RSS:

	Статьи
	Периодика

Beatles.ru в Telegram:

Интервью Пола Маккартни журналу Rolling Stone (1986) - полный перевод и перевод журнала "Ровесник"

• Полный перевод (мои пояснения)
• Перевод журнала "Ровесник" (выдумки и отсебятина журнала)

В Лондоне понедельник, два дня до королевской свадьбы (имеется в виду свадьба герцога Йоркского и Сары Фергюсон которая состоялась 23 июля 1986 года), и площадь Сохо наполнена цветами, солнечным светом и молодыми туристами. Некоторые валяются на траве покуривая косяк. Другие с надеждой разглядывают стеклянные окна городского дома в стиле арт-деко через дорогу, где в просторном офисе на третьем этаже Пол Маккартни руководит суетливыми делами MPL Communications, компании которая управляет профессиональными проектами певца и его жены Линды.

Маккартни приехал из своего загородного дома в Сассексе, где у него есть новейшая студия звукозаписи, чтобы продвигать свой новый альбом Press to Play. Это пятнадцатый альбом, который он выпустил с тех пор, как он объявил о распаде Beatles в 1970 году, и эти годы уже сказываются: теперь его волосы в основном седые. Но он как всегда бодр, кипит энтузиазмом. После восьми лет в основном вялых выпусков на Columbia он вернулся на Capitol - старый лейбл Beatles - и, похоже, серьезно настроен восстановить свою несколько потрепанную артистическую репутацию.

Лондон. Понедельник. Сохо купается в солнце, повсюду цветы и любопытные туристы. Кучка бездельников фланирует по скверу, какой-то франт провожает скучающим взглядом фигуру, время от времени возникающую в окнах третьего этажа дома за невысокой оградой: здесь проходит совещание представителей фирмы грамзаписи «Кэпитол» и различных заинтересованных лиц. В данном случае заинтересованным лицом является Пол Маккартни. Совсем недавно Пол закончил запись альбома «Принужденный играть» - это пятнадцатая пластинка Маккартни с момента распада «Битлз» в 1970 году. Шестнадцать лет... Годы берут свое: Пол уже седой. Но его энергии могли бы позавидовать юноши - Маккартни, как всегда, жизнерадостен и полон энтузиазма. После восьми лет сотрудничества с фирмой «Коламбия» он вновь вернулся в лоно «Кэпитола» и всерьез намерен реабилитировать себя перед слушателями.

Press to Play включает в себя несколько новых хороших песен и новый жесткий поп-саунд, созданный с помощью Хью Пэгэма, который сопродюсировал альбом. Бэк-вокал Линды Маккартни - единственный слуховой пережиток бывшей группы Пола Wings; на этот раз его поддерживают гитаристы Эрик Стюарт и Карлос Аломар, барабанщик Рик Марротта и такие известные друзья рок-звезды, как Пит Тауншенд и Фил Коллинз. Наливая чай из фарфорового чайника, Маккартни рассказывает о своих новых композициях (одна песня, "However Absurd", представляет собой беспокойство потока сознания из бессмысленных произведений, взятых из работ таких поэтов, как У.Х. Оден) и о своих амбициозных планах на будущее. Но он не может игнорировать свое прославленное прошлое и постоянное напоминание того эмоционального настроя. Будет ли он когда-нибудь снова замечен в таком же приятном свете, как тот, что озарял Битлз двадцать лет назад? Эта тема кажется открытой для обсуждения. Поли передает сливки.

На новом диске есть несколько по-настоящему сильных вещей, что же касается пластинки в целом, то здесь мы слышим совершенно нового Маккартни: Маккартни - мелодист известен всему миру, а вот Маккартни - аранжировщика мы раньше не знали - оказывается, у рок-музыки еще есть неизведанные области! Пол рискнул на эксперимент, и он себя оправдал: традиционное сладкозвучие приобрело вдруг неожиданную жесткость, а присущая его прежней музыке ясность мысли достигла какой-то невероятной прозрачности. От бывших «Уингз» остался лишь приторный голосок Линды. На этот раз он привлек к записи гитариста Эрика Стюарта и таких корифеев рока, как Пит Тауншенд и Фил Коллинз.

Совещание закончилось, и Маккартни сам предложил мне побеседовать (раньше за ним такое не водилось). Пол разливает по чашкам чай и восторженно делится своими планами на будущее - все-таки он остался таким же мальчишкой, каким был двадцать лет назад! Но при всем его нежелании оглядываться на пройденный путь, прошлое Пола Маккартни настолько принадлежит истории рок-музыки, что его невозможно сбросить со счетов. Слишком многие, в том числе и я сам, вглядываются в будущее рока сквозь этот временной пласт.

На вашем новом альбоме есть почти панковская песня под названием "Angry". Такое отношение обычно не ассоциируется с Полом Маккартни. На что ты злишься?

Ну, на тоже самое что и многие из нас.

Пробки на дорогах и все такое?

Вещи, которые раздражают каждый день. Но я больше думаю о том, что британские профсоюзы останавливают добычу угля, а в это время умирают старушки в неотапливаемых домах, а мы как бы просто думаем: «Да, ну, профсоюз имеет право». И отношение Великобритании к апартеиду на данный момент просто безумие. Я имею в виду, что после всех этих лет после убийства Мартина Лютера Кинга и всего остального они все еще возятся с разделением на черных и белых. Это безумие. Разве они не могут просто поумнеть? Но Мэгги говорит: «Нам не нужно вводить санкции (по отношению к ЮАР)», в то время как все остальные - все эти группы за гражданские права - говорят: «Но вы же это делаете (в отношении других стран)».

 - На вашей новой пластинке есть песня почти в духе панков конца 70-х, я имею в виду «Сердитые». По-моему, подобные настроения были не характерны для прежнего Маккартни. Что же вас так рассердило?

- Я не думаю, что у меня для этого есть какие-то особые причины - вы сами прекрасно знаете, что происходит сейчас в Великобритании. Возьмем хотя бы наши тред-юнионы: да, они борются за права трудящихся, но при этом совершенно забывают о рабочих-пенсионерах, которые умирают в неотапливаемых квартирах. Часто мы об этом задумываемся? А отношение Англии к апартеиду? Не знаю как вас, а меня оно просто бесит: после стольких лет болтовни политиков о равенстве, после убийства Мартина Лютера Кинга мир все еще продолжают делить на белых и черных. Какая-то повальная паранойя среди политических деятелей. Когда же они наконец выздоровеют?

Учитывая такие взгляды, парадоксально, что лондонский таблоид The ​​Sun недавно спросил, а не были ли вы расистом, после того, как услышал пиратские копии отрывков из битловской записи альбома Let It Be, в которых вы упоминаете пакистанцев - кажется, нелестно - в песне Get Back.

Сенсационная журналистика - The Sun - газета с невысокой репутацией. Я думаю, что это то, что, когда мы записывали Let It Be, в Get Back была пара куплетов, которые на самом деле вовсе не были расистскими - они были антирасистскими. Тогда в газетах было много статей о том, что пакистанцев выселяют из квартир. Они живут по шестнадцать человек в комнате или что-то еще. Итак, в одном из куплетов Get Back, который мы сочиняли на съемках Let It Be, в одном из отрывков есть что-то о «слишком большом количестве пакистанцев, живущих в муниципальной квартире» - вот в чем суть. Что для меня фактически выступало против перенаселенности пакистанцев. Sun хочет рассматривать это как расистское замечание. Но я скажу вам, что если и была какая-то группа, которая не была расистской, то это были The Beatles. Я имею в виду, что все наши любимые артисты были черными. Мы были в некотором роде первыми, кто в некотором смысле открыл глаза на «Мотаун» для всего мира. Каждый раз, когда мы приезжали в Штаты, нас спрашивали: «Кто ваши любимые артисты?» И мы отвечали: «В основном это черные, а среди американских исполнителей - это Мотаун. Вот и всё". Не думаю, что Битлз сильно на этом зацикливались.

- Я разделяю ваше негодование, но что вы скажете по поводу того, что лондонская «Сан» обвиняет вас в расизме? Я имею в виду историю с вариантами песни «Возвращайся» из альбома «Пусть будет так». «Сан» считает, что вы имели в виду пакистанских рабочих, приехавших на заработки в Англию. (В начале 1986 года в Великобритании и США появились записи некоторых песен «Битлз», которые были смонтированы из пленок, записанных во время работы «Битлз» над альбомом «Пусть будет так». Один из звукооператоров фирмы «Эппл» самовольно изготовил кассету с такими записями и, реализовав ее, заработал несколько миллионов фунтов стерлингов. В настоящее время по инициативе Джорджа Харрисона и Йоко Оно против этого человека возбуждено судебное дело. - Прим. пер.)

- Я просто восхищен оборотистостью «Сан»! Подумать только, Маккартни - расист! Это же сенсация! Вот уж поистине рыцари пера без страха, а главное, без совести. Знаете, когда мы делали «Пусть будет так», возникло два варианта песни «Возвращайся», но ни один из них не содержал в себе каких-либо расистских мыслей, наоборот, они были антирасистскими песнями. В то время много писали о Пакистане, о тяжелом экономическом положении в стране, о том, что много пакистанцев приезжает на заработки к нам, я где-то прочитал, что они ютятся по шесть человек в крохотных комнатушках. И в одном из вариантов «Возвращайся» появилась строчка: «Слишком много пакистанцев живет в одной комнате». «Сан» почему-то сочла эту фразу призывом к расистским выступлениям против пакистанцев, но эти писаки сознательно не цитируют следующую строчку: «Господа в правительстве, обеспечьте этих несчастных нормальным жильем» - иначе рухнет весь их замысел.

В «Сан» вообще работают изобретательные ребята, и фантазии им не занимать. Недавно они прицепились к 15 февраля 1976 года. Не знаю, почему они выбрали именно этот день из моей жизни, ну да ладно, дело не в этом. По их сведениям получается, что в тот день Линда накрыла меня в Рио-де-Жанейро с какой-то сомнительной компанией. Интересно, правда? Но самое интересное, что я никогда не был в Бразилии! Хотя, может быть, в «Сан» считают, что Рио-де-Жанейро - это где-то в Эссексе?

Раз уж мы заговорили о расизме, я вам вот что скажу: если в те годы и была какая-то нерасистская группа, то это «Битлз». И это несложно доказать. Когда мы впервые приехали в Штаты, на пресс-конференции кто-то задал вопрос: «Кто ваши любимые музыканты?». Мы начали перебирать: Рэй Чарльз, Чак Берри, Смоки Робинсон... У них челюсти отвисли: в те годы ни один белый музыкант в Америке даже в мыслях не признался бы, что любит черную музыку. Да и в Англии предпочитали не распространяться на эту тему. Никогда бы не подумал, что меня обвинят в расизме.

А как насчет сенсационности в рок-н-ролле - переизбытка секса и насилия, на который многие из музыкальных критиков указывают в наши дни. Беспокоитесь ли вы о том, что на ваших детей влияют подобные вещи?

Нет. Я думаю, что им нравится довольно хорошая музыка - Simple Minds, Dire Straits, Tears for Fears и тому подобное. Я никогда не пытался делать чему-либо предпочтение, потому что, полагаю, мне бы не понравилось, если бы мой отец сказал мне чтобы он любит Элвиса. Это бы меня оттолкнуло.

- Как вы относитесь к тому, что в последнее время появилось много песен, я бы сказал, скандального характера, в которых прославляются наркотики, насилие, секс. Не боитесь, что они могут каким-либо образом оказать влияние на ваших детей?

- Нет, не думаю. Они не испытывают влечения к этому мусору. Старшие слушают «Дайр стрейтс», «Генезис», «Симпл майндс», и все чаще в доме звучит Бах - постепенно дорастают, а самый младший предпочитает «Уэм!» и «АС/ДС» - это как раз для дошкольников. Вообще-то я не давлю на них, наверное, потому, что сам в детстве не любил, когда меня поучали. А может быть, я просто вижу, что у них формируется хороший музыкальный вкус. Нет, я не боюсь за них в этом смысле.

Вы знакомы с организацией PMRC в США - группой вашингтонских жен, которые присваивают рейтинги записям поп-музыки?

О, тексты песен. Я как бы понимаю их точку зрения. Полагаю, что есть момент, как в случае с газетами, когда хочешь подвергнуть материал цензуре. Не думаю, что вам следует, но... Допустим, есть действительно замечательная группа и вы склонны думать, что она играет хэви метал чтобы сказать (смеется) что они отстаивают убийства и сатанизм. И они выпустили действительно отличный альбом, и многие люди обратились к сатанизму. Должен быть момент, когда вы собираетесь сказать: «Послушайте, ребята, мы все за свободу творчества, но мы просто не хотим, чтобы дьявол топтал Америку». Что бы ты сделал? Я не знаю. Но я считаю, что цензура очень опасна...

Но дела идут все дальше и дальше. На днях я видел передачу по телевидению... Меня не обидело - я имею в виду, меня это не особо беспокоит - но это заставило меня задуматься, не слишком ли далеко некоторые заходят. Там была гейская сцена и парочка парней действительно этим занимались. Я не возражаю против того, чтобы кто-то мастурбировал так, как он хочет. Но, может быть, публичный телеканал не для этого. И видео гадости "Я просверлю твой мозг", "Я плюю на ваши могилы". Сам я не смотрел эти фильмы - я становлюсь старым - но как далеко они позволено этому зайти? Я думаю, что в каком-то смысле не больно, когда кто-то следит за всем этим. Сторожевые группы - это не плохо, но вы должны не давать им слишком много власти.

- А что вы можете сказать по поводу деятельности новой американской организации «Родительский надзор за текстами песен»? (Неправительственная организация, которой руководят жены американских сенаторов, пытается пробить закон о цензуре текстов песен рок-групп и исполнителей. - Прим. пер.)

- Я понимаю их беспокойство, но... Они пытаются найти наиболее легкий путь, но он отнюдь не самый разумный и даже не очень достойный. Видите ли, они хотят взвалить формирование музыкальных вкусов своих детей на фирмы грамзаписи, вместо того чтобы заниматься этим самим. Такая позиция родителей опасна прежде всего для самих же детей. В конце концов, прежде чем покупать ребенку пластинку, послушайте ее. А то так можно отмахнуться от всех проблем воспитания. Самое простое - запретить, воспитывать куда сложнее.

Но самое главное: настоящие, большие музыканты никогда не прибегают к сомнительным текстам. Площадная брань как средство самовыражения? Простите, но это вопрос тоже воспитания. Я знаю, когда, например, Блэкмору некуда девать свои эмоции, его разговор со слушателем становится наиболее выразительным - его гитара смеется и плачет, умоляет и обличает. Не забывайте, мы же музыканты! И для нас прежде всего музыка, ни одна даже самая пламенная речь не сможет передать вопль души так, как это можно сделать одним аккордом. А то, о чем вы говорите - насилие, убийства, сатанизм, - от бесталанности и плохого воспитания. Их слушают тоже, как правило, невежественные люди. Это замкнутый круг: одни создают, другие потребляют, но создатели и потребители принадлежат к одному клану - клану нравственных уродов. Вы поймите, я за свободу творчества, но здесь эта свобода сводится к лозунгу «Да здравствует идиотизм!». Вы обратите внимание, такие музыканты никогда не участвуют в совместных концертах с рок-музыкантами, работающими в других направлениях. А почему? Да потому, что концерт - главная проверка твоих профессиональных способностей, а такие деятели на фоне настоящих музыкантов выглядят просто дилетантами. Да, они гастролируют, но это не гастроли групп или певцов, а демонстрация достижений электроники.

Подобная проблема существует и в кинематографе. Недавно я наконец-то выбрался в кино, уже не помню, как назывался фильм, но дело не в названии. Мне трудно пересказать вам содержание - его попросту не было: герои лупили друг друга чем попало, море крови, каждое второе слово в диалогах нецензурное. Я не пуританин, но это, по-моему, слишком. После сеанса возникает единственная мысль: «Неужели искусство может пасть еще ниже!». Я не против того, чтобы режиссеры и прочие деятели искусства расширяли границы своего творчества, просто мне кажется, что некоторые двигаются в направлении тупика. Может быть, я рассуждаю по-стариковски, а я и есть старик (смеется), но вообще-то неплохо устроить какой-то надзор за всей этой стряпней, только чтобы он не был очень назойливым.

В более позитивное русло: вы активно поддерживали разные организации, в которые вы верите, например LiveAid.

Я не самый лучший участник различных объединений, но многое поддерживаю. Я какое-то время поддерживал Amnesty International, и, конечно, Live Aid, которая была и есть отличной организацией.

Обеспокоены ли вы сообщениями о том, что деньги, собранные Live Aid для Эфиопии, в конечном итоге идут на пользу военному режиму этой страны, а не голодающим людям?

Что ж, до концерта Live Aid должен был быть другой концерт такого рода, и мы с Дэйвом Гилмором собирались принять в нем участие. Но мой сосед, Дэвид Астор, который в то время был довольно влиятельным участником Amnesty, рассказал мне, что его сын в тот момент находился в Эритрее и от него поступали очень тревожные новости. Он сказал: «Если вы займетесь благотворительностью, она пойдет в армию. Они говорят: «Большое спасибо за помощь нашей стране. Мы не покупаем еду для наших людей, мы тратим деньги на оружие». Поэтому, во время LiveAid я немного разузнал об этом и проверил. И мы, я, Астор, Пит Таунсенд, еще несколько человек, решили, что у Боба Гелдофа достаточно хорошие связи по этому вопросу. Мы хотели что-то сделать, даже если в этом был какой-то риск - я имею в виду, что мы видели людей по телевизору, просто умирающих на глазах у камеры.

Я был рад, что провели Live Aid. Кто-то всегда будет скулить. Им во всем, что ты делаешь, всегда будет видиться плохая сторона. Когда я делал «Черное дерево и слоновая кость» со Стиви Уандером - что было совершенно безвредной попыткой определить необходимость расовой гармонии - некоторые люди говорили: «О, это просто каша». Это грубо. Дело в том, что есть расовая проблема в Южной Африке, вероятно, меньше в Штатах, но напряженность все еще есть, она все еще вспыхивает. Вы не можете этого отрицать. Я просто хотел сделать что-нибудь хорошее, спеть песню, которая, как я думал, снимет напряжение. И у меня было несколько замечательных моментов. Например, в Лос-Анджелесе есть отличный чернокожий саксофонист Эрни Уоттс. Я думаю, что его жена белая, он подошел ко мне на нашей сессии и сказал: «О, чувак, спасибо за эту песню». И эта его фраза сделала композицию важной для меня, потому что эта песня помогла хотя бы одному человеку и его состояние стало легче хотя бы в малейшей степени. Тогда меня не волнует, что говорят все критики. Его слова действительно достаточны. Эрни Уоттс играет чертовски лучше любого критика, которого я когда-либо слышал.

- Насколько мне известно, вы принимали участие в концерте «Лив эйд», средства от которого должны были пойти на ликвидацию последствий засухи в Эфиопии. Теперь уже совершенно ясно, что часть собранных средств попала в руки реакционных кругов Эритреи. (Северная провинция Эфиопии, на территории которой действуют сепаратистские группировки националистического толка, совершающие вооруженные вылазки против законного правительства Эфиопии. - Прим. пер.) Как вы отнеслись к этому известию?

- Что я об этом думаю? Ужасно, что средства, предназначенные голодающим - мы сами видели их в программах новостей, люди буквально умирали перед телевизионными камерами, - попали в распоряжение воинствующих группировок. Конечно, они приобретут на них оружие, а не хлеб. Но, мне кажется, музыканты не виноваты: мы же хотели как лучше!

- Как вы относитесь к критике?

- Здесь надо четко провести границу между критикой и критиканством. Я понимаю, что на всех не угодишь, но здравый смысл в оценке творчества, на мой взгляд, должен быть более серьезным аргументом, чем субъективная схоластика типа «доминантсепт-аккорды в финальной части превалируют над дольными структурами, обедняя гармонию произведения». Это и есть критиканство, когда сказать нечего, а говорить надо. Когда мы со Стиви Уандером написали песню «Черное дерево и слоновая кость», мы хотели сказать всему миру, что люди всех цветов кожи должны и могут жить в дружбе и согласии, но нашлись критики - нет, критиканы, которые написали в своих газетах только одно слово: «чепуха». Понимаете? Это как раз тот случай, когда одно слово может убить. И вроде действительно чепуха, но я слег на несколько дней. Все время вертелась мысль: «А может быть, они правы, а я действительно дурак, на что замахнулся?» Но проблема-то существует! В ЮАР, в меньшей степени в США, но она есть. Со всеми сопутствующими обстоятельствами. И вы знаете, когда я понял, что работал не напрасно? Во время гастролей в Лос-Анджелесе. Ко мне за кулисы пришел Эрни Уоттс, великий черный саксофонист, и сказал: «Огромное тебе спасибо за эту песню». А в глазах у него стояли слезы. Я вначале не понял, почему у него была такая реакция, но кто-то сказал, что он женат на белой женщине... И мне стало безразлично мнение критиканов. В конце концов, если моя песня помогла хотя бы одному человеку, значит, я жил не напрасно.

Как вы думаете, есть ли основания в частых высказываниях о том, что ваша пост-битловская музыка стала слишком слабой?

Да, это правда. Невозможно постоянно всё делать в правильном русле. Если в моих работах был недостаток, то, я думаю, некоторые из них остались просто недоработанными. Глядя сейчас на некоторые из них, я думаю: «Я же не закончил работу над ними». Так что, да, некоторые песни несколько слабы, и некоторые из них незакончены. Но иногда критик говорит: «Это отвратительно» - и я склонен с ним согласится: «Он прав, это совсем не здорово». На моих альбомах есть немало треков которые мне сейчас не нравятся. Например, Bip Bop с альбома Wild Life. О, Боже! Я слушать её не могу, это просто никуда не годится. Но иногда получается что-то стоящее, порой какая-то мелочь делает всё по-настоящему стоящим.

- Но тем не менее большинство критиков единодушны во мнении, что ваша музыка пост-битловского периода значительно мягче, чем, например, композиции в двойном альбоме 1969 года. На мой взгляд, это справедливо.

- Да, действительно так. Но не могу же я делать все песни похожими на «Суматоху» (одна из первых композиций «Битлз», написанная в стиле хард-рока. - прим. пер.). Единственное, что могу сказать, большинство моих песен так и остались неоконченными. Нет, нет, я говорю не о черновых набросках, а о том материале, который записан на пластинках. Я иногда слушаю свои старые записи и не могу избавиться от мысли, что большинство песен скомканы, мелодические линии не развиты, ритмы слабые. (Я слушал и ужасался: боже, что он говорит! Из одной песни Маккартни любой мало-мальски грамотный ремесленник может набрать мелодий, которых ему хватит на много лет безбедного существования. - Авт.) Поэтому, возможно, некоторые оказались слишком мягкими, но вся беда в незавершенности. Порой критики говорят: «Да это же какое-то желе, а не песня!», и я готов с ними согласиться - я никогда не спорю с объективными истинами. Но если уж совсем честно, то таких песен у меня немного, например «Би боп» из альбома «Дикая природа». Я просто слышать ее не могу, это какой-то кусок бездумья. Но, к счастью, подобная халтура у меня редко проходит.

Критикам может понравиться более жесткое поп-звучание альбома Press to Play. Некоторые треки имеют почти экспериментальный уклон.

Самое забавное, что было время, когда я был единственным авангардистом в Битлз. Было это примерно во времена записи альбома Sgt. Pepper, потому что этот альбом во многом повлиял на меня. Я подумал об идее притвориться другой группой. Я пытался заставить каждого в группе дистанцироваться от самого себя как можно дальше и записать альбом соответствующий ожиданиям. В то время Джон жил в Вейбридже со своей женой и ребенком, а я был холостяком в Лондоне — жил сам по себе, ходил в театр, просматривал газету International Times, читал Аллена Гинзберга. Это был довольно богатый период.

В то время я снимал домашние фильмы на 8-миллиметровой пленке и показывал их по одному кадру - щелк, щелк, щелк - в результате они длились около часа, тогда как они должны были длиться всего десять минут. Я помню, как показывал их Антониони - кажется, он был в городе на съемках своего фильма Blow Up, и Кейту Ричардсу. У нас было несколько приятных вечеров - довольно обкуренных вечеров, я должен признать - просто смотрели эти фильмы. Они все еще у меня. И мне нравился Штокхаузен, и я делал дома зацикленные записи  и просто отправлял их друзьям, молвы ради. Я помню, как однажды сказал Джону: «Я сделаю альбом из этого и назову его Пол Маккартни зашел слишком далеко». И он сказал: «Да, ты должен это сделать, чувак!» Так что я был первым, кто познакомил Джона со многими вещами. На самом деле, не многие люди знают о том, что Йоко приходила ко мне домой до того, как встретила Джона. Было благотворительное мероприятие - скорее авангардное, чем-то связанное с Джоном Кейджем или чем-то в этом роде - и ей были нужны были тексты, рукописи. Мне не нравится об этом говорить, но я на самом деле не хотел отдавать ей свои тексты - ну, эгоизм или что-то типа того, но я просто не хотел этого делать. Поэтому, я сказал: «Но у меня есть друг, который может быть поможет - мой друг, Джон».

Так вы стали катализатором отношений Джона и Йоко?

Ну, я этого не знаю. Но я вроде как представил ее Джону и они тогда действительно нашли общий язык - это было похоже на лесной пожар. Определенно, Джон был влюблен. Влюблен немного неуверенно, потому что он предостерег меня от Йоко - вроде как сказал: «Послушай, нет и нет». Он знал, что я немного бабник - без сомнения, мне нравились девушки. И я сказал: «Да, хорошо». Я все равно не собирался, но он этого не знал.

- Но сейчас-то критики должны быть довольны, «Принужденный играть» получился в духе самого жесткого хард-рока. Все в один голос утверждают, что вы вновь стали новатором там, где, казалось, все возможности исчерпаны.

- Знаете, что самое забавное? Было время, когда среди всех членов «Битлз» я считался - да и действительно был - самым склонным к авангарду. Я говорю о периоде, когда мы работали над альбомом «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера» общая идея пластинки была моя, и я как мог оказывал давление на остальных. С самого начала мы решили: над альбомом работает не «Битлз», а другая группа, понимаете? Мы вообразили, что перестали быть «Битлз». Каждый должен был забыть все, что мы делали прежде. Джон в то время жил с женой и ребенком в Уэйбридже, а я обитал в холостяцкой квартире в Лондоне, преимущественно бездельничал, ходил по вечерам в театр, прочитал всего Тургенева. Отличное было время! Я увлекся любительской киносъемкой, из нескольких лент я монтировал фильм, подгоняя самые различные сюжеты, и был чрезвычайно доволен своей режиссурой. Помнится, я даже осмелился показать наиболее удачный маразм самому Антониони, он в это время снимал в Лондоне «Блоу Ап». Метр приехал ко мне домой и во время просмотра несколько раз вежливо улыбнулся; думаю, больше всего ему хотелось вышвырнуть меня в окно.

Потом я начал безобразничать со звукозаписью: включал магнитофон и валял дурака на пианино, затем накладывал партию гитары, а в самом конце находил ритм и выбивал его на кастрюлях. Я прогонял всю эту чертовщину в обратную сторону, с разными скоростями и рассылал готовые записи знакомым, так, ради смеха. Я совсем одурел от этих упражнений и, чтобы развлечься, стал пугать Джона, что выпущу сольный альбом под названием «Пол Маккартни переборщил». Джон поначалу хихикал, но потом ему надоел этот цирк, и он позвонил мне в пять часов утра, предложив на выбор: «Либо ты выпустишь свой чертов альбом и оставишь меня в покое, либо я тебя убью!» По-моему, он не шутил, потому что я перед этим позвонил ему в четыре часа утра. А вообще, мы часто с ним развлекались подобным образом. Между прочим, немногие знают, но первым с Йоко Оно познакомился я: она как раз приехала в Лондон и очень интересовалась модернизмом, а кто-то из моих знакомых сказал ей, что знает одного сумасшедшего авангардиста, и привел ее ко мне. Она послушала всю эту кастрюльную чушь, я прочитал ей несколько набросков к «Сержанту»... Что ж вы думаете, понравилось. Но знаете, если честно, то мне очень не хотелось расставаться с моей дребеденью - а она просила! - и я сказал, что знаю еще более чокнутого парня, и отвел ее к Джону. Когда они встретились, мне показалось, что в комнате сверкнула молния. Во всяком случае, Джон влюбился до потери памяти. И вначале дико ревновал Йоко ко мне - она же была моей знакомой.

Вместо этого вы увлеклись Линдой Истман. Было ли сложно поддерживать столь неоднозначный союз за последние шестнадцать лет?

Что ж, мы были и в печали, и в радости, были и влюблены, и сердиты – у нас были всякие ситуации. Конечно, все было не так идиллически, как кажется на первый взгляд. Поверьте, это настоящий брак, такой же настоящий, как и любой другой. Суть в том, что мы любим друг друга и, более того, мы нравимся друг другу. Звучит банально, но что я еще могу сказать?

- И потом вы познакомились с Линдой Истман. Скажите, неужели все шестнадцать лет ваш союз был таким идиллическим, как пишут некоторые журналисты?

- Все было - и ссоры, и размолвки. Мы прошли через все стадии супружеской жизни. Конечно же, наша семья не такая идиллическая пастораль, как это может показаться с первого взгляда, - это настоящий брак, понимаете? Такой же настоящий и реальный, как и любой другой. Самое главное, мы и любим друг друга и уважаем. Возможно, звучит тривиально, но тем не менее это так.

Размышляя о тебе и Линде, Джоне и Йоко, мы неизбежно вспоминаем конец Битлз. По прошествии всего этого времени причина распада группы все еще кажется неясной. Что на самом деле произошло?

На самом деле, я думаю, что во время записи White Album все становилось несколько нетерпимым. А когда писали Let It Be то было уже очень трудно - тогда Джордж покинул группу, и Ринго тоже, но нам удалось исправить это. Для меня те события кажутся как в пурпурной дымке, но в какой-то момент - после того, как закончили Let It Be, и примерно в то время, когда я захотел выпустить альбом McCartney, - у нас была встреча в офисе Apple, и это было типа «Послушайте, что-то у нас не так. Мы должны с этим разобраться». У меня было свое предложение и я сказал: «Я думаю, мы должны вернуться как группа - вернуться как небольшой коллектив, которым мы всегда были. Думаю, нам нужно устроить небольшой гастрольный тур и играть в небольших клубах». Я просто хотел снова стать группой, потому что мы стали бизнес-группой. Мы стали бизнесменами. Это было моим предложением. И Джон посмотрел мне в глаза и сказал: «Я думаю, ты рехнулся. Я не собирался тебе говорить, но я ухожу из группы». Насколько я помню, это были точные его слова. У нас отвисли челюсти. И потом он начал объяснять, что это довольно хорошее чувство когда сбрасываешь груз со своих плеч и когда всё можешь высказать - это немного похоже на то, как он сказал жене о разводе, что испытал своего рода чувство облегчения. Для него это стало облегчением, но у нас не было особо хорошего чувства. 

Сначала мы договорились об этом не объявлять. Но через три или четыре месяца я всё больше ощущал себя виноватым из-за того, что люди меня спрашивали: «Как дела в группе?» тогда, когда мы как уже знали, что группа, вероятно, распалась. Так что в конце я сделал тупой ход, и, оглядываясь назад, я понял, что это действительно выглядит очень жестко и холодно. Я выпустил альбом McCartney и, на самом деле, я не хотел много прессы для него. Поэтому я попросил одного из сотрудников составить мне список вопросов, и я напишу ответы. Мы напечатаем его как брошюру, и просто приклеим его к альбому. Вопросы были довольно острыми, и в итоге я как будто объявил о распаде «Битлз». Очевидно, Джон очень рассердился по этому поводу - это одна из тех вещей, которые, по его словам, действительно его ранило и задело за живое. Лично я не думаю, что было так плохо объявить миру после четырех месяцев, что мы расстались. Когда-нибудь это должно было произойти. Я думаю, что, может быть, сейчас я сожалею о том, как сделал это - я бы хотел, чтобы это было немного добрее или с согласия других. Но я чувствовал, что пора.

- Говоря о Поле и Линде и о Джоне и Йоко, неизбежно возникает вопрос о распаде «Битлз». Никто до сих пор не знает, что же произошло на самом деле, каковы истинные причины распада?

- Мне кажется, что однозначно на такой вопрос ответить невозможно - слишком много субъективных факторов наложилось одновременно. По-моему, все началось с «Белого альбома» и перекинулось в 1970 год. Непонимание, нежелание, неестественность... Очень много слов, начинающихся с «не», и любое можно поставить перед «Битлз». Нам стало трудно вместе, и наиболее остро это начало ощущаться во время работы над «Пусть будет так». Первым не выдержал Джордж, потом Ринго, они ушли, но нам казалось, что еще не все потеряно и мы сумеем повернуть стрелки вспять. Сейчас все в каком-то тумане, я не могу вспомнить точную хронологию событий, но за некоторые могу поручиться. После того как «Пусть будет так» был готов - примерно в то время, когда я задумал сольный альбом «Маккартни», - мы встретились в нашей студии «Эппл». Мы собрались для того, чтобы откровенно поговорить, и нам было что сказать друг другу. Могу привести мои аргументы. Я сказал, что мы должны снова собраться: «Битлз» не имеют права уподобляться склочным кумушкам, мы всегда были маленькой коммуной, и нам нужно такими и оставаться. Я предложил организовать небольшой клуб, в который вошли бы наиболее близкие друзья каждого из нас, и устроить мини-турне, такой бродячий цирк «Одинокие сердца». Мне казалось, что нам еще надо научиться быть группой, потому что мы постепенно превратились в бизнесменов: музыкальная группа «Битлз» вдруг стала торговым предприятием «Эппл». Джон искоса взглянул на меня, как петух, готовящийся клюнуть зерно, и сказал: «По-моему, ты рехнулся. Я не собираюсь обсуждать твои глупости и ухожу из группы». Это его подлинные слова. У нас отвисли челюсти. И тут он пустился в объяснения, что, мол, хорошо высказать все сразу, без утайки, это приносит облегчение всем. Он стал рассказывать, как объявил своей жене о том, что собирается с ней развестись, и как ему после разговора стало легко, и как прекрасно она почувствовала себя после его слов. Конечно, очень любезно было со стороны Джона рассказать нам о своих намерениях, но я не могу сказать, что испытал облегчение.

Поначалу мы решили не объявлять о распаде. Но я уже не мог смотреть в глаза знакомым, которые приставали с вопросами: «Как дела в группе?» Я-то прекрасно знал, как наши дела. То, что я сделал в конце концов, сейчас, по прошествии всех этих лет, кажется мне бессердечным и даже циничным, что-то воде плохого конца в фильме. Все произошло следующим образом: я уже готовил к выпуску «Маккартни» и вовсе не хотел, чтобы пресса устроила истерику по этому поводу. Когда меня в очередной раз спросили о дальнейших планах «Битлз», я предложил журналисту составить для меня список вопросов, на которые я отвечу ему письменно, и после мы сделаем из этого списка вкладыш в мой альбом. Я ответил на все его вопросы и в самом конце приписал: «Группа «Битлз» распалась». Подпись: «Пол Маккартни». Когда Джон узнал об этом, я думал, что он сойдет с ума от ярости, - правда, известная всем нам, оказалась смертельным ударом, когда мы увидели ее напечатанной типографским шрифтом. У меня даже мелькнула мысль, что Джон шутил, когда говорил о своем выходе из «Битлз». Но, в конце концов, почему мы должны скрывать правду, когда «Битлз» уже не существовали почти пол года? Рано или поздно секрет выплыл бы наружу, но с такими невероятными подробностями, что нам всем пришлось бы туго. Возможно, та форма, в которой я подал эту новость, была не самой удачной, может быть, мне надо было быть более деликатным или сделать то же самое, но согласовав с другими. Не знаю. Тогда я чувствовал себя в праве сделать заявление именно таким образом.

Не были ли остальные расстроены тем, что ваш альбом McCartney вышел за месяц до Let It Be?

Да, я думаю, Джон думал, что я использую этот пресс-релиз для рекламы - полагаю, в некотором роде так и было. Все это выглядело очень странно и некоторых огорчило. Хорошая сторона этого заключалась в том, что нам всем пришлось наконец признать тот факт, что мы расстались за три или четыре месяца до этого. Мы часто звонили друг другу, как бы говоря: «Давай снова вместе». И я думаю, что я, Джордж и Ринго действительно хотели спасти. Но я думаю, что в тот момент Джон был слишком увлечен своей новой жизнью - в чем его нельзя винить. Он всегда хотел быть немного более авангардным, поэтому жизнь в Нью-Йорке и влияние Йоко, очевидно, помогли ему в этом. Для него это было очень захватывающе во всех отношениях. Так что примерно в то время стало ясно, что группа больше не собирается вместе. Вот и все.

- Скажите, а другие «Битлз» не почувствовали себя обиженными, когда ваш «Маккартни» появился на свет, ведь это произошло за месяц до выхода «Пусть будет так»?

- Да, Джон решил, что я сделал свой пресс-релиз, чтобы разрекламировать сольный альбом, возможно, отчасти он был прав, но даже если и так, то я действовал не из этих побуждений. Хотя должен признать, выглядело все довольно странно. Сам факт, что я сделал свой альбом, никого не удивил и не возмутил, вспомните, и Джон и Джордж к тому времени тоже имели несколько сольных альбомов. Но после этих событий мы наконец стали отдавать себе отчет, что «Битлз» больше нет. До этого Джордж, Ринго и я регулярно звонили друг другу, пытаясь как-то исправить положение: мы действительно думали, что «Битлз» можно сохранить. Но все упиралось в Джона, который так стремительно ринулся в новую жизнь, что ничего не хотел видеть - он пытался отсечь даже самые безобидные призраки прошлого. Я не думаю, что мы имеем право винить его. Ему всегда нравились новые люди, он быстро загорался свежими идеями, он попал в Нью-Йорке в интеллектуальную элиту, и она пришлась ему по душе. Джон раскрылся навстречу, и волна захлестнула его. Я не говорю, что это плохо.

Было ли вам грустно видеть, как Леннон впоследствии впал в героиновую зависимость?

Да, мне это очень не понравилось. К сожалению, в тот момент он ускользал от нас, так что никто из нас на самом деле не знал в чём дело. Он никогда не говорил нам; до нас доходили слухи, и нам было очень грустно. Но он выбрал новый курс, который действительно включал в себя все и вся. Потому что Джон был таким парнем - он хотел прожить свою жизнь в полной мере, как он это видел. Он часто говорил такие вещи, как: «Если вы оказались на краю обрыва, и задаетесь вопросом, прыгать или нет - то прыгайте». Но я полагаю, что всегда буду говорить: «Нет, чувак, я не собираюсь прыгать с этого утеса. И меня не волнует, хорошо это иль нет". Я помню, как однажды вечером мы ужинали - просто дружеский ужин, - и я помню, как Джон сказал, что он подумывает о том, чтобы сделать трепанацию: просверлить отверстие в черепе. Римляне или греки, или кто-то раньше так делали. Вероятно, это, в сознании Джона, придавало аргументированность. И он сказал: «Ты бы согласился на это? Ты хочешь это сделать? Могли мы бы пойти и сделать это». Я сказал: "Зачем?" Он сказал: «Это снимает нагрузку на твой мозг». Я ответил: «Послушай, ты сам попробуй, и если это получится, скажи мне, и, может быть, я это сделаю».

Тогда это витало в воздухе. Мне просто повезло, что я сказал «нет» этим вещам. Потому что в то время я чувствовал себя некомфортно, говоря «нет». Я думал: «Ну, вот и я снова, смотрите на меня несмелого. Я тот над которым будут смеяться». Я имею в виду, что на меня было такое давление, когда я в первый раз отказался от наркотика. А тогда на меня сильно давили.

- Как вы отнеслись к тому, что Леннон полностью отгородился от своего прошлого?

- Было грустно. Он исчез с горизонта, и мы не знали даже, где он живет, тем более - что делает. Доносились какие-то слухи, но истинное положение дел оставалось тайной. Ясно было одно: Джон взял новый курс, а это означало, что его будет бросать из одной крайности в другую. Потому что Леннон был таким человеком, который не обращает внимания на условности и не подчиняется никаким правилам. Он хотел вести такую жизнь, какую сам себе придумал, а его фантазия не знала предела. Знаете, он так часто повторял одну фразу, что , по-моему, она превратилась в его кредо: «Если ты стоишь на краю обрыва и раздумываешь, прыгнуть или нет, - прыгни!» Что касается меня, то я всегда выбирал второе. Многие, знаю, прочитав вашу статью, обвинят меня в трусости. А вы поставьте себя на край пропасти! Не надо даже пытаться отождествлять себя с Джоном, его нельзя судить по обычным человеческим меркам. А насчет прыжка с обрыва подумайте на досуге. Это не так просто, как может показаться, на подобное отваживаются немногие, а оставшиеся обвиняют друг друга в трусости.

Как-то Джон прочитал, что древние римляне и греки делали особо выдающимся персонам трепанацию черепа, что якобы позволяет избежать стрессов или что-то в этом роде. Он прибежал ко мне домой и стал уговаривать поехать в больницу: он уже обо всем договорился, и нам быстренько проковыряют в башке дырочки. Я уперся и сказал, что никуда не поеду. Джон размахивал руками и кричал, что я ретроград и ничего не понимаю. Я устал с ним бороться и предложил, чтобы он отправлялся на это увлекательное мероприятие один, а потом, когда я увижу, что ему действительно здорово, последую его примеру. Конечно же, он никуда не пошел. И дело не в этом, я рассказал вам эту историю, чтобы вы немного представляли себе, что значти быть близким другом Джона Леннона. И я счастлив, что был другом этого сумасброда.

Было ли это похоже на то, что все вокруг сидели и затягивались кислотой, а ты…

Да уж. Они говорили: «Что с ним не так?» Теперь, оглядываясь назад, я думаю, Господи, и как же это у меня хватило смелости противостоять давлению сверстников? Но в то время я чувствовал себя действительно хорошо. Они подтрунивали надо мной: «Эй, Мистер кристально чистый трезвенник». А я им отвечал: «Да ладно, ребята, я не особый трезвенник, но знайте, кислота нас ещё побеспокоит».

Но в конце концов вы попробовали ЛСД.

Да, в итоге попробовал. На самом деле, это произошло потому, что Джон однажды вечером сделал это по ошибке. Мы пришли на запись на Эбби-роуд, и он подумал, что принял стимулирующую таблетку - «спид» (наркотик из группы стимуляторов) или что-то подобное - чтобы пробуждиться на вечер, но оказалось, что это кислота. У него была коробочка для таблеток и он принял не ту таблетку. Это было примерно во времена записи альбома Sgt. Pepper. Что ж, в ту ночь мы сделали немногое. Джон подошел и сказал: «Боже, я отключаюсь». И все мы сказали: «Аааа. . . Ладно. Успокойся, парень. Итак, это хорошее место для отключки? " Он сказал: «Нет, не совсем так». Ладно. Джордж Мартин не знал. Мы сказали: «Джордж, Джон не очень хорошо себя чувствует» - и Джордж поднял его на крышу! Мы сказали: «Может, это плохая идея, Джордж». Я сказал что отвезу его домой. Так что я отвез его домой, и это была моя первая отключка (под влиянием наркотика) той ночью, потому что я подумал, знаете ли, я не могу оставить этого парня одного - он был весь ооооооо. . . .

О вашем очевидном предпочтении марихуаны в  ти годы говорили многие. Вы все еще балуетесь?

Я больше не говорю о таких вещах - это слишком безумно. Где мне повезло, так это с тем, что я избегал героина. Я прошел через большинство других вещей, и у меня был друг в шестидесятых, который пристрастился к героину. Он сказал мне: «С героином дело в том, что это нормально, пока у тебя есть деньги, чтобы поддержать эту привычку - нет проблем, пока ты можешь платить. И у тебя вряд ли с этим возникнут проблемы, так что это круто. Но что-то в моем мозгу дзинькнуло, загорелось маленькая лампочка и я сказал себе: «Нет, это неправильно». Так что мне очень повезло. Я сказал: «Нет, спасибо», и избежал этого. И я благодарю Бога за это, потому что многие мои друзья этого не сделали, и они прошли через ужас. А некоторые из них из этого так и не вышли.

Это отрезвляет когда осознаешь что употребление наркотиков как развлечение в шестидесятые годы, казалось таким беззаботным, и привело к сегодняшнему ужасному положению дел с наркоманией, а это совсем не так.

Я думаю, что во многом это было вызвано не пониманием людьми ситуации с наркоманией - например, смешивая марихуану с героином они говорят: «Ну, одно ведет к другому». Я всегда говорю им: «Ну, выпивка так же легко приводит к этому, а сигареты - к выпивке, и так далее. Все это ведет друг к другу». Я лично считаю, что если бы старшее поколение было более разумным, вместо того, чтобы арестовывать людей и использовать тактику запугивания...

Как недавние страшные истории о кокаине в Штатах.

Насчет кокаина я не уверен. Теперь я уже не в теме. Опять же, мне повезло, потому что я увлекся этим незадолго до того, как этим занялась вся индустрия звукозаписи. Это было во времена Sgt. Pepper. И парни в группе были немного, типа: «Погоди, это же несколько тяжелее, чем то, к чему мы привыкли». Но я делал традиционный кокс: «Нет проблем, это же всего лишь маленькая порция кокаина». И на самом деле все было очень легким. Но я помню, как однажды вечером я пошел в клуб, и кто-то разносил кокаин, и я чувствовал себя так замечательно. Но когда я вернулся из туалета то вдруг я просто «ушёл». Меня «накрыло».. И кто-то сказал: «Прими еще, давай». Но я ответил: «Нет, чувак, так не пойдёт». В любом случае, я не мог терпеть это чувство в горле - было похоже на то, что задыхаешься. Я пресёк эту затею на корню. Я просто подумал: «Это уже не весело».

- Скажите, вы действительно пользовались наркотиками, чтобы вызвать приток вдохновения, как писали некоторые издания?

- Какая чушь! Я не понимаю, почему всем так хочется, чтобы я был наркоманом, расистом?! Может быть, я зря рассказал вам случай с трепанацией: завтра кто-нибудь в «Сан» напишет, что в мою голову забит здоровенный гвоздь! Но я отвечу на ваш вопрос. В моей жизни нет места наркотикам, я ненавижу их! Однажды, дело было в студии «Эбби роуд», когда мы работали над «Клубом одиноких сердец», кто-то из персонала подсунул мне таблетку ЛСД. Боже, если бы вы знали, через какой ад я прошел! Никогда не думал, что окажется так страшно! Честно говоря, я не понимаю, зачем люди сознательно принимают эту отраву. Мне много рассказывали об ощущениях, которые будто по яркости не сравнимы ни с чем, но, кроме ужаса и невероятного страха, я ничего не почувствовал. После того случая у меня больше ни разу не возникало желания еще раз погрузиться в такой кошмар. И слава богу, что я не стал принимать наркотики - слишком много моих друзей прошли через этот ужас, я был свидетелем их падения. Вы не представляете себе, как страшно, когда талантливый человек на твоих глазах превращается в убогое, трясущееся существо, находящееся в рабской зависимости от укола или таблетки. Слишком много было таких... И лишь немногие сумели выбраться из трясины. А то, что происходит сейчас... По-моему, новое поколение наркоманов еще более невежественно, чем все предыдущие, - опять мы пришли к воспитанию. Если раньше мы прекрасно понимали, что наркотики - самообман, даже сами наркоманы отдавали себе в этом отчет, то ныне есть такие, кто считает, что наркотики такая же естественная составляющая жизни, как телевизор. Логика простая: одним источником дурмана больше, одним меньше - какая, в сущности, разница?

Банально, но старо: в новой биографии о вас утверждается, что Пол Маккартни, самый известный в мире леворукий басист, на самом деле является правшой. Это правда?

Нет, я несомненно левша. Когда я впервые купил гитару, я не мог понять, что-то с ней не так, я не мог с нею совладать. Я чувствовал себя таким неритмичным, каким-то белым. Внезапно я стал белее белого, чем когда-либо. У меня просто не было ритма в руках. Потом я увидел фотографию Слима Уитмена – тогда он был  влиятельным лицом - и у него была неправильная гитара. Он был первым левшой, которого я увидел, и я сказал: «Опа! Вот так: просто переверни гитару». После этого моё бренчание стало чуток чернее.

- Недавно появилась ваша биография, где автор утверждает, что Пол Маккартни, самый выдающийся бас-гитарист, левша, в действительности такой же правша, как и все обычные музыканты. Правда ли это?

- Нет, я действительно самый настоящий левша. Когда я впервые взял гитару в руки, то никак не мог понять, почему мне так неудобно, я просто был не в состоянии играть, рука не чувствовала ритма. Потом я увидел фотографию, на которой был изображен Слим Уайтмен, он держал гитару наоборот, так, как хотелось взять мне. Я подумал, «Но вот ведь парень никого не стесняется, а чем я хуже?» И перевернул гитару.

Вы были так же почувствовали себя увереннее когда на лондонской сцене появился Джими Хендрикс?

Да, Джими был великолепен. Я знал его и любил. В первый раз я увидел его в клубе - думаю, это был клуб Bago ’Nails - и я был просто потрясен. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так громко включал свой усилитель. Он заводил стоваттный гитарный усилитель Marshall и ударял по струнам своей гитары и получалось «бей-уау-роу»! Фантастика! Пит Тауншенд, Эрик Клэптон и я были среди зрителей - все всматривались в Джими - и наши челюсти просто отвисли. У него был такой опыт - он действительно знал свою гитару. И он был очень милым парнем, говорил очень тихо, с большим энтузиазмом. Самый большой комплимент, который он сделал мне, был в то время когда Битлз выпустили Sgt. Pepper. Альбом был выпущен в пятницу вечером, а в воскресенье Джими играл небольшой концерт, который проводил Брайан Эпштейн в театре Сэвил, и начал он выступление с композиции Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band: (напевает вступление песни Sgt. Pepper) бум-бум-бам, бум-бум-бам! О, это было потрясно. А альбом-то вышел всего два дня назад!

Так что да, у меня очень теплые воспоминания о Джими. Ван Хален великолепен - я люблю Эдди Ван Халена - но я все же считаю, что Джими был лучшим.

- Как известно, Джими Хендрикс тоже был левша, наверное, вы почувствовали, что не одиноки, когда узнали об этом?

- О, Джими! Он был великолепен! Я знал его, мы познакомились во время его концерта в Лондоне. Когда я впервые увидел его на сцене, я был потрясен. До этого я никогда не предполагал, что гитара имеет такие огромные возможности. Так виртуозно еще никто не играл, да и, пожалуй, не играет. То, что делал Хендрикс, казалось фантастикой. Он был не просто виртуозом гитары, как его называют сейчас, он поразительно чувствовал звук, каждая его нота имела особый смысл, а какие гармонии звучали в его композициях. Невероятно! Я смотрел концерт вместе с Эриком Клэптоном и Питом Тауншендом, мы буквально потеряли дар речи, а Клэптон, тоже гитарист милостью божьей, впился взглядом в его пальцы и только бормотал: «Этого не может быть!» Если уж такое говорил сам Клэптон, это что-то значило. Но величайшим комплиментом для меня стало завершение концерта, когда Хендрикс сказал: «А сейчас я сыграю вам произведение, которое потрясло меня так же, как в свое время ошеломил Бетховен». И он заиграл «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера». Но как! У меня мурашки пошли по коже от его страстной импровизации, больше я никогда ничего подобного не слышал! Кстати, спустя несколько дней «Мелоди мейкер» совершенно серьезно заявил, что его корреспондент насчитал у Джими шесть пальцев на правой руке, и Леннон отправился на проверку. Мы пришли в гостиницу, где остановился Хендрикс, и Джон на глазах ошалевших журналистов начал считать пальцы на руке Джими: «Один, два, три, четыре... а где же еще два?» Хендрикс только посмеивается, а Джон вопит на весь коридор: «Сенсация! В доброй старой Англии обокрали великого гитариста!»

Да, Хендрикс был великий гитарист. Я ничего не имею против Эдди ван Халена, которого сейчас сравнивают с ним, но до Джими ему как до Луны.

После того, как Джон Леннон преодолел свою проблему с наркотиками, вы наладили наконец свои личные отношения?

В то время мы были погружены в проблемы с бизнесом. Была невероятная горечь. В какой-то момент, чтобы достичь некоего мира, я сказал своим юристам, что хочу дать Джону возмещение, которого он добивался в отношении определенного пункта одного из контрактов Apple. Я сказал: «Кто-то должен сделать первый шаг и стать голосом разума». Я ехал на Карибское море, поэтому, проезжая через Нью-Йорк я позвонил Джону. Но он был полон подозрений, хотя я пришел с оливковой ветвью. Я сказал: «Я бы хотел тебя увидеть». Он сказал: «Зачем? Чего ты на самом деле хочешь?» Было очень трудно. И в заключение, у него была отличная фраза для меня, он сказал: «Вы все – всего лишь пицца и сказки». К тому времени он стал своего рода американизированным, поэтому лучшее оскорбление, которое я смог придумать, так это сказать: «Да пошёл ты, Коджак» и бросил трубку. «Пицца и сказки» - я почти сделал альбом с таким названием.

То была напряжённость в наших отношениях тогда – очень злая напряжённость - и мы не могли преодолеть это долгое время. Но, слава богу, в самом конце мы поняли, что все, что нам нужно сделать, это не упоминать слово Apple когда мы созваниваемся. Мы могли говорить о детях, поговорить о его кошках, говорить о написании песен - главное не упоминать Apple. И пара наших последних телефонных звонков были очень приятными. Я помню, как однажды он спросил: «Они настраивают меня против тебя, так же как они же настраивают тебя против меня?» Потому что на заднем плане всегда были люди которые натравливали нас друг на друга. И я сказал: «Да, они так и делают. Они знают своё дело». Это было за пару месяцев до его… до сих пор странно даже говорить «до его гибели». Я до сих пор не могу с этим свыкнуться. До сих пор не верю в это. Это как сон где он еще жив, но потом просыпаешься и… "Ох."

Все было так трагично. Но я рад тому, что последние несколько лет своей жизни он был очень счастлив, насколько я могу судить. Он всегда был очень теплым человеком, Джон. Его обман был только на поверхности. Он снимал свои очки - те бабушкины очки - снимал их и говорил: «Это я». Они были как стена. Защита. Я дорожу этими моментами. Полагаю, мы причинили боль друг другу. Но сейчас, глядя на то, как я причинял ему боль, мне уже и не кажется таким уж плохим то, что он делал.

Я только что прочитал об одной вещице, которая поступает в продажу на аукционе Sotheby’s - буклете Apple с комментариями Джона на полях, написанными его собственным почерком. Это так горько. Например, есть фотография свадьбы Пола и Линды, а Джон вычеркнул слово «свадьба» и написал «похороны». Полагаю, это о чём-то говорит. Другая подпись гласит: «Пол едет в Голливуд» - а затем на полях написано: «Чтобы убрать Йоко и Джона из фильма». Он часто думал, что мы пытаемся вырезать Йоко, убрать ее из фильма Let It Be. И я полагаю, что в некоторой степени этого хотели потому что она не была «Битлз», а это был фильм о «Битлз», и не было никакой необходимости в долгих эпизодах с ее участием в этом фильме. Она определенно была в фильме, но они полагали, что её участие должно быть немного большим. Я стараюсь понять точку зрения Джона и не злословить о нём.

- Расскажите, как впоследствии развивались ваши отношения с Ленноном.

- Поначалу возникали конфликты, связанные с общей фирмой, я говорю об «Эппл». Мы стали невероятно злобными и, я бы сказал, стервозными. Но кто-то должен был сделать первый шаг к примирению, и я подумал: почему бы мне не пойти навстречу требованиям Джона? Я решил: черт с ними, со всеми этими деньгами, дружба дороже, и позвонил ему, чтобы предложить мировую. Я казался себе этаким голубем мира с оливковой ветвью. Джон снял трубку и, услышав мой голос, рявкнул: «Ну чего тебе еще?!» Я начал объяснять, но он прервал меня на полуслове: «Ты опять несешь какую-то чушь!» Вообще-то он сказал «чушь собачью» - я даже хотел сделать альбом с таким названием - и бросил трубку.

Долгое время наши отношения были именно такими, «чушь собачья» действительно самое подходящее для них название. Но в конце концов мы поняли одну простую вещь: если мы хотим сохранить нашу дружбу, ни в коем случае в разговоре нельзя произносить слово «Эппл» - мы от него заводились, как автомобиль от стартера. Мы могли болтать о чем угодно, о моих детях, о кошках, которыми Джон заполонил квартиру, о музыке, единственным табу был «Эппл». Наконец мы даже сообразили, что есть люди, которым выгодно законсервировать наши взаимоотношения в таком виде, в каком они были в самые худшие времена. Об этом первым сказал Джон. Он позвонил мне глубокой ночью и мрачно пробурчал: «Знаешь, если тебя так же накручивают против меня, как меня против тебя, то вовсе неудивительно, что мы ведем себя как кошка с собакой», и, немного посопев, положил трубку. Это было за два месяяца до... как жутко звучат эти слова... до его смерти. Я до сих пор не могу поверить. Знаете, трудно свыкнуться с мыслью, что его больше нет.

Но я по крайней мере рад, что он был счастлив в последние несколько лет своей жизни. Вообще-то, он был очень теплым человеком, наш Джон. Он снимал свои очки - забавные, старомодные стеклышки, подслеповато щурился и говорил: «Ну, вот и я». Они были как стена, понимаете? Что-то вроде защитного экрана. И в те моменты, когда он убирал защиту, я боготворил его. Наверное, мы причинили друг другу немало зла, но мы не были подонками, как некоторым хочется нас выставить. Недавно я листал буклет, который выпустила фирма «Эппл» к двадцатилетию образования «Битлз», ко мне в руки попал личный экземпляр Джона с его пометками на полях. Довольно любопытная вещица. Я перелистывал страницы, и у меня щемило сердце - некоторые фотографии были такими трогательными. Правда, Джон сопроводил иные из них комментарием: на фотографии, под которой была подпись «Свадьба Пола и Линды», он зачеркнул слово «свадьба» и написал сверху: «похороны». Другая фотография называлась «Пол приехал в Голливуд», ниже рукой Джона написано: «Чтобы вырезать Джона и Йоко из фильма». Его навязчивая идея. Он считал, что я, Джордж и Ринго недовольны тем, что Йоко снялась в нашем фильме «Пусть будет так», и пытаемся сократить сцены с ее участием. В чем-то он был прав - Йоко не имела никакого отношения к группе «Битлз», несмотря на то, что стала женой одного из нас, и мы все не видели необходимости в ее крупных планах: в конце концов, фильм-то был о «Битлз»! Но Джон настаивал, и она тоже попадала в кадр. Даже чаще, чем Ринго. Но что было, то было, никому и в голову не приходило переделывать из-за этого фильм, а Джон продолжал кипятиться еще десять лет. И в то же время он никогда не был злопамятным, это что-то другое.

Похоже, вы действительно сыграли главную роль в распаде Beatles.

Это неприятно. Многие публичные обвинения Джона были несколько дикими. Я имею в виду... Может, нам следовало немного лучше воспринять Йоко. Я часто чувствую себя не слишком добродушным из-за того, что не принимаю ее, потому что мы не слишком хорошо ладили. Она сильно отличалась от всего, с чем мы сталкивались. Многим людям все еще трудно принять ее. Я полагаю, что он любил ее, и это не имеет никакого отношения ко мне - я должен уважать ее так как это был его выбор. И я чувствовал это так, пытался это сделать. Но мы были так настроены друг против друга, что я думаю, его необоснованная обида была почти неизбежна. Жаль, что он это так ощущал. Но суть в том, что мы любили друг друга. И я рад, что теперь возвращась с Джорджем и Ринго к некоторому подобию здравомыслия - мы можем встретиться, обнять и сказать, что любим друг друга.

- Вы, наверное, знаете, что большинство считают вас виновником распада «Битлз»?

- Такая точка зрения мне известна. Что я могу сказать... Грустно, если умные люди верят в то, что один человек - пусть даже этот человек коварный интриган Маккартни - в состоянии разрушить такой организм, каким был «Битлз». Грустно... К сожалению, сразу же после распада Джон в запале обвинил меня в самых смертных грехах. Я не хочу оправдываться, но вспомните, я хоть раз позволил себе при журналистах неодобрительно отозваться о Джоне? (Действительно, я не могу такого припомнить. Скорее наоборот, когда кто-то допускал в присутствии Маккартни язвительное замечание в адрес Леннона, думая, что Полу будет приятно такое направление разговора, он мгновенно пресекал подобные попытки. - Авт.) Возможно, я слишком в штыки принял Йоко, может, мне надо было быть немного приветливее. Но ведь и остальные - Джордж и Ринго - не ладили с ней. Может быть, это наша вина, а не ее, но раньше мы никогда не сталкивались с подобными людьми. Она была... какая-то странная. Я знаю, что до сих пор многие не могут найти с ней общего языка. А Джон... Он любил ее, поэтому считал, что раз я его друг, то обязан уважать и его возлюбленную. И я честно пытался вызвать в себе это чувство. Но ничего путного не вышло, Джон это понимал, и мы с каждым днем все больше и больше отдалялись. В конце концов мы уже не могли видеть друг друга. Ситуация стала невыносимой. Но я точно знаю, что, несмотря на всю эту глупость, мы с Джоном продолжали соприкасаться душой. Я любил его, и он дня не мог прожить, чтобы не позвонить мне, правда, наши разговоры превращались в поток взаимных оскорблений, но нам было достаточно хотя бы слышать голос друг друга, неважно, какую чушь мы при этом мололи. Спросите Джорджа или Ринго, у меня с ними тоже бывали размолвки, но мы же друзья. Настоящие друзья.

Сможете ли вы когда-нибудь снова записаться вместе?

Я не знаю, но хотел бы. Это деликатный вопрос. Я думаю, что мы, вместо того, чтобы взвалить на наши плечи весь мировой пресс, предпочли бы пока просто преуменьшить этот аспект. Но я бы хотел. Мы с Джорджем раз или два говорили о том, чтобы просто вместе поиграть на  акустических гитарах. Сцена немного разогревается, и это приятно. Это такой глоток свежего воздуха – как же такое это было давно... Так что я вижу надежду на будущее в этом направлении. Но я не хочу торопиться. Я не хочу никого отпугнуть. Я просто буду действовать в зависимости от обстоятельств. Просто пусть все случится само собой.

Пару лет назад мы говорили о создании фильма о Битлз. Составить кино из домашних лент и старых отрывков записей, добавить повествование – сделать полную историю Битлз. Мы собирались назвать это «The Long and Winding Road». Мы попросили Дика Лестера быть режиссером фильма, но он сказал, что никому не будет интересно. Два месяца спустя фильм The Compleat Beatles вышел на видео - и он все еще находятся в чартах видео-фильмов. Так что, Дик ошибся: рынок довольно большой. И у нас есть все неопубликованные отрывки из сессии записи альбома Let It Be. И у меня есть прекрасно отснятый материал той фотосессии Дезо Хоффмана с Битлз на пляже в старомодных купальных костюмах. Это потрясающе, там Джон замечательно отплясывает чарльстон, которому его научила мать. Мне нравится это. Я все еще хотел бы сняться в этом фильме. Я говорил об этом со Стивеном Спилбергом, и он воодушевил меня больше, чем Дик Лестер. Он сказал, что может быть Мартин Скорсезе нужный для этого человек.

- Насколько реально, что вы - Пол, Джордж и Ринго - выпустите когда-нибудь совместный альбом?

- Я бы очень этого хотел. Но, думаю, что здесь не все так просто, как может показаться. Мне кажется, что все мы предпочли бы для начала просто собраться и поиграть в свое удовольствие, а запись пластинки... Представляете, как порезвится пресса всего мира на наших костях! Но, черт возьми, это было бы здорово! Вообще-то мы с Джорджем уже несколько раз обговаривали возможность совместной записи. Просто так, без всяких обязательств по выпуску пластинок, ради собственного удовольствия. Знаете, это было бы как глоток свежего воздуха... Боже, сколько лет-то прошло! Но сейчас мне кажется, что наша затея не такая уж и безнадежная. Просто не надо торопить события. И не вздумайте писать об этом как о решенном деле - не надо никого вводить в заблуждение.

Пару лет назад мы говорили о том, что можно было бы снять совместный фильм, ничего конкретного, а так, оставшиеся «Битлз» в домашней обстановке, с детьми, а кто уже и с внуками, с друзьями: мог бы получиться хороший фильм для тех, кто нас еще помнит и любит. Что-то вроде «Тихий вечер с «Битлз». Естественно, совершенно некоммерческий. Мы даже придумали название: «Длинная извилистая дорога» (по названию песни с альбома «Пусть будет так». - Прим. пер.) Знакомый режиссер, которого мы хотели пригласить поработать с нами, отказался, сказал, что подобный фильм никому сейчас не нужен. Прошло два месяца, и какая-то небольшая фирма (фильм выпустила компания Metro-Goldwyn-Mayer) выпустила видеокассету «Все о «Битлз», этот ролик стал лучшим видеофильмом года. Оказывается «Битлз» еще многим нужны. Я говорю не для того, чтобы похвалиться: вот, мол, я какой, как меня все любят, на свой счет у меня заблуждений нет, а чтобы вы поняли: не все, что было в 60-х, безнадежно устарело.

Тем временем я сам подумываю собрать группу. Я знаю, что «Битлз» говорили: «Мы не будем играть рок-н-ролл, когда нам будет сорок лет», но мне все равно это нравится. Концерт благотворительного фонда The Prince's Trust (он состоялся 20 июня 1986 года) меня просто одурманил: оглядываясь вокруг вижу Эрика Клэптона, Марка Нопфлера, Брайана Адамса, Элтона, Тину — на сцене был такой ажиотаж. Я думаю, что им было радостно видеть, как я этим восторгался. Яспел I Saw Her Standing There и Long Tall Sally — в оригинальной тональности! Это действительно было здорово. Я бы мог делать так каждый вечер. Поэтому я и хотел бы собрать группу. Не знаю, может быть назову ее Wings или какое-нибудь новое название.

- Кого из современных музыкантов вы могли бы выделить?

- Ну, таких немало. Вы знаете, недавно в Лондоне был небольшой концерт под названием «Рок-н-ролл - это здорово!». Там были Марк Нопфлер, Эрик Клэптон, Элтон Джон, Тина Тернер, Ричи Блэкмор и многие другие. Я присутствовал в качестве зрителя. В середине первого отделения Клэптон заметил меня, спустился в зал и затащил меня на сцену. Ну, меня долго уговаривать не надо, и мы дружно затянули старую песню «Битлз» «Я видел, как она стояла там». Что началось в зале! Но это я опять о себе, да?

Хотите, я составлю вам символическую рок-группу из тех музыкантов, которые, как мне кажется, на сегодняшний день лучшие? Вокал - Роберт Плант, гитара - Эдди ван Хален, клавишные - Стиви Уандер, ударные - Фил Коллинз, бас, хоть это и нескромно, но на бас-гитаре буду играть я.

Как бы то ни случилось, оставите ли вы седину в волосах? Выглядит очень необычно.

Да, я оставлю это. Когда тебе за сорок, игра уже окончена. Моей жене это действительно нравится. Однако Ринго отговаривал меня от этого - он считает, что я должен седину закрасить. Я думаю, что он вроде как оценивает себя по тому, как выгляжу я - как будто я заставляю его чувствовать себя старым, если я сам выгляжу немного старым. Но что, черт возьми. Такова жизнь. Мы все стареем каждую секунду. Главное для меня - пробовать и получать от этого удовольствие. И я очень удивляюсь, когда замечаю, что чаще всего я так и поступаю.

...

Перевел с английского Elicaster

Перевел с английского В. Липатов

Комментарии (всего 19, показаны первые 3) - читать все комментарии в теме форума "Статья "Интервью Пола Маккартни журналу Rolling Stone (1986) - полный перевод и перевод журнала "Ровесник"