5 октября 1962 года «Битлз» выпустили «LoveMeDo» и она попала в списки популярности. Ребята должны были вот-вот выйти на широкий экран мировой славы.
Примерно в это же время Брайан Эпстайн обеспокоился рекламной стороной своего бизнеса. Он мало что смыслил в этой сфере. Он знал моего приятеля, Уильяма Маршалла, который работал тогда ливерпульским корреспондентом в газете «DailyMirror». Он связался с Биллом и знакомым фотографом. Билл очень хотел поработать на Брайана и «Битлз»; как оказалось, Пол Маккартни уже приглашал его для организации рекламы группы. Но фотограф оказался слишком жаден до денег. И то, что должно было оказаться дружеской беседой и Биллом, берущим в свои руки рекламную кампанию «Битлз», превратилось в нечто скомканное.
Встреча Билла, Брайана и фотографа проходила в старом ресторанчике «Святой Георг» на Лайм-Стрит, прямо по соседству с ливерпульским Пресс-Клубом, где Билл делал большую часть своей газетной работы.
Брайан явно нервничал и пил много «скотча». И ещё у него была очень сильная простуда.
- Я бы хотел, чтобы вы занялись рекламой «Битлз», - сказал он Биллу.
Билл попытался взять ситуацию в свои руки, но фотограф влез в беседу со словами что-то вроде: «ну, если вы хотите начать разговор, то это будет стоить вам 20 фунтов».
Билл счёл это слишком обескураживающим, и он и Брайан так ни о чём и не договорились. Встреча была прервана, и Билл вернулся в Пресс-Клуб, чтобы закончить статью об убийстве, расследование которого он курировал в Верховном Суде, заседающем в Сент-Джордж-Холле.
На следующий день последовал телефонный звонок от Брайана. Не смог бы Билл встретиться с ним в его офисе в Уайтчепеле?
Билл не смог. У него было много работы в «DailyMirror».
Говорит Билл: «Я до сих пор сожалею об этом». Теперь он живёт в пригороде Лондона, забытый всеми, но только не своими многочисленными друзьями.
У него было потрясающее название для рекламной компании - «Паблисити Инк.». Великое название и великое сожаление. В чьём-то списке неудачников прибавилась ещё одна строчка.
1 августа 1963 года мы с Биллом и ещё одним парнем, имя которого пусть останется неизвестным, организовали крупнейшее бит-шоу на открытом воздухе, которое когда-либо видел мир. Мы арендовали открытый ливерпульский стадион «Стэнли»; в программе были заявлены Билли Джей Крамер, Майк Сарн, Джон Лейтон, группа «Серчерз», ансамбли «Большая Тройка», «Алексис Корнер Блюз Инк.», «Холлиз», Пит Маклейн и группа «Клан», Ли Кэртис, Джонни Сэндон и «Ремо Фор», группа «Мочос», Рори Сторм и «Харрикейнз», «Крис Нава Комбо», Берил Марсден, «Мерси Битс», Эрл Престон, «Андертэйкерс», Санни Уэбб, «Эскортс», «Изи Битс» и «Пантерс». Роль конферансье и ведущего была возложена на Боба Вулера.
Это был полный провал. Погода не соответствовала, и шоу собрало всего тысяч десять зрителей. Нам надо было в несколько раз больше, чтобы хотя бы оправдать затраты.
Брайан Эпстайн сказал, что «Битлз» не смогут принять участие в шоу, поскольку в этот день у них было запланировано выступление в Саутпорте. По правде говоря, стоимость их приглашения теперь значительно превышала мои финансовые возможности.
Брайан прибыл на стадион и внимательно всё осмотрел. Мы предусмотрели дополнительные эстрадные подмостки, организовали ярмарки, парады, бары и установили усилители, которые могли бы донести музыку за мили от этого места.
- Господи, Аллан, вот так и надо это делать! Это в самом деле впечатляет!
Его глаза загорелись, предвкушая финансовый потенциал и эффектное захватывающее зрелище.
В моём обращении в магистрат за лицензией на проведение шоу мой адвокат писал:
Мистер Уильямс является импресарио и антрепренером подобных зрелищных мероприятий. Он был именно тем человеком, который помог группе «Битлз» начать их карьеру.
Он фактически создал «ливерпульский бит» или «Мерси-саунд», который теперь является ведущим музыкальным направлением в стране. Ливерпуль стал Меккой современной музыки и этот феномен будет развиваться и дальше, в чём значительную роль сыграет упомянутое шоу, которое по размаху и качеству станет крупнейшим шоу подобного типа, которые когда-либо организовывались в Европе.
Шоу могло бы сыграть значительную роль в развитии музыки. Но не моего банковского счёта. Нам не стоило вылезать из своих тёплых постелек.
«Битлз» к тому времени стали очень и очень популярны. Я много раз виделся с мальчиками, но особенно плотно мы общались с Ринго. Мы часто встречались с ним, чтобы зайти выпить в клуб под названием «У Джокера». Джокер был хозяином заведения, чернокожим, очень толстым и очень, очень опасным. Его всегда окружала шайка прихлебателей, готовых выполнить любые его приказы. Сегодня его уже нет в живых, поэтому я и не боюсь об этом рассказывать.
Джокер был черным, почти фиолетовым. Обычно он сидел в баре у ревущего пламени камина, король своего собственного замка, держащий в кулаке местных алкашей, наркоторговцев, моряков, китобоев, сутенеров и шлюх. В конце каждой фразы он поворачивался к своим «шестеркам» и вопрошал: «Так, мальчики?».
Ему всегда отвечали хором, вообще не осмысливая ситуацию, - «Так точно, босс!».
Это было по-настоящему злачное местечко, и мы с Ринго заглядывали туда довольно часто, потому что нам нравились царящая там атмосфера и весьма примечательные личности, которые постоянно там отирались. Однажды вечером мы обратили внимание на норвежского моряка, допившегося почти до отключки, который тянулся через стойку и протягивал зажатые в кулаке английские фунтовые банкноты, чтобы купить себе выпивку. Большая толстая барменша, прожженная шлюха по имени Нелли – «Нелли в теле», говорили мы, сидя за её широкой спиной – была известна каждому моряку от Ливерпуля до Гонконга. Когда этот парень подался к бару, шатаясь из стороны в сторону в своих огромных морских башмаках, Нелли выхватила из его мозолистой ладони всё, что было в ней зажато. Далее мы с Ринго, выпучив глаза, смотрели на совершающееся прямо перед нами уголовное преступление. Нелли выставила парню его выпивку. Затем она протянула ему «сдачу». «Сдачей» была пачка «трейдинговых» марок.
- Черт побери, - сказал Ринго, - Ты это видел, Аллан?
- Я? Конечно! Вот же тварь эта Нелли!
Мы с Ринго посидели за столиком ещё некоторое время, наблюдая за разворачивающимся представлением. Моряк вернулся к бару за очередной дозой алкоголя. Он вытащил из кармана «трейдинговые» марки и с шумом плюхнул их на стойку. Он хотел двойную порцию рома, показывая пальцем на бутылку и бормоча что-то по-норвежски.
Нелли лишь взглянула на слипшуюся пачку «трейдинговых» марок на стойке, плавающую в лужице от пролитых напитков, и заорала на бедного парня:
- Что ты мне суёшь?! Кретин заграничный, что это за хрень?! За эти грёбаные бумажки выпивки ты не получишь! Это «трейдинговые» марки! Пошёл на х…й, козёл!
Как видите, это заведение отличалось особым шармом. Мы с Ринго любили здесь бывать.
Я приглашал сюда пару ансамблей, но вскоре среди ребят поползли разговоры, что это опасное место для музыкантов.
К клубу был пристроен крохотный, усыпанный каменной крошкой танцзал, но большинство девушек, которые там появлялись, были либо законченными шлюхами, либо окрестными домохозяйками, вышедшими потратить шальные деньги, приготовленные для похода в бакалейную лавку. Когда начиналась драка, что бывало здесь довольно часто, Джокер, обожающий смотреть, как льётся кровь, коль скоро она была ни его, отдавал приказ запереть все двери. Затем он усаживался где-нибудь позади под защитой своей шайки головорезов. После того, как дым сражения развеивался, двери открывались и тела выбрасывались в ночь. Веселые, веселые, веселые денёчки!
Всё это вполне удовлетворяло пьяных моряков и шлюх, которые дрались как кошки с собаками, и, похоже, им это нравилось. Однако, ансамбли, которые туда попадали, просто играли свою музыку. Когда, по приказу Джокера, все двери закрывались, они также не могли оттуда выйти. Это могло очень плохо кончиться.
Я попросил Джокера сделать специальный выход недалеко от центральной двери, чтобы мои мальчики могли ускользнуть оттуда при первых признаках беспорядков. Джокер мне отказал, и я решил больше сюда музыкантов не приглашать.
Как-то вечером после того, как мы с Ринго приняли на грудь приличную дозу бренди, мы решили переехать от Джокера в другой кабак на Принцесс-Авеню, который назывался «Греческий Клуб».
- Я тебя обгоню, - бросил я вызов Ринго.
- О’кей, - кивнул Ринго, – принимаю пари на «пятёрку».
У Ринго тогда была машина с водителем. Мы оба рванули в ночь, и Ринго заорал своему шофёру: «Вперёд, у нас пари!».
Я забрался в свой «ягуар», и гонка началась.
Мы мчались по едва освещённым улицам, выжимая порой до девяносто миль в час. Я был так пьян, что заблудился. В своём собственном районе! До такой степени я набрался.
Я подрулил к странному зданию, которое в своём затуманенном мозгу принял за «Греческий Клуб». На мой стук в дверь никто не отозвался. Пошатываясь, я углубился по тропинке в какие-то кустики. Кустики показались мне такими милыми и уютными, что я лёг прямо на них, свернулся как белка и отключился.
Я спал мертвым сном до самого раннего утра. По лицу растекались капли дождя, а совершающие утреннюю прогулку прохожие показывали пальцами на странный предмет, свернувшийся калачиком прямо на кустах.
Ринго рассказал мне, что он полночи рыскал по округе, пытаясь меня найти. Они нашли мою машину, но не меня, в беспамятстве валяющегося на кустах.
Был ещё один вечер, который я никогда не забуду. В тот день у Джокера была отвратительное настроение. У меня закончились деньги на выпивку, и я пошатываясь направился к сидевшему у камина Джокеру. Я попросил его ссудить мне несколько фунтов, которые пообещал отдать, как только в следующий раз его увижу. Ни с того, ни с сего Джокер рассвирепел.
- Не дам я тебе никаких грёбаных денег! Иди на х…й! – заорал он.
Я обозвал его пиз…ой, исключительно в виде ответной реакции, и он завизжал:
- Как ты меня назвал?!
Его головорезы тут же столпились вокруг меня, и я было подумал, что у меня сейчас начнутся большие проблемы. Внезапно двое парней, стоявшие у стойки, подошли к нам. Они были сложены как две скалы. Один из них очевидно косил. Это смотрелось бы забавно, если он не выглядел столь зловеще.
- Эй, кореша, а ну-ка, оставьте его! – предупредил он бандюг, которые мне угрожали. «Шестёрки» подались назад. Мне показалось, что оба незнакомца были хорошо известны и пользовались большим авторитетом в клубе «У Джокера».
Один из них сказал своему приятелю:
- Принеси-ка сюда чемоданчик.
Через пару минут чувак вернулся в бар с черным кожаным чемоданчиком и тяжело опустил его на стойку. Они открыли чемоданчик, и мои глаза едва не вылезли из орбит. Он был под завязку набит купюрами – там были «десятки», «пятерки» и однофунтовые банкноты. Всё это тянуло на много тысяч.
Парень, который косил, протянул мне 10 фунтов со словами:
- Вернёшь, когда сможешь.
Представляете! Совершенно незнакомый парень запросто даёт мне в долг десять фунтов!
Рори Сторм, который всегда был, если можно так сказать, краеугольной фигурой бит-движения, переживал тяжёлые времена. Одна из кривых насмешек шоу-бизнеса.
Его группа распалась; он прошёл курс лечения, которое избавило его от заикания. Это позволило ему получить работу на континенте в качестве диск-жокея. Он и в этом преуспел. Но пока он работал за границей, умер его отец.
Рори беззаветно обожал своего отца и был полностью убит горем. Он прилетел в Ливерпуль, и стоя на лётном поле, рыдал и повторял одно и то же:
- Этого не может быть, нет, только не папа!
Он так и не оправился после смерти отца. Он снова стал заикаться. Рори, который никогда не мог долго оставаться на одном месте, превратился в настоящего затворника в доме, в котором он жил вместе с матерью – «Стормсвилле» - в ливерпульском местечке Броудгрин.
Однажды вечером я и Билл Харри, основатель газеты «MerseyBeat», проезжали мимо «Стормсвилля». Мы как раз говорили о Рори, внезапно исчезнувшем со сцены, и когда мы вдруг увидели свет в том окне, где была его спальня, мы остановились и постучались во входную дверь, надеясь перекинуться парой слов со старым приятелем.
Дверь нам открыла его мать. Она сказала, что Рори нет дома. Позже я узнал, что он был дома, но в то время любой, стучавший в двери «Стормсвилля» получал один и тот же ответ. И Рори и его мать отгородились от мира. Печально.
Прошло не так уж много времени, и в сентябре 1972 года Рори с матерью были найдены мёртвыми в своих постелях. Смерть наступила от отравления снотворным и алкоголем. Две пустых бутылки от виски были обнаружены в этом доме смерти.
Будучи на вершине популярности, Рори страшно гордился тем, что умел изображать коленную дрожь. Он так вибрировал своим левым коленом, что девушки получали оргазм от простого созерцания этого действа. Теперь он был мёртв.
После смерти он получил самые огромные газетные заголовки, которые когда-либо имел. Ему бы это понравилось.
Рори был очень расстроен тем, что не сумел добиться такого же успеха, как «Битлз». Он также не смог примириться с тем, что был отодвинут в сторону, в то время как они оказались на коне.
- Что пошло не так, Аллан? – спрашивал он меня, когда распалась его группа.
Я не знал, что ему ответить. Удача, судьба - называйте это как хотите. Кто-то взлетает вверх, кто-то падает вниз. Это жизнь.
Он не принимал подобную философию.
Сестра Рори, Айрис, жена поп-певца Шейна Фентона (теперь называющего себя Элвином Стардастом и занимающего верхние строчки в списках популярности на момент написания этой книги), рассказала следователю, что её мать после смерти своего мужа из «невероятной и счастливой женщины» превратилась в «зомби».
Её мать, говорила она, всегда вела себя как «комедийная актриса».
Она была невероятным человеком, великой личностью. Она была очень и очень счастлива. Мы жили очень тесной и дружной семьёй с мамой и папой, которые никогда не разрывали эту связь.
Мы постоянно общались друг с другом. Когда папа умер, мама полностью изменилась и стала похожа на зомби. Она даже потеряла интерес к детям.
Мой брат был сильной личностью с самого начала и именно он стал родоначальником ливерпульского биг-бита. Я думаю, что все, кто его когда-либо видел на сцене, согласятся с тем, что он был великолепен.
Его называли Мистер Шоуменство. Всё, что он творил, было исключительно ради шоу; хотя, по моему мнению, он был довольно ленив, и если бы захотел, то, наверняка, мог бы подняться гораздо выше.
Джордж Харрисон однажды пытался попасть в группу к Рори, но его тогда не взяли, потому что ему было всего двенадцать лет.
Самоубийство в состоянии затуманенного рассудка, гласил вердикт.
Заголовки в «LiverpoolEcho» вопили: «Смерть Ливерпульской Поп-Звезды!». Рори понравился бы размер шрифта.
Я спросил Ринго, почему он не пошёл на похороны Рори, ведь тот был его давним другом.
- Я и на рождении-то его не был, - ответил Ринго. Молодец, Ринго, так держать!
В этот период своей карьеры «Битлз» всегда проводили свободное время вместе. Они были неразделимы. Но однажды Эпстайн и Леннон уехали в отпуск вдвоём. Поскольку Брайан был гомосексуалистом, по Мерсисайду поползли разного рода слухи и сплетни, которые конечно же доходили до ушей Леннона. Джон не был педиком, и ему не нравились подобные разговоры.
Леннон и Эпстайн вернулись из отпуска, чтобы попасть на вечеринку, посвящённую двадцать первому дню рождения Пола Маккартни. Это был грандиозный праздник; в саду, на заднем дворе дома, где жил Маккартни, был даже воздвигнут специальный шатёр. Боб Вулер был в числе приглашённых и непрерывно пил. Леннон тоже пропустил несколько порций. Почва была подготовлена.
Бедный Боб прямо в неё и влез. Он сказал что-то Джону, намекая на гомосексуальные отношения между ним и Брайаном Эпстайном. Прежде чем Боб сообразил, что именно его ударило, Джон уже сшиб его на землю и начал бить Боба ботинком по лицу. Боб оказался в дерьмовой ситуации. Он не боец и все, что он мог делать, это прикрывать голову от непрерывно сыпавшихся ударов. Его лицо было серьёзно разбито. На следующий день он позвонил мне и попросил приехать к нему в его квартиру в Кэннинг-Плейс в Ливерпуле. Боб едва мог разговаривать, так он был потрясён нападением.
Билл Маршалл из «DailyMirror» тоже узнал об этом инциденте. В результате Эпстайн и Леннон собрались вместе и послали Бобу телеграмму с извинениями.
Худенькая рыжеволосая девчонка с выпирающими зубками стала частенько появляться в «Джакаранде», чтобы повидать свою подружку по имени Терри, которая водилась с Эдрианом Барбером из группы Кэсс и «Кэссановаз». Девчонку звали Циллой Уайт. Вскоре она станет Циллой Блэк, очень популярной сегодня «поп-звездой» в Британии.
Когда выпадал случай, Цилла брала микрофон и пела пару песен с ансамблями, игравшими в «Джеке» или в подвальчике «Блю Эйнджела». Я считал, что она великолепна. У меня дрожь пробегала по позвоночнику, когда она пела.
Джон Рубин, лидер группы, которая часто играла в «Блю», обычно орал, чтобы она проваливала. Он не хотел, чтобы она пела и портила тем самым звучание ансамбля. Смех, да и только.
Если Цилла не пела, то она тихонько сидела в уголке «Блю Эйнджела» рука об руку со своим будущим мужем, Бобби Уиллисом.
Однажды вечером я слушал Циллу и сказал ей:
- Как ты смотришь на то, если завтра я приведу сюда Брайана Эпстайна, и он послушает, как ты споёшь несколько песен. Вдруг из этого что-нибудь получится.
Брайан теперь считался самым авторитетным менеджером в шоу-бизнесе. Выше «Битлз» не было никого.
- О-о-о, Аллан, в натуре что ли, малыш? - протянула Цилла со своим тяжёлым ливерпульским акцентом со Скотланд-Роуд.
- Конечно. Я думаю, ты великолепна. Просто надень свою шляпку. И постарайся спеть как можно лучше, когда он появится.
Я позвонил Брайану. Конечно, он будет рад послушать. Кого? Девушку? Не совсем его тема, но он, так или иначе, ничего не теряет. В восемь часов? О’кей, Аллан, я буду.
Когда Цилла в тот вечер подошла к микрофону, мы с Брайаном уже сидели в задней части подвальчика. Его полностью покорил голос Циллы, и в течение ближайших дней он подписал с ней контракт, после чего она поехала на гастроли вместе с «Битлз». Она стала «звездой» практически мгновенно.
Цилла работала гардеробщицей в «Кэверн», и существует версия, что она была «открыта» именно там. Ничего подобного. Правильную историю рассказал вам я.
«Звёзды»? Я был окружён ими. Жалко, что не зацепил парочку.
В конце 1961 года Кинг Сайз Тейлор - Тед Тейлор из группы Кинг Сайз Тейлор и «Доминоз» – установил в «Стар-Клубе» магнитофон, когда «Битлз» были на сцене. Они вместе с Эдрианом Барбером подошли к ребятам и спросили, не будут ли они против, если Тед запишет их игру на плёнку.
- О’кей, Тед, с тебя пиво.
Тед принёс «Битлз» несколько бутылок пива и нажал кнопку записи магнитофона. За три или четыре выступления в период Рождества и Нового Года Тед записал около трех часов музыки «Битлз».
Вернувшись в Ливерпуль, Тед отдал ленты звукоинженеру с намерением отредактировать материал и выбросить его на рынок. Ничего из этой затеи не вышло. Да и сам звукоинженер вскоре выехал из своих апартаментов, находящихся в местечке Хаскинс-Хэй (Ливерпуль).
Помещения пустовали несколько лет. Это был один шанс на миллион, но в 1972 году я наткнулся на этого парня, и он поведал мне, что ленты, должно быть, всё ещё находятся в этом заброшенном офисе. В один из воскресных дней звукоинженер и Кинг Сайз Тейлор встретились за выпивкой, и затем отправились в офис. Там на полу под кучей щебёнки лежали гамбургские записи «Битлз».
Сегодня я пытаюсь выпустить эти записи и с этой целью веду переговоры с Джорджем и Ринго. Я верю, там достаточно материала для двух альбомов. Это означает, что ленты стоят не меньше десяти миллионов фунтов. Я живу надеждой.
Было много статей об этих лентах, написанных моим приятелем Биллом Маршаллом для газеты «DailyMirror». За ней вскоре последовали и специализированные музыкальные издания.
На записях вы можете услышать Леннона, орущего что-то своей тогдашней подружке Беттине - барменше в «Стар-Клубе». Леннон также общается с немцами в своей непередаваемой манере: «Этот номер в стиле «ча-ча-ча» посвящается Адольфу Гитлеру – TillThereWasYou!».
Здесь они поют «Hippy Hippy Shake», «Roll Over Beethoven», «Twist And Shout», «A Taste Of Honey» - весь свой классический репертуар. Поздравляя посетителей и желая им по-немецки счастливого Рождества, Леннон орёт: «Рождество лишь раз в году, и идите все в пиз…у!»
Ещё один их номер называется «ShimmyShimmy», но на записи явно слышится «ShittyShitty». А «Your Feet’s Too Big» звучит как «Your Feet’s Too Fucking Big». Прелестный репертуар. Сногсшибательный юмор, скажете вы.
Кто-нибудь хочет купить хорошо выдержанных «Битлз»?
