Недавно я встречался с Ринго и Джорджем в штаб-квартире студии «Эппл». Я зашёл внутрь, держа в руках хозяйственную сумку, набитую алкоголем, а именно, дюжиной бутылок особого крепкого пива. Джордж и Ринго были окружены десятком очень высокооплачиваемых и авторитетных в международных кругах адвокатов.
Пикантно, подумал я, глядя на двух ливерпульских ребят, уверенно державших ситуацию в своих руках. Мне вспомнились те давние деньки, когда они чувствовали себя неловко в присутствии простого городского адвокатишки. Теперь они были всемирно известными, богатыми, уверенными в себе и имеющими дело с миллионами.
После того, как адвокаты удалились, я поставил пиво в холодильник Джорджа и мы сели поболтать – Джордж, Ринго и я. Я рассказал им о гамбургских записях, после чего разговор перешёл на общие темы. Джордж пил вино, Ринго – «скотч»,а я то и дело нырял в холодильник за следующей бутылкой крепкого пива.
Ринго сказал, что хотел бы получить копию гамбургских плёнок. Я возразил:
- Давай сначала посмотрим на цвет твоих денежек, Ринго.
Ринго хмыкнул:
- Я хорошо знаю Теда Тэйлора. Я ему позвоню и он пришлёт мне копию.
- Да, ладно тебе, - сказал я, к этому моменту уже хорошо набравшись, - показывай деньги. Дай мне пару тысяч и можешь выпустить эти записи на пластинке. И мы все на этом заработаем.
- Я не могу дать тебе денег, Аллан, - покачал головой Ринго.
- Ты всегда был ох…енным жмотом, Ринго! И ты сильно не изменился. Если вообще способен меняться.
Не думаю, что Ринго это понравилось.
Джордж прервал нас:
- Послушай, Аллан, мы разорены. Сегодняшняя короткая встреча с этими адвокатами обойдётся нам тысяч в тридцать фунтов только в виде оплаты их гонораров.
Я вздохнул:
- Я что-то не понимаю. Ни тебя, Джордж, ни тебя, Ринго. Как насчёт тех грёбаных деньжат, которые вы оба заработали за эти годы? И не надо мне этого дерьма, Джордж! Не забывайте того, что я сделал для вас. Ребята, я ещё помню как вы выпрашивали у меня бутеры с ветчиной в «Джеке».
Джордж продолжал настаивать на своём:
- Хочешь верь, хочешь не верь, но мы в той или иной мере разорены. Группы вроде Дэвида Боуи или Гэри Глиттера зарабатывают больше, чем мы когда-либо. Брайан наделал много ошибок в бизнесе, а теперь они все учатся на нашей гадской удаче. Брайан был хорош для нас, но он не был настолько хорош, когда надо было решать деловые проблемы.
- Аллан, происходит следующее. Все деньги, которые мы зарабатываем, утекают назад в эту компанию и оттуда прямо в кошельки грёбаных налоговиков. Что далеко ходить, ты помнишь тот концерт, который я организовал для беженцев из Бангладеш? Так вот, я только недавно подписал чек на миллион фунтов для Британского Правительства.
- Я позвонил Тони Барберу в Казначейство и сказал: «Послушай, я по поводу этой бангладешского концерта. Мы делали всё это ради благотворительности, мы несли свои собственные затраты, а теперь вы забираете все деньги, полученные с этого мероприятия. Ты заработаешь больше, чем достанется самим беженцам.
- Но Барбер даже бровью не повёл. Британское правительство сделало больше денег на этом грёбаном мероприятии, чем заработали сами грёбаные бангладешцы. Чек на миллион фунтов, который я вынужден был подписать для этого чертового Казначейства, покроет только наши налоги за последнюю неделю!
Память на мгновение перенесла меня к тем старым денёчкам в «Джакаранде» на Слэйтер-Стрит, когда «Битлз» спорили о том, хватит ли у них денег, чтобы заказать гренки с джемом. Я тоже мог бы быть рядом с ними, подписывающими чеки на миллион фунтов для Британского Правительства. Эх-хе-хе. Я потянулся к холодильнику за очередной дозой крепкого эля.
- Вашу ж м-мать, Джордж! - сказал я с чувством. - Вашу ж в бога душу мать! Миллион грёбаных фунтов! Ты - ублюдок. Вы должны быть ох…енно счастливы, что у вас есть миллион. А я прошу всего лишь пять паршивых тысяч фунтов за записи, которые принесут миллионы нам всем!
- Послушай, Аллан, - сказал Джордж. – Я бы очень хотел дать тебе пять тысяч фунтов прямо сейчас, но люди почему-то не верят, что у нас их нет. Они все на чём-то завязаны, наши долбанные денежки!
Я был очень расстроен. Я мчался сюда с гамбургскими записями в кармане, чтобы встретиться с Джорджем и Ринго, и пообещал своей жене Берил, что вернусь сегодня же вечером в Ливерпуль с большим и толстым чеком на пять или десять тысяч фунтов в качестве авансового платежа за плёнки.
- Честно говоря, есть ещё одна ох…енная проблема, – сказал я. – Завтра у моей жены день рождения, и я надеялся возвратиться и отпраздновать его, имея кучу денег в своём распоряжении. Здесь столько грёбаных ублюдков, которые получают от вас гонорары, а я, тот кто дал вам первоначального пинка… Да у вас бы и паршивой монетки не было, если бы я не отправил вас в Гамбург много лет назад…
Джордж снова прервал меня:
- Да брось ты, Аллан. Когда всё это кончится? Нельзя твердить одно и то же всю свою жизнь, раздавая направо и налево интервью и всё такое, только потому, что кто-то тебя знал и сделал что-то такое для тебя много лет назад. Где бы я был, если бы не родился?! Это может тянуться очень долго. Да, я должен признать, что ты сделал очень много для нас. Если бы у меня было с собой пять или десять тысяч, я бы отдал их тебе прямо сейчас.
Я сказал:
- О’кей, Джордж, выпиши мне прямо сейчас грёбаный чек на эту сумму. Докажи, что ты готов это сделать в память о тех старых денёчках. Черт возьми, как это может отразиться на долбанных битловских миллионах? Давай же, поделись со мной!
Я был уже хорош и принялся за последнюю оставшуюся у меня бутылку крепкого пива.
- Не получится, Аллан, - покачал головой Джордж. – У меня нет с собой чековой книжки.
- Твою мать! – сказал я. – Это нечестно, Джордж.
Джордж откинул назад длинные черные волосы со своего усталого лика Иисуса и сказал:
- Ладно. Аллан, подставь свои долбанные ладони.
Я вытянул руки. Мне было интересно, что последует дальше. Джордж залез в карман и вытащил оттуда что-то шуршащее и перекатывающееся, как если бы кукурузные зерна терлись друг об друга. Я подумал, что это какая-то шутка и дернулся было убрать руки.
- Ну, ну, давай же, Аллан, - ободрил меня Джордж, его лицо оставалось серьёзным. – Я хочу подарить тебе кое-что в память о тех временах, когда мы были вместе.
Я снова протянул ладони, и он сверкающей струйкой высыпал мне в руки несколько небольших ярких камешков.
- Погоди, Джордж, - сказал я,- какого х…я, что это за хрень? Они выглядят как грёбаные поджаренные орешки.
Но я успел заметить, что эти камни отражали свет.
- Это грёбаные рубины, - сказал Джордж, - неотшлифованные рубины. Пересчитай их. Должно быть шестнадцать. Пересчитай же их, Аллан.
- Это рубины? Да иди ты в жопу! – сказал я. – Ты, мать твою, просто издеваешься надо мной, Джордж. Даёшь мне какую-то хрень! Я прав, Ринго?
Ринго сказал:
- Нет, Аллан, он не издевается. Я знаю, что это неотшлифованные рубины. Я знаю, что они были у него с собой. Рассмотри их повнимательнее, Аллан. Не будь пи…дой всю свою жизнь!
Джордж сделал движение, чтобы забрать рубины с моей ладони. Мои маленькие пальчики быстро и крепко сжались вокруг них.
- Пошёл на х…й, Аллан, отдай мне их обратно!
Хм, я бы не смог отличить рубины от обычных камешков. Но это были именно они. Рубины, я имею в виду. Не камешки. Я преподнёс их своей жене Берил в качестве подарка ко дню рождения. Всё-таки я не вернулся назад в Ливерпуль с абсолютно пустыми руками. Это был милый поступок со стороны Джорджа.
Джордж передал со мной записку для Берил, которую он также отлично знал. В ней было написано:
Дорогая Берил, с Днём Рожденья(дай Аллану пинка!) – Да хранит тебя Бог. Джордж Х. и Ринго С.
Когда я в слегка расстроенных чувствах, пошатываясь, выходил из здания «Эппл», я услышал, как Джордж говорил кому-то из персонала: «Мы должны были записать наш сегодняшний разговор с Аланом Уильямсом. Сто лет прошло с тех пор, когда кто-то осмеливался разговаривать с нами в такой манере. Я думаю всем нам пошло это на пользу. Года два назад мы без сомнения выбросили бы его за дверь».
Я всегда называл вещи своими именами. Чаще, чем надо в те дни. Из-за этого я порой сталкиваюсь с бесконечными проблемами.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
И НА ДУШЕ СТАЛО ХОЛОДНЕЕ
Итак…
«Блю Эйнджел» сегодня мне уже не принадлежит. Так же, как и «Джек». Мои деловые авантюры ничего хорошего не принесли, и в моей жизни наступила черная полоса.
Было несколько потрясающих вечеров в старом «Блю Эйнджеле». Фредди Старр, весьма успешный комик, и мы с Биллом Маршаллом устраивали там корриду, используя стулья вместо бычьих рогов. Это была жёсткая игра, которая игралась честно. Много раз и Фредди, и мне, и Биллу приходилось бинтовать себе рёбра в больнице.
Не так давно Билл столкнулся с настоящим быком и повредил себе позвоночник. Он получил свои травмы, защищая меня в Испании. Бык сбил меня с ног, и ситуация становилась угрожающей. Билл рванулся ко мне с накидкой, отвлёк внимание животного, и мне удалось скрыться.
Бедный старина Билл. Бык налетел на него словно товарный экспресс и перебросил Билла через голову. Билл приземлился, оглушённый, на спину быку и тот проделал с ним круг по арене, прежде чем сбросил его.
Этот парень, должно быть, был сделан из стали. На следующий день он уже плавал.
Несколько дней назад я снова приехал в Гамбург, чтобы пройтись по Репербану, устроив себе нечто вроде сентиментального путешествия. С собой я захватил антикварную, вырезанную из дерева, позолоченную фигурку ангела. Я обдираю интерьеры заброшенных церковных зданий в Ливерпуле, зарабатывая на этом деньги, и решил, что смогу продать этого позолоченного ангела за несколько марок.
Своё пальто я где-то оставил. День был морозный, и я вдруг обнаружил, что брожу по улицам Гамбурга, дрожа от холода и прижимая к груди этого позолоченного ангела. Когда я брёл по Репербану, ко мне подбежал парень, которого я знал ещё по тем старым гамбургским денёчкам, и спросил меня:
- Эй, ведь ты же Алан Уильямс, да?
- Да, - сказал я. - То, что от него осталось.
- Что произошло между тобой и «Битлз»?
Мне показалось, ветер задул так, что на душе стало холоднее. Я едва не заплакал, продолжая прижимать позолоченного ангела к своей замерзшей груди. Но я не из тех, кто плачет.
