по иронии судьбы, находится в Ливерпуле - в том же комплексе Альберт Док, где расположился и музей The Beаtles Story.

Но вернемся к воспоминаниям. Отрезанные от мира, мы неотрывно следили за прогрессом "Битлз" в советском официозе. Каждый мелкий шаг казался продвижением на пути к свободе. Почему-то очень важным показалось появление примерно в 1968-1969-м песни "Битлз" на пластинке фирмы "Мелодия". В роли первой ласточки выступила нежная и лиричная Girl, которую поместили в какой-то сборник шлягеров зарубежной эстрады (стандартный набор - Радмила Караклаич, Карел Готт и т. п.). Хотя исполнителем Girl числился вокально-инструментальный ансамбль "Битлз", в авторстве Леннону и Маккартни было отказано. "Английская народная песня" - значилось на пластинке. Сейчас понимаешь, что, видимо, только так можно было усыпить бдительность цензоров и под маркой идеологически безвредного народного творчества протащить "Битлз" в советский официальный тираж. Спасибо вам за изобретательность, неведомые редактора!

Я считаю, что нашему поколению фантастически повезло. Мы росли вместе с "Битлз". Их эволюция формировала нас. На беззаботное раннее отрочество пришлись радужные и беззаботные Please, Please Me, With the Beatles, A Hard Day's Night и Beatles for Sale. С переходным возрастом мы вступили в период безумно красивых и неосознанно бунтарских Revolver, Sgt. Pepper и Magical Mystery Tour. А в отчаянной ранней юности стали слушать сложные и драматичные White Album и Abbey Road.

Всю свою сознательную жизнь я слушаю музыку и даже стал музыкальным журналистом. Прошел через десятки периодов, слушал и слушаю прогрессив-рок и джазовый авангард, современную классику и фольклор, easy listening и рэп, блюз и бибоп, электронную музыку и еще много хорошего и разного. Но часто вспоминаю известного джазового критика Джеймса Кольера, автора лучшей биографии Дюка Эллингтона, который сказал мне: "Как бы ни менялись твои музыкальные пристрастия, до конца своих дней по-настоящему ты будешь любить ту музыку, которую любил, когда тебе было пятнадцать". Похоже, он был прав.