В общем, расставание перетекло в развод. В Лондоне в последний день 1970 года Пол МаКартни подал судебный иск против Джона Леннона, Ринго Старра и Джорджа Харрисона с целью расторгнуть партнёрство в Beatles & Co. МакКартни обвинил менеджера Леннона, Старра и Харрисона Аллена Кляйна в некомпетентности, а также в том, что в бухгалтерии принадлежащей группе корпорации Apple, имеющей обширные деловые интересы, творится бардак. Далее затянувшееся многомесячное молчание знаменитого квартета перешло в словесную баталию. В бессвязном интервью в 30000 слов журналу «Rolling Stone» Джон обвинил Пола в попытке прибрать бразды правления. «Нас достало быть сайдменами Пола», - сказал он. Джордж отметил, что уже уходил из группы, потому что Пол демонстрировал перед ним своё «превосходство» в музыке. Ринго утверждает, что Пол, «полностью вышел из-под контроля», орал на него во время разразившегося на почве даты выхода альбома конфликта и заявил: «Я прикончу вас!» До сих пор Пол не проронил ни слова. Недавно он согласился на интервью, в котором объясняет свои мотивы и говорит в свою защиту. Интервью состоялось в Лос-Анджелесе во время записи нового альбома «Ram». Альбом частично записан в Нью-Йорке и содержит 11 новых песен Пола, включая 7, сочинённых в соавторстве с женой Линдой. Пластинка выходит в свет 15 мая.
Интервью записал Ричард Мериман.
История с Beatles: как будто это было тысячу лет назад, где-то очень далеко. И в этом всё дело. С Beatles покончено, каждый из нас идёт своей дорогой, каждый живёт своей жизнью. Я думаю, пока Beatles были живы – я не могу использовать другое слово – пока мы были живы, мы спокойно относились к заскокам и выходкам, потому что всё понимали. Как у женатой пары. Когда мы начинали, у нас была общая цель. Я думаю, проблемы начались, когда наши цели начали расходиться, это произошло в 1966 году, когда мы прекратили гастролировать. Во время записи «Белого альбома» Ринг ушёл из группы, сказав, что не может достучаться до нас. Но через два дня он вернулся. Однако, ко времени «Abbey Road» Джон и я открыто критиковали друг друга, и я чувствовал, что Джон не был заинтересован в исполнении чужой музыки, кроме своей. Когда мы делали альбом «Let It Be», Джорджа допекло исполнение некоторых песен, и он заявил, что уходит. Несколько дней спустя в доме Ринго прошла встреча, и Джордж согласился вернуться по крайней мере до конца проекта. Так что я чувствовал, что конец неизбежен. А Джон повторял, что мы музыкально топчемся на месте. Как-то вечером – осенью 69-го – мы с Линдой лежали, разговаривали об этом, и я подумал: «Вот, чего мне не хватает, и им тоже – живых концертов». Потому что мы давно уже ни перед кем не играли. А быть хорошим музыкантом требует постоянного контакта с людьми. Человеческий фактор. И я вооружился идеей отправиться по деревенским залам в 200 мест. Кто-нибудь снимет зал и развесит плакаты с надписью типа «В субботу вечером Ricky and Redstreaks». И мы приезжаем в фургоне, люди приходят, а тут мы. Мне показалось, что это здорово. Но Джон сказал: «Ты спятил». А потом Джон играл перед аудиторией в 200000 человек на большом фестивале. Он этого сам хотел. Я теперь понимаю, что он подумал. Я вижу, в чём Джон видит прогресс. Иногда я вижу это по-другому. Мы разговаривали в офисе Apple. Присутствовал Ринго – он согласился. Возможно, Джорджа не было. И тогда Джон говорит, «короче, я ухожу из группы, я хочу развода». Он буквально сказал: «Я хочу развода». И впервые он был настроен серьёзно.
Все были шокированы. Мы все осознали, что та великая вещь, частью которой мы были, больше не существует. Для нас это был сильный удар, который поражает всех, несмотря ни на что. Словно ты покидаешь школу, которую любишь, а тебя обухом по голове. Как вам это понравится? Для нас жизнью были The Beatles. Битловский образ жизни напоминает пацана, попавшего вместе с приятелями в большой мир, который они абсолютно завоевали. Необыкновенное приключение. И когда мы пришли к мысли, что нам следует разойтись, никто из нас, я думаю, не хотел принимать её. Это был конец легенды, даже в наших умах. Мэрилин Монро в конце концов поверила, что она Мэрилин Монро. Мне кажется, то же произошло с Beatles – я говорю за себя. Ты был настоящим битлом в собственных глазах, и в какой-то степени до сих пор им остаёшься. Глядя назад, здорово то, что сказал Джон: «Смотрите, всё как бы идёт в правильном направлении». Теперь я согласен. Мы записали альбом, который должен был называться «Get Back», на обложке была фотография, на которой мы изображены точь-в-точь, как на первом альбоме – фон и шрифты идентичные. И Джон сказал: «Это полный цикл». Думаю то, что сделал Джон, было грандиозно. Он как бы сказал: «Окей, теперь каждый пойдёт своим путём». Нельзя столь долго быть связанным друг с другом, если только вы не живёте в одном доме. С тех пор каждый живёт своей жизнью, за долгое время я как бы впервые очнулся, это совпало с моей встречей с Линдой. И в начале 1970 года я позвонил Джону и сказал, что тоже ухожу из группы. Он ответил: «Хорошо! Получается, мы двое приняли это ментально». Я думаю, если бы это касалось только нас четверых, если бы мы не были вообще ничем не связаны, мы бы просто распались – ненавижу эти тяжеловесные термины – на следующий день после того, как Джон заявил об уходе. Мы бы просто собрали вещички – это мои туфли, это мой мяч, а это – твой – и ушли. И я до сих пор поддерживаю, что единственный путь – просто сделать это, не важно, какие проблемы возникнут с точки зрения бизнеса. Но конечно, мы не просто четыре парня. Мы – часть большой бизнес-машины. Даже если Beatles и остановились, дело их продолжается: перевыпуск альбомов, сборники, добавьте видео. Поэтому я подал иск в суд по расторжению партнёрства, чтобы завершить на бизнес-уровне то, что мы решили на личностном. Мне кажется, это должно произойти.
Нас спрашивали на пресс-конференциях: «Что вы будете делать, когда пузырь лопнет?» Когда я недавно разговаривал с Джоном, он сказал что-то вроде: «Ну что ж, пузырь скоро лопнет». А я ответил: «Он уже лопнул». Так-то. Поэтому я должен был это сделать, подать в суд. Не думайте, что я получаю от этого удовольствие, мне пришлось, потому что пузырь лопнул. Везде, только не на бумаге, где мы ещё связаны между собой. Понимаете, был партнёрский контракт, подписанный много лет назад в расчёте на 10 лет. Если любой из нас захочет выпустить запись и т.д., то должен получить разрешение от остальных. Поскольку тогда мы были другими, то когда ставили подписи, никто на это и не посмотрел. Мы подписали контракт в 67-м и обнаружили данный пункт лишь в прошлом году. Мы узнали, что этот контракт связывает нас на 10 лет. Типа: «О Боже! О нет! О чёрт! А можно мы его порвём? Пожалуйста?!» Но проблема в том, что троим посоветовали не делать этого. Им сказали, что если он разорвут контракт, возникнут очень серьёзные и ужасные последствия. Хотя по мне это напоминало заговор троих против одного, что на самом деле и произошло на паре-тройке деловых встреч. Трое против одного. Вот так Аллен Кляйн стал менеджером Apple, чему я противился. Но им не понадобилось моё одобрение. Послушайте, это не они. Не те трое. Мы четверо, я думаю, всё ещё хорошо друг к другу относимся. Я не думаю, что между нами вражда, по крайней мере, с моей стороны. Недавно я разговаривал с остальными, и не похоже, что с их стороны тоже есть враждебность. Это касается только бизнеса. Это из-за Аллена Кляйна. В начале 69-го Джон нанял его как своего менеджера и хотел, чтобы остальные подписались под него. По этому поводу возникли непреодолимые противоречия. Кляйн невероятен. Он из Нью-Йорка. Он говорит: «Чё хочешь? Я куплю тебе это». Не хочу говорить на эту тему, но придётся, потому что нам придётся документально завершить свои дела. Мы должны бороться друг с другом – чего мне совсем не хочется.
Всё лето я провёл в Шотландии, боролся с собой, стоит ли мне делать нечто подобное. Меня это убивало. Всё лето я провёл на нервах. Я старался думать о том, как притащить Аллена Кляйна в суд, или затащить этого бизнесмена в суд. Но получалось, что я действую против остальной троицы. Сперва я сказал нет, мы не можем так поступить. Нам с этим жить. Но происходили всякие мелочи, вроде бы мелочь по сравнению с… например, выходит мой альбом, который я полностью сделал вместе с Линдой – пластинку, обложку, рекламу – всё предоставил звукозаписывающей компании. Потом появились эти маленькие рекламные объявления. В самом низу написано «Apple Records», и это нормально. Но тут некто пришлёпнул наклейку «под управлением компании ABKCO». Это компания Кляйна, которая ничего общего не имеет с моей пластинкой. Как будто Кляйн берёт часть заслуг в записи альбома и приписывает себе. Может это и звучит мелочно, но я могу привести и другие примеры. Этот ком нарастает и нарастает, из-за чего я чувствую себя бедным родственником в своей же компании, Кляйн – босс, а я – никто. А на самом деле, Я имею вес. Я считаю, моё мнение не менее важно, чем мнение других, особенно если это мои дела. Меня это волнует, ты словно потерял свободу. Я понял в конце концов, что должен встать за себя или меня сомнут.
Доход от альбома «McCartney» до сих пор идёт в карман Apple, но Линда и я единственные, кто на записи. Джон выпустил новую запись с песней под названием «Power to the People». В ней есть строчка – как бы крик правительству – «Отдайте нам наше». Для меня Apple – это правительство. Дайте мне то, что принадлежит мне. И мы снова заговорили об иске, снова и снова. Я видел, что не могу его избежать. С момента последнего телефонного разговора с Джоном мне кажется, что Джон это тоже понимает. Он спросил: «Как из этого выйти?» Мой адвокат Джон Истман хороший человек, он видит, в каком мы оказались положении, он нам симпатизирует. Мы встречались с ним на вершине холмов в Шотландии и долго гуляли. Я помню, когда мы решили, что должны подать иск. Мы стояли на большом холме, возвышавшемся над озером –это был прекрасный день, немного прохладный – мы искали свои души. Были ли другой путь? В конце концов мы сказали: «Что ж, нужно это сделать». Единственная альтернатива – провести семь лет, плавая по тем же каналам былого партнёрства. И я изменился. Смешно, но в том, что я изменился, во многом помог Джон Леннон. Я как бы поднял его лидерство. Он говорил: «Послушайте, я не хочу больше быть тем, я буду этим». И я подумал: «Отлично!» Мне нравилось, что он это сделал, и я тоже решил поступить с собой. Он дал добро.
В Англии если партнёрство не работает, как неработающий брак – у тебя есть веские основания его разрушить. Это здорово! Доброе старое британское правосудие! Но перед этим я должны свериться со своим разумом, осталась ли там хоть немного такой штуки, как справедливость. Если я бросаю себя в суд, меня легко можно поймать – расскажите об этом, ничего не утаивая, затем правосудие повернётся и… в наши дни люди не верят в правосудие. Я действительно думаю, что правда должна победить, но это непопулярная мысль. Но я всю свою жизнь был с хорошими парнями – против плохих. Вы можете прочесть мнение других ребят и выяснить, что я подонок. Я думаю, я прав. Но разве мы все не такие? Вы не можете в это поверить! Это кино! Потому что мне пришлось поступить так с другими, словно мы терпеть друг друга не можем. Я могу говорить только за себя, но я все ещё люблю тех троих. И может даже глубже, что просто «люблю». Но в данное момент я их не люблю. Но я знаю, когда это закончится, я снова их полюблю. Люди говорят, «жаль, что такая прекрасная вещь пришла к такому неприятному концу». Я тоже так думаю. Очень жаль. Мне нравятся сказки. Мне бы хотелось, чтобы как в сказке Битлз поднялись на маленькое облако, и мы четверо оказались в волшебных мантиях, каждый со своим волшебным цилиндром. Но ты понимаешь, что живёшь в реальном мире, и не можешь разрушить нечто волшебное волшебством.
Я проигнорировал интервью Джона журналу «Rolling Stone». Я просмотрел его и понял, что хотел сказать Джон. Пусть ему станет легче, но по-моему, он раздувает ненужную шумиху вокруг процесса. Я думаю, люди не понимают, зачем Джон это делает. Я думаю, там много несоответствий, потому что на одной странице вы читаете, как Джон говорит о том, что Дилан поменял свою фамилию с Циммермана и как это лицемерно. Но ведь Джон поменял своё имя на Джон Оно Леннон. А люди, глядя на это, начинают думать: «Да ладно! А это что такое?» Но интервью не задело меня. Я так далёк от этого, что мне даже понравилось. Есть доля истины в том, что он сказал. А эта открытая вражда, меня она не волнует. Это круто. Это Джон. Я не могу точно описать, куда я двигаюсь в музыке, потому что всё меняется. В этом и смысл. Я поддаюсь влиянию, которое приходит отовсюду, возраст сегодня ничто. Звуки из радио. Звуки из фортепиано моего отца. Звуки рок-н-ролла. Звуки группы. Моя музыку во всём этом – очень личная – особенно теперь, потому что её делает один вместо четырёх. Я делаю то, что чувствую. Хорошо иметь такую работу.
Линда и я пишем песни вместе – мои издатели подали на меня в суд, потому что не верят, что Линда пишет вместе со мной. Понимаете, внезапно она выходит за него и ни с того ни с сего пишет песни. «Да, конечно (подмигивает). Ну да, она пишет песни». На самом деле я сказал ей: «Я хочу научить тебя писать песни, даже если придётся тебя привязать в пианино. Я научу тебя, как я сочиняю музыку» - потому что я никогда ни записываю ноты. Я пишу на слух. И мне нравится сотрудничество. Если мне нужно сесть и начать писать – это очень похоже на работу, словно я делаю домашние уроки. Если рядом будет Линда, это похоже на игру. Весёлую игру. И мы написали около 10 песен и осознали, что стали вкалывать. Мы слишком серьёзно отнеслись к сочинительству. А я никогда не был серьёзным. Когда мы решили делать новый альбом, мы хотели сделать его весёлым – потому что не стоит оно того, если слишком серьёзно относится ко всему. Альбом выйдет в начале мая, потом я думаю собрать группу – другую группу – потому что мне не нравится сидеть без дела. Мне очень нравится играть. Моё музыкальное направление - я пытаюсь писать музыку, которая не слишком романтична, но с долей романтики. Лично мне не очень нравятся слишком сладкое – кроме маленьких детей. Моя лучшая музыка, когда совмещается тяжёлое и мягкое.
Лучшие вещи чаще всего свободные вещи, но в этом ловушка. Я иду в студию и знаю, что буду экспериментировать. Если я объявляю, что собираюсь экспериментировать, то не могу это делать, потому что уже не экспериментирую. Так что я должен просто прийти и импровизировать, а в аппаратной должен сидеть кто-то с очень ясной головой. «Он хочет импровизировать, я должен записать это». Это очень непросто, поэтому хорошие вещи упускают. Вчера вечером я по-настоящему импровизировал, у меня было хорошее настроение, я как бы исследовал, что можно ещё сделать – а они это упустили. В следующий раз они попытались записать на плёнку, но я уже не экспериментировал. Я пытался лишь повторить прошлую удачную попытку, но это не сработало. Однако, можно на это посмотреть с другой стороны. Иногда ты не хочешь делиться такими моментами. Хорошо, публика не слышала этого, кроме тебя и меня. Это прекрасно. Это по-настоящему. В том кратком мгновении содержалась вся жизнь. В реальной жизни ничто не вечно. И это прекрасно. Одни вещи должны уступить место другим. В факте недолговечности и заложена красота. Полагаю, в музыке я конкурирую с тремя остальными, нравится мне это или нет. Только человек конкурирует. И это хорошо. Джордж недавно показал всем, что он не болван. Я думаю, мы очень хороши, каждый из нас индивидуально. Понимаете, в моей жизни было как бы три периода. Когда я учился в школе и сразу после её окончания. Тогда я много читал Дилана Томаса, книжки в мягком переплёте, много пьес, Теннесси Уильямса, вещи, которыми учитель по литературе меня увлёк. Обычно я сидел на крыше автобуса, читал и курил трубку. Затем настала очередь битлов. А теперь я снова могу делать то, что хочу. Как бы вот был я, потом фаза битлов, и теперь снова я.
Жизнь, она довольно серьёзна. Нельзя жить так, словно у тебя девять жизней. Хотя я ловлю себя на том, что часто веду себя именно так. И думаю, все так поступают, думая в душе: «Я сделаю это завтра». Но я не смогу этого сделать никогда. Первый дубль Битлз должен быть таким, как я только что сказал, с клубами дыма, волшебными мантиями и цилиндрами. Но мы упустили Первый дубль, приходится делать Дубль два. Разочаровавшись Дублем два – мне кажется, я всегда могу найти что-то хорошее в плохом. Так вот, разочарование привело меня к согласию с моей жизнью. Как семейная пара – Линда и я стали ближе из-за всех этих проблем и принятых решений. Всё, через что я прошёл, очень реально, глоток воздуха в каком-то смысле, из-за всех этих нечеловеческих вещей. Жизнь в Beatles была фантастической. Я любил каждую её минуту. Это было прекрасно. Но нас постоянно опекали. Почему кто-то звонит мне утром и говорит: «Ты должен быть через час в Apple»? Как няньки. Если ты настоящий человек, то должен сам проснуться. Ты должен принимать эти нудные вещи, потому что из скуки приходит радость жизни. Меня достала Apple из-за рождественской ёлки. «Нам нужна ёлка, потому что офис покупает их для всех?» Мне это опротивело. На самом деле мы срубили ёлку в поле в Шотландии. Теперь мне нравится моя жизнь, потому что я делаю больше простых вещей, и это приносит мне много радости. Мы более обычны иногда, чем обычные люди. В Нью-Йорке мы едем в Гарлем на метро, чтобы провести хороший вечер в театре «Аполло». После закрытия мы идём пешком через Сентрал парк. Может быть, однажды нас там убьют. В последний раз там шёл снег, словно лунный снег в Вермонте – просто фантастика. Я полагаю, того, кто меня боится, я его напугаю.
Мы стараемся не организовывать тщательно свою жизнь. Мы поддаёмся инерции момента. Мы были в Шотландии и решили съездить на Шетландские острова. Мы забились в Ленд-ровер с двумя детьми, с нашей пастушьей овчаркой Мартой, кучей барахла в багажнике и горшком Мэри на вершине. На второй день мы добираемся до маленького порта под названием Скрабстер на самом севере Шотландии. Мы хотели попасть на большой паром, встали в очередь, но пропустили его, перед нами стояло ещё две машины. Что ж, не падаем духом. Извлечём пользу. Мы в общем-то не хотели попасть на большой лайнер, изделие массового производства. И подумали, давайте побьём лайнер. Но эту идею пришлось отбросить – с самолётами вышла накладка. Давайте попробуем поплыть в одной из маленьких рыбацких лодок, сколько там мы должны предложить? Но романтика заключалась в том, что они предпочли бы сёмгу или бутылку скотча, чем 30 фунтов. Я отправился к причалу с лодками, но они не собирались на Оркнейским островам, я подошёл к одной лодке, спустился к люку, они все там внизу спали – запах сна просачивался через дверь. Сначала капитан отказался, но после того, как я сказал, что у меня для него есть 30 фунтов, они согласились. Это была фантастическая маленькая лодка под названием «Энтерпрайз», капитана звали Джордж, он носил красивый шетландский свитер. Мы затащили весь свой скарб на борт, начался отлив, нам пришлось спустить Марту в большую рыболовную сеть, собралась небольшая толпа, которой мы помахали на прощание. Как только мы набрали ход, капитан угостил нас пивом. Линда, чтобы не отличаться от парней, делает глоток, передает пиво мне. Вообще-то нельзя пить, пока вы плывёте по неспокойным водам. Маленькую Мэри рвало на жену, как обычно. Вот и всё. Я почувствовал себя плохо. Я смело подошёл к носу лодки и опёрся о мачту. Подошёл капитан, мы немного потрепались. Но мне не хорошо. Он понял и показал на рыбные корзины и сказал: «Делай туда». Мы все болели, но добрались до Оркнейских островов и полетели самолётом на Шетландские острова. Это было здорово. Мы можем позволить себе – делать простые вещи эксцентрично, потому что у нас водятся деньги. Меня всегда интересовало, что случилось с махараджами. Но теперь таких людей нет. Теперь мы стараемся в чём-то походить на них в своей жизни.
Люди иногда нас узнают, но уважают нашу частную жизнь. И это прекрасно. Если ты вдруг становишься звездой, к тебе относятся как к звезде со всеми вытекающими последствиями. Бывает нередко, когда мы надеваем джинсы и кроссовки – вчера нас выгнали из двух ресторанов. Парень в костюме нас не пустил. Но мне нравится, когда к нам так относятся. Мне нравится осознавать, что даже в наши дни бетона и асфальта есть место, где живут лошади и растёт трава в неограниченных количествах, в воздухе свежесть. Как в Шотландии. Природа осталась нетронутой. Там всё просто растёт. Я с облегчением выдыхаю, когда понимаю, что загрязнение не везде. Не всюду Гудзон. Не всюду наркотики. Когда мы в Шотландии выращиваем овощи, мы их просто сажаем, а они сами по себе растут. Они не просто растут, они очень полезные. Это непреходящие вещи. Фантастика. Природа мудрая. Растения растут и кормят тебя. Мы не едим мяса, потому что у нас на ферме овцы. Как-то мы ели баранину и вдруг осознали, что едим этих животных, которые беспечно скачут и играют за окном,. Но мы не догматики. Я не хочу навесить на себя большой ярлык «Ты должен стать вегетарианцем». Мне нравится позволить себе сделать перерыв, отступиться. Дай себе отдохнуть, сынок! В общем, каждый должен жить своей жизнью. Звучит банально, но это так. Это необходимо понять. Для меня это особенно важно. Иначе, кто-то будет проживать твою жизнь за тебя. Пожалуй, хватит говорить, пора идти работать. Сегодня я ещё ничего не сделал и это меня расстраивает. Мне необходимо закончить альбом. Нужно идти сеять семена. Природа не любит ждать.
