Белый рояль, черная вдова
 Вообрази, умолял он.
Вообразить тот день не так уж трудно. Эта трагедия поминутно расписана в десятках книг, воссоздана актерами в бесчисленных фильмах.
Её немым свидетелем стал сумрачный, прокопченный дымами Нью-Йорка, дремлющий под позеленевшей медной крышей домина по имени «Дакота». Именно здесь декабрьским вечером 1980-го лимузин высадил двух пассажиров, и те шагнули к подъезду. Точнее – навстречу своей судьбе. Худощавый мужчина в очках в круглой металлической оправе, темноволосая женщина.
- Эй, Джон! – окликнули его из тьмы. Дальнейшее – уже история в траурной рамке. Пять выстрелов. Семь ран в шее и плече. Смерть, которая потрясла юное поколение по обе стороны тогда еще, казалось, непроницаемой границы между двумя идеологиями.
Ровно четверть века назад тщеславный психопат Марк Чэпмен убил Джона Леннона, музыканта и мессию мира. Погасил самый яркий факел в рок-группе «Битлз». Как это часто бывает в Америке, слава выстрелила в саму себя.
На днях мир отметил этот мрачный юбилей поминальными концертами, горящими свечками в окнах и кое-какими тайнами, долго пылившимися где-то в сейфах, а теперь выложенными по случаю на вселенское обозрение.
На этот раз сенсация свелась к двум магнитофонным кассетам. Интервью убийцы против интервью жертвы. Своего рода заочная словесная дуэль Чэпмена с Ленноном, устроенная через 25 лет после трагедии. Как если бы Дантесу вдруг дали шанс оправдаться перед Пушкиным.
Оправдания не получилось. Чэпмен, признанный на суде параноидальным шизофреником, но почему-то способным отвечать за свои действия, отсиживает сейчас весьма неопределенный срок – от 20 лет до пожизненного – в нью-йоркской тюрьме. Естественно, в одиночке: среди заключенных тоже битком фанатов «Битлз». Там-то он и дал в 1990-м ранее неизвестное интервью личному биографу. Из этого потока исковерканного сознания ясно одно: Чэпмен мнит себя орудием в руках некой высшей, непререкаемой силы.
- Это было похоже на поезд, на поезд-беглец, и остановить его было нельзя, - вспоминает убийца о своем позыве нажать на курок. – Я был под властью тотального, абсолютного влечения...
Правда, через десяток абзацев выясняется, что под мистическим влечением таится примитивная задумка шагнуть в историю через труп знаменитости.
- С одной стороны был человек, который держал мир, так сказать, на цепочке. С другой стороны – я, даже не звено в этой цепочке, а просто человек без личности. И что-то во мне - раз! – и лопнуло...
Пять пуль в спину Леннону призваны были вернуть убийце потерянную им еще где-то в родильном доме идентичность.
Выспренные чэпменовские откровения хлещут фонтаном в фильме «Я убил Джона Леннона», показанном в дни траурного юбилея «Четвертым каналом» британского ТВ. Тем самым, что известен в России как рупор Ахмеда Закаева. От поэтизации бывшего чеченского боевика канал плавненько перешел к прославлению убийцы рок-кумира.
Чэпмену трижды отказывали в его просьбах о досрочном освобождении. Говорят, фильм «Я убил Джона Леннона» рассчитан на то, чтобы разжалобить тюремную комиссию в октябре 2006-го, когда убийца будет снова бить челом. Пока эффект полярный. Британские поклонники экс-битла в ярости, его кузен Стэнли Паркс грозит «Четвертому каналу» судом.
Запись с новыми признаниями самого Леннона, напротив, пронзительно честна и мудра. Как бы заглядывая в будущее, когда его вынесут к толпе зацелованной иконой, певец спешит заранее содрать с себя сусальное золото. Он - не божество, он - грешник. Грешнее нас с вами. Вслушаемся в исповедь, донесшуюся к нам из Рождества 1970-го, когда Леннон дал это интервью журналу «Роллинг Стоун»:
- Не отнимайте у нас наш портативный Рим, где у всех у нас были и наши дома, и наши автомобили, и наши любовницы, и наши жены, и наши девочки из офисов, и вечеринки, и выпивка, и наркотики...
Есть снимки, где он выползает на карачках из борделей Амстердама, рассказывает Леннон, и прохожие радостно приветствуют его: «Доброе утречко, Джон!». Для гения рока, кажется, нет ничего дороже его честного, приземленного прошлого. Обойдемся без пьедестала, пожалуйста.
Потом Леннон начинает делить славу с Полом Маккартни и делает это, как всегда любил делать, – со вкусом, со смаком. После смерти Брайана Эпштейна, давнего менеджера, Пол вознамерился стать лидером «Битлз». «Какое это лидерство, если тебя все время водят по кругу», - злится Леннон. Но его чувство справедливости неистребимо. «Он способен на великое творчество, - отзывается Джон о своем заклятом друге Поле, - и он величие это когда-нибудь сотворит».
Жалко, Леннону не довелось стоять в двухсоттысячной толпе на Красной площади, когда там до полуночи звучал голос Маккартни.
Скажу сейчас ересь, с которой согласится не всякий. Для нас, россиян, «Битлз» значили, может быть, немножко больше, чем для джинсового поколения Запада, вознесшего их к славе. У них, в тамошних Лондонах и Нью-Йорках, не обменивались украдкой записями ливерпульской четверки «на ребрах» как рентгенограммами сравнительной свободы двух обществ. Там не терзали по ночам старенькую «Спидолу», стараясь поймать волну «Голоса Америки» с напевом ленноновской «Imagine», «Вообрази», песни о днях, когда:
«Некого убивать, незачем умирать и никаких религий.
Вообрази, все люди живут в мире...»
Мы воображали эту идиллическую мечту в конкретных пейзажах Афганистана, а позднее - Чечни. Для нас «Битлз» никогда не были просто парнями из раскрученной, говоря сегодняшним жаргоном, попсы. Их прелесть была не только в длинных гривах и ритмах гитарного рока. Не всегда отчетливо, чаще интуитивно, мы ловили нашей промытой советской подкоркой зов к ненасилию и человеческому достоинству. В этом смысле Джон Леннон, вожак «Битлз», порой мог втиснуться в нашем сознании куда-то в ряд между Буковским и Бродским.
В бытность собкором в Нью-Йорке я бегал, носил свои строчки через Центральный парк в нашу миссию при ООН, чтобы передать оттуда факсом в Москву. Если зайти с Запада на уровне 72-й стрит, то не миновать «Дакоту». Там до сих пор живет, как ее именуют, «одна из самых знаменитых вдов планеты». Это, конечно, Йоко Оно. Художница-авангардистка и музыкант, второе «я» Джона Леннона.
Никогда не мог заставить себя пройти мимо подъезда, где упал расстрелянный в спину Джон. Ноги не шли. Но в 1985-м все-таки решился войти внутрь «Дакоты» - американские друзья помогли договориться о встрече с Йоко Оно.
Простите мою неуемную гордыню. Я, кажется, единственный русский репортер, кому довелось провести час-другой в квартире «Дакоты», где жил девять последних лет, сочиняя свои сольные диски «Plastic Ono Band», «Mind Games» и «Imagine», Джон Леннон.
Конечно, к тому времени я вдоволь начитался, будто Йоко Оно – фурия, каких свет не видывал. Если, мол, Джон при жизни принадлежал всему миру, то после его смерти Йоко сделала так, что он принадлежит ей одной. Она вроде бы контролирует выпуск всех дисков и околобитловской мишуры – статуэток, тарелок, детских игрушек и даже кроссовок «Найки», украшенных строчками из «Imagine». Нет контракта без ее подписи.
Фу, как все это безвкусно, как роняет в грязь светлую память Джона, всегда возмущались незваные адвокаты этой светлой памяти. Их особенно раздражают подсчеты журнала «Форбс»: в год наследники Леннона зарабатывают 22 млн долларов – главным образом продажей CD.
Адвокатам, правда, пришлось придержать языки лет пять назад, когда в 2000 году Йоко заполонила весь Нью-Йорк рекламными щитами с цифрой 676000. Столько американцев были убиты из огнестрельного оружия за 20 лет после гибели Леннона.
Вдова продолжает его миссию ненасилия. Такой вот агитпроп.
... Щелчок дверного замка, и мою руку пожимает холодная узкая ладонь.
- Йоко Оно.
Для фурии она слишком беззащитна. Маленькая хрупкая женщина ведет меня в гостиную, неслышно ступая босыми ногами. Здесь среди снежного половодья ковров, белых стен и белой мебели сочинял свои бессмертные песни, родил с Йоко сына и искал сам себя он, Джон Леннон.
Кажется, комната вобрала в себя по кусочку со всей планеты. Стеклянный саркофаг с жутковатой египетской мумией у стены. Японский карликовый сад – под журнальным столиком. И, конечно, знаменитый белый рояль. Это за ним к Джону пришла мысль, что он популярнее Христа.
На Йоко шелковистые черные шаровары, черная с белым кофта и какие-то мотоциклетные, перекрывающие пол-лица черные очки. Пятый год траура? Она по-восточному устраивается с ногами на диване. Поза лотуса. «Самой знаменитой вдове» в те годы – уже за пятьдесят. Но смуглое, загадочное лицо, кажется, не изменилось с тех пор, как замелькало в конце 60-х на журнальных разворотах, на боках лондонских и нью-йоркских автобусов.
Был ли Леннон на самом деле отшельником, человеком в футляре? – интересуюсь я. Таким тогда изобразил кумира американский телевизионный сериал «Джон и Йоко».
Нет она так не считает. Джон вовсе не витал со своей гитарой в каком-то дезинфицированном, закупоренном пространстве. Его жизненная позиция – в его песнях. Вспомните «Дай миру шанс». Вспомните рок, посвященный мятежу узников тюрьмы «Аттика». Вспомните, наконец, песню 1972 года «Woman is the Nigger of the World», «Женщина – это ниггер Вселенной». Джон отдал свой голос в защиту женских прав задолго до того, как вошел в моду феминизм.
Мы говорим о рванувшем тогда Чернобыле. «О, это благословенное запугивание! Лучше бы чернобыльской трагедии не было, но, свершившись, беда сблизила нас, американцев и русских».
О дожившей до сегодняшних дней связи между рок-музыкой и наркотиками. Йоко сама прошла сквозь наркотический угар. «Мы упивались мыслью, будто убиваем свое здоровье, чтобы не убивать детей и женщин во Вьетнаме. Конечно, это было глупо. А сегодня у наркомании нет даже такой мотивировки».
О Шоне, одиннадцатилетнем в тот год сыне Йоко от Джона. «Я говорю ему: не экспериментируй с наркотиками, сынок. Они того не стоят».
О том, есть ли в ее сейфах неопубликованные песни Джона. «Может быть, наберется на два-три диска».
Закат окрашивает белый рояль в цвет апельсина. Женщина в черном хранит вечный огонь памяти Джона Леннона. Вместе с нами.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
|
Вообрази, умолял он.