В лондонской галерее Horse Hospital проходит выставка советского "рентгениздата" – музыки, переписанной с западных пластинок на рентгеновские снимки.

Любителям музыки и искусства представлен чрезвычайно мало известный на Западе феномен - музыкальный самиздат в Советском Союзе, процветавший во времена, когда у населения не было даже обычных катушечных магнитофонов.

В СССР, как известно, пластинки с популярной западной музыкой – джазом и тем более роком - долгие годы не выпускались и не продавались.

Тем не менее энтузиасты нашли альтернативу фирме "Мелодия", тогдашнему монополисту советской индустрии звукозаписи.

С конца 1940-х по начало 1970-х годов в СССР подпольные студии звукозаписи записывали запрещенную музыку кустарным способом на крупноформатных рентгеновских плёнках.

Качество звукозаписи было чаще всего низким, пленки быстро изнашивались и скручивались из-за высыхания эмульсии.

Но и цена этих пластинок была совсем невысокой – всего пара рублей, ничто по сравнению с фирменным альбомом, за который часто нужно было отдать половину месячной зарплаты простого советского инженера.

Лучшую западную популярную музыку – от Майлза Дэвиса и Джона Колтрейна до Beatles и Rolling Stones - многие советские меломаны могли услышать только "на костях".

Ну, разве что еще "на черепе" или "на ребрах". Но это всё лишь другие бытовавшие тогда названия продукции советского "рентгениздата".

Бесплатный материал

Истоки советской "музыки на костях" восходят к открытой в 1946 году в Ленинграде, в доме на Невском проспекте, артельной студии "Звукозапись". Руководил ею талантливый инженер и не менее талантливый предприниматель Станислав Казимирович Филон, привезший из Польши немецкий звукозаписывающий аппарат "Телефункен".

Официально "Звукозапись" записывала ленинградцам и гостям города песни под гитару в их собственном исполнении и звуковые письма, которые они отправляли в качестве популярного тогда подарка друзьям и семье.

Но эта работа служила скорее прикрытием. В ночную смену артель занималась своим главным делом - записью музыки "на костях". Это был не только западный джаз, но и танго, фокстрот, любимый тогда в народе Леонид Утесов и русские эмигранты, среди которых особой популярностью пользовался запрещенный в те годы Александр Вертинский.

Другой известной в узких кругах стиляг-меломанов была появившаяся несколько позже ленинградская студия "Золотая собака" Руслана Богословского, разработавшего свою собственную модель копировального станка на основе "Телефункена" Станислава Казимировича.

Первоначально для нарезки пластинок в этой студии использовалась крупноформатная фотоплёнка, которая обычно применяется в аэросъёмке, и слышавшие эти записи поражались высокому качеству копирования. Но это был дорогостоящий и редкий материал.

Поэтому основным материалом стала старая рентгеновская пленка.

Старые рентгеновские снимки внутренних органов пациентов учреждений советской медицины не стоили ничего, больницы были рады избавиться от пылившихся на полках залежей пожароопасного материала.

Процесс

Многие подпольные изготовители "музыки на костях" пользовались простыми, кустарными приспособлениями, поскольку сам процесс аналогового копирования грампластинки, если не требовать высокого качества, в принципе довольно прост.

Прямоугольной рентгеновской пленке придавали по возможности круглую форму, как у настоящей пластинки, хотя эстетический вопрос умельцев волновал меньше всего.

В центре шилом осторожно, чтобы не повредить снимок, прокалывалось отверстие, после чего он был готов к записи.

Запись происходила с помощью аппарата, который назывался рекордером. Таким аппаратом в те годы изготавливали аудио-открытки, пользовавшиеся большой популярностью на курортах.

Рекордер можно было довольно просто изготовить и из обычного проигрывателя грампластинок. Вместо иглы на тонарм устанавливались резец и механизм, улавливавший электромагнитные колебания.

Источником для копирования были фирменные пластинки, которые доставались у фарцовщиков, иностранцев и тех редких, привилегированных советских граждан, которых отправляли иногда в заграничные командировки.

Фирменный "винил" ставили на проигрыватель, а рекордер с "костями" стоял рядом с ним. Когда оба аппарата включались, рекордер улавливал звуковые волны и его резец начинал копировать колебания иглы проигрывателя.

Ушедшая эпоха

Копирование таким образом западной музыки было делом небезопасным. За эту деятельность в СССР можно было получить срок, причем не за нарушение авторских прав, а по другим, более зловещим статьям о спекуляции и антисоветской деятельности.

Но сам факт запретности копировавшейся музыки, несомненно, делал ее лишь еще более привлекательной и значительной для участников процесса и их относительно немногочисленных, но приверженных клиентов.

Эпоха "музыки на костях" закончилась с появлением в СССР доступных бытовых магнитофонов, тут же принявших на себя основной удар тиражирования запретного музыкального наследия.

Эту удивительную эпоху, пожалуй, лучше всех увековечил Виктор Цой своей бессмертной строкой: "Ты готов был отдать душу за рок-н-ролл, извлечённый из снимка чужой диафрагмы".

Многие поклонники Цоя более молодого поколения вкладывали в эти слова свой собственный глубокий смысл, хотя на самом деле речь идет о совершенно конкретной вещи – кустарной пластинке на рентгеновском снимке.

Композитор Стивен Коутс, музыкант и исследователь музыки Алекс Колковский и фотограф Пол Хартфилд – авторы проекта The X Ray Audio Project, посвященного удивительной истории запрещенной музыки, культуре времен холодной войны и технологиям подпольного самиздата.