RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

Отрывки из книги «Мак Шау!» Томаса Ревагена и Торстена Шмидта, 1992

Беттина Дерлин: «Мне было совершенно все равно, были ли у Леннона кроме меня другие женщины»

Родилась в 1942 году, часть своей жизни работала барменшей в разных гамбургских клубах и пабах. С 1962-го по 1967-й работала в Стар-клубе. В течение трех концертных сезонов Битлз в Гамбурге в 1962 году дружила с Джоном Ленноном. В настоящее время Бетти служит экономкой в Санкт-Паули.

- Когда ты познакомилась с Битлз?

- Я часто ходила в «Топ Тен». Тогда это было здесь единственное [приличное] место, а Хорст Фашер тогда работал там управляющим. Мы с ним вместе выросли, его семья жила с нами на одной улице. Как-то раз я пришла в «Топ Тен» и увидела там Битлз. Они устраивали на сцене потрясное шоу. Такое забавное! И Джон мне сразу же понравился. У него была своя особая манера стоять на сцене, держать гитару, и его ноги... Короче, абсолютно все понравилось. И еще они играли не такие песни, как другие группы, и их гармоническое пение было так красиво. Они много играли Чака Берри и Элвиса. Леннон обожал Элвиса, он был абсолютным Элвис-фэном. Музыка, которую они делали, была совсем другой – потому что еще не пришло время техники, и всей этой чепухи.

- Ты работала в Стар-клубе с момента открытия?

- Нет. Я, естественно, была на открытии, но только как посетительница. В то время я работала на Фрайхайт в клубе «Заша». Днем работала, а ночью торчала в Стар-клубе. Всю ночь. А потом Манфред Вайсследер как-то раз сказал мне: «Беттина, раз ты здесь все равно целую ночь сидишь, так, может, тебе стоит здесь поработать?» Ну, и я сразу же взялась за дело. Уволилась из «Заши», и тут же нанялась в Стар-клуб. Это было через несколько недель после открытия.

- В те времена ты знала Джона очень хорошо. Как бы ты описала его отношение к женщинам?

- Для него женщины всегда заменяли мать, что то в этом роде.

- Ты для него тоже была кем-то, на кого можно положиться? Материнская доверительность? Платоническая дружба?

- Хм, ну отношения у нас были не такие уж платонические. Для меня это была потрясающая связь. Джон, вообще-то, был моей первой большой любовью. Ну да, он уже был с Синтией, когда я с ним познакомилась, но...

- Ты ревновала к Синтии? Или она к тебе?

- Она не имела никакого отношения к музыке. Не знаю, уж не женился ли на ней Джон только из-за ребенка. Она, конечно, отлично выглядела, но она не имела никакого отношения к работе, а я имела – всегда. И мне было совершенно все равно, были ли у Леннона кроме меня другие женщины. Я в этих отношениях всегда была очень терпима, я всегда такой была.

- Джон как-то раз сказал: «Я знаю, что Битлз имели успех больше всех других групп в мире, потому что я продал душу дьяволу».

- Джон действительно так сказал, но я на это не купилась. Я ему не поверила, потому что это звучалло не очень-то искренне. Я знала его действительно хорошо. Когда он мне посылал письма или свои первые пластинки, то всегда рисовал на них что-нибудь, что меня злило – Иисуса на кресте – всю эту чушь.

Я это все терпеть не могла, и он это отлично знал, потому так и делал. Я на это никогда не покупалась, никогда, потому что я считаю, что Джон был верующим.

- Джон уже тогда увлекался мистицизмом?

- Как-то раз мы были на спиритическом сеансе. Джон, я, Ли Кэртис, Карин Хеншель, подружка Ли Кэртиса, еще одна знакомая и другой тип, которого я не знала. Но с Джоном такие вещи не проходили: он только над всем прикалывался. Мы дурачились и смеялись. Но вдруг порыв ветра распахнул окно и задул свечи. Вот тут он по-настоящему испугался и притих. Мы срочно свернули все это дело. Нам стало как-то не по себе.

- Как вы проводили свободное время?

- Как-то были в кино. Как раз вышли эти фильмы про Дракулу, с Кристофером Ли, - вся эта всячина, которую он обожал. Я их не переносила. Поэтому я все время говорила ему: «Слушай, когда будет особенно страшно, дай мне знать, чтобы я закрыла глаза, а потом открыла, когда все снова будет хорошо.» Ну, и конечно, он говорил только тогда, когда было уже поздно – когда было страшнее всего. Я, само собой, громко визжала, а он помирал со смеху. Потом шли пешком до дому – денег на такси у нас не было - через Штадтграбен, и он убежал и спрятался за кустами, а потом вышел из-за них этаким Квазимодо. Нервы у меня развинтились до предела. Такие вот вещи ему нравились. Иногда он откалывал номера. Бывало, сидим мы с ним утром «У черта», и вот стоит какая-то девица и пялится на него. Она – на него, а он – на нее. И тут он говорит на своем ливерпульском слэнге: “Give a kiss!”. Вот куда она смотрела! Но я знаю, что он мог быть и очень грустным. Он не хотел это показывать другим, но я его знала. Например, если нам случалось слегка поругаться, он никогда не сквернословил. Ну ладно, на сцене он мог сказать «Фак оф!», и вообще, если разошелся, мог еще как материться, но однажды, когда мы как-то поссорились, он не стал меня поносить и вообще срываться, а просто повернулся и ушел.

- Ты действительно стирала Джону белье?

- Это еще кто сказал? Чушь! Это совершенно не в моем духе. Я и сейчас терпеть не могу стирать и страшно рада, когда стирку берет на себя мой муж. Иногда я могла ему приготовить бифштекс, но он и сам мог неплохо готовить, особенно бифштекс. В отеле «Германия» была большая кухня, и там могли готовить все, кто хотел – кто так привык. Так что я время от времени готовила: я люблю готовить. А Джон всегда язвил, если я себе стряпала. Так что я как-то раз, чтобы он меня не засек, поставила свой бифштекс на лестницу. Ну а он, как обычно, ничего не видя, сразмаху в него наступил.

- А каких еще звезд ты вспоминаешь с удовольствием?

- Литтл Ричарда. Когда он приехал, как раз и Битлы выступали в то время. Пол особенно фанател по Литтл Ричарду. О Литтл Ричарде было известно, что он голубой, и Битлз это тоже знали. И к Джону Леннону он клеился вовсю. Бывало, сидим мы в «Аду», и кто ж поблизости маячит? Литтл Ричард! «Ну вот, опять он!» - пристанывал Леннон, а мы покатывались со смеху. Литтл Ричард как-то раз отколол роскошное шоу. Вскочил на рояль и принялся раздеваться – сначала рубашку с галстуком. А потом вытащил из манжеток бриллиантовые запонки, позаимствованные у Дона Ардена, его менеджера, и бросил в толпу. «О, нет! – воскликнул Дон. – Мои денежки!»

- Официанты ведь тоже, случалось, поднимались на сцену, чтобы спеть. Мы слыхали, что и ты тоже временами пела?

- Да, верно. Джон, бывало, говорил в микрофон: «Беттина, иди сюда, давай, спой!» И мне приходилось продираться сквозь весь клуб вперед, пока мой бывший шеф Вильфред Шульц выходил на сцену и говорил в микрофон: «А теперь – Беттина, дочка Фэтса Домино!» И люди принимались вопить, можешь себе представить? Тогда я пела «Blueberry Hill» или еще что-нибудь.

- Это что, был трюк перед закрытием?

- Не-е, я как раз пела, когда было полным-полно народу.

- А что за девушки сидели в «Щели»?

- Вот это выражение мне совсем не нравится. Впрочем, меня оно не интересует, поскольку я к ним не относилась. Даже когда у меня было свободное время, я туда не садилась. Я всегда сидела либо за сценой, либо за стойкой бара. В «Щели» сидели групиз, которые хотели переспать с музыкантами. Официанты их не слишком привечали, поскольку они почти не платили. Когда официанты сменялись, тот, кому доставалась полная «Щель», всегда бывал в кислом настроении. Если это был Фреди Фашер, он всегда причитал: «Ох, Беттина, опять у меня полная щель!» «Да и завтра будет не меньше», - «утешала» я его. Кажется, у одной из тех девушек был ребенок от Пола МакКартни, во всяком случае, она уже тогда всем об этом рассказывала. Как-то она сидела у бара и сказала мне: «Если это будет девочка, я назову ее Беттина». И она действительно назвала ее Беттиной.

- Какие у тебя были отношения с Полом МакКартни?

- Пол вечно сидел у меня на ящике со льдом, пока я его причесывала. Каждый вечер я должна была его причесывать. Ему это ужасно нравилось. Пока я, наконец, не говорила: «Готово, чик-чик, помой голову в отеле!» Да уж, вообще говоря, Пол сильно изменился. Уже тогда можно было заметить, что Пол ревновал ко всем музыкантам, которые были лучше него. А Джон был гораздо лучше Пола. У них частенько бывали разборки, у Джона с Полом. Пол всегда зол на людей, которые лучше него. Он и на Тони Шеридана злился. И Пол еще всегда был ужасно самовлюбленным. Самым тщеславным из них всех. Тем не менее, он мне очень нравился. С Пола мне причитается еще 70 ДМ. И сейчас еще. Впрочем, в том не его вина. Это был их последний день в Стар-клубе, Рождество 62-го, и Пол должен был мне в кассу 70 марок, но я ее уже сдала и не могла разменять.

- Разве музыканты пили не задарма?

- Нет, не всегда. У меня в баре они должны были платить. А вот в буфете они могли чем-нибудь разживиться нахаляву. Да и посетители частенько платили за музыкантов: «Принесите всем по кружке на сцену...» А в остальном все заносилось им в счет, и за Полом значилось еще 70 марок. Поскольку было Рождество, мы еще выпили пикколо, а потом он сказал: «А, ты все равно поедешь в аэропорт, вот завтра и разберемся.» И я действительно отправилась в аэропорт, но там мы об этом забыли. Совершенно.

- Пола упрекают и в том, что он выпер из группы Пита?

- Само собой, это было дело рук Пола, что Пита вышвырнули. Честно говоря, не знаю, почему; Пит был хорошим ударником. Этого, конечно, Пол тоже не мог пережить. И, само собой, Пит выглядел просто атомно, потрясающе. Пит выглядел лучше их всех. Не в моем вкусе, чисто внешне, но с Полом не сравнить. Все это Полу совсем не подходило, и он мутил воду. С Джоном Пит хорошо ладил, но его вообще что-то не часто было видно. Он, конечно, тоже с охотой чего-нибудь выпивал, когда мы утром отправлялись в «Избушку» или в «Смеющихся Бродяг». Но это бывало не часто, обычно он гулял сам по себе. Пит часто общался с Хорстом Фашером. И с Али, и с Фреди – они часто вместе появлялись. И подружки у него, конечно, имелись. Он всем нравился. Девушки по нему с ума сходили.

- А что произошло в тот вечер, когда Джон появился на сцене с сиденьем от унитаза на шее?

- Пол надел куртку Кингсайз Тэйлора. На нем она выглядела, как плащ, потому что Кингсайз был великаном. Стоит, значит, Пол в этой куртке на сцене, и тут выходит Леннон: в одних подштанниках, стульчак на шее, и в ковбойских сапогах. Ну, тут, конечно, началось. Джон, бывало, если его что-то не устраивало, отставлял свою гитару – или отшвыривал – и просто уходил. Или подсаживался ко мне за стойку бара. Из-за этого ему влетало от Манфреда, понятное дело. Но в тот вечер он принялся еще и ругаться и сказал Манфреду: «Ты, нацистская свинья!», а удринчен он был в дым. И тут у Вайсследера лопнуло терпение: «Можете завтра убираться домой!». Все, конец. Но на этом дело не кончилось. В «Смеющихся Бродягах», куда мы частенько наведывались по утрам, он напился до такой степени, что заснул там. Мы с Полом притащили его в гостиницу. Слава богу, что со мной был Пол! А потом я ждала до тех пор, пока Вайсследер не открыл свой офис. Я сказала: «Пол, нам нужно туда подойти, обязательно!» Мы поднялись к Манфреду, и я сказала ему: «Манфред, Джон сожалеет, но он не может извиняться. Ты же его знаешь.» И тут Пол тоже принялся подпевать: «Ну, Манфред, ты же знаешь, какой Джон.» «Ну ладно, можете играть дальше.» Джон об этом ничего не знал, он узнал много позже. Джон как-то раз опрокинул Эпстайну на голову здоровый стакан «альстервассера». Кажется, тот поглаживал Джона по коленке, он ведь его любил.

- Ты потом встречалась с Битлз в Англии? - Я приехала в Ливерпуль летом 1964-го. Сначала я пошла к тете Джона, Мими. Там я узнала, что Битлз – не в Ливерпуле, они были в Лландадно, в Уэльсе, с турне. Тогда я отправилась в офис к Эпстайну. И он мне предложил: «Если хочешь, я еду туда сегодня, могу тебя взять с собой». Естественно! Мы забрали с собой еще троих музыкантов Кингсайз Тэйлора и поехали в Уэльс. И я сказала: «Не предупреждайте его!» И он не предупредил. Мы подкатили к «Гранд-отелю», а там сгрудились автобусы «фольксваген» с надписью «БИТЛЗ», и я подумала: «О, боже! Что тут происходит?» Я вошла в отель - Пол на месте, Джордж на месте, и Ринго на месте: большой сюрприз! Только Джона не было. Он уже был в «Одеоне», где они должны были выступать. Тогда мы отправились в «Одеон», и Джон сидел там в гримерке перед теликом. Бешеные приветствия! Оттуда на следующий день мы отправились в Торквей, в южную Англию. У них было настоящее большое турне. А потом я вернулась в Ливерпуль. Остановилась на пару дней у знакомых: одна моя подруга была замужем за Кингсайз Тэйлором. Мы много куда ходили. Уже в 11 утра повсюду звучала музыка – в «Кэверн» или в «Железных Дверях», или в «Голубом Англеле». Прекрасное время. И все же я была рада, когда вернулась в Гамбург.

- А следующая встреча произошла уже в 1966 году на концерте Битлз в «Эрнст-Мерк-Халле»?

- Да, я уже в шесть утра была на вокзале в Аренсбурге [северо-восточный пригород Гамбурга. – прим.перев.] Там было как минимум 200 человек, но я их совсем не знала. Я специально купила себе белокурый парик, потому что тогда у меня были рыжие волосы, а ему нравились только блондинки. Этот парик стоил кучу денег, а потом я его все равно сняла, потому что страшно потела под этим дурацким париком. А он был таким дорогим, вот дурочка! Только подумать, до чего люди иногда бывают глупы...

- Ты потом встречалась с кем-нибудь из Битлз?

- Как-то Ринго навестил меня на работе. Я тогда работала в кафе «Трефф» («Встреча»), оно было раньше здесь, на Ханс-Альберс-Платц. Зазвонил телефон, я подхожу и слышу: «Это Ринго!» Я сказала: «Боже, Ринго! - Я подумала сначала про одного Ринго из Чикаго. – Как ты умудрился позвонить?» «Нет-нет, это Ричард Старки!» Я, конечно, чуть не упала. «Я заскочу через минутку», - сказал он. И пришел. Прямиком к бару. Было, конечно, потрясающе. Мы с ним целый день провели, вместе с Тони Шериданом.

Рут Лаллеманд, вторая барменша Стар-клуба:

- Мы с Беттиной вместе стояли за стойкой бара. Иногда они пили у меня, иногда – у нее, частенько мы подбивали итог вместе, отсюда и общий долг. Но Беттина частенько давала им выпивку бесплатно. Она была очень щедра, и Битлз частенько пили за ее счет. Она была по уши влюблена в Джона, а вот он в нее – не очень. Боже, как было стыдно. Один раз она его напоила до бесчувствия, чтоб он ее все же потискал в подпитии. Добилась-таки своего.