Уважаемые господа! Приношу извинения за непредвиденную паузу.
ГЛАВА 17
КОЖАНЫЕ ТРУСЫ И РАЗМАХИВАНИЕ ПЛЁТКОЙ
В течение следующих восемнадцати месяцев в «Кайзеркеллере», «Топ-Тен-Клубе» и, позднее, в «Стар-Клубе», «Битлз» расцвели, словно некие экзотические растения в музыкальной оранжерее. Что-то произошло с ними в Гамбурге, влившем в их сердца и музыку загадочную жизненную силу, которая останется с ними навсегда.
Очень скоро на подмостках Гамбурга появились такие группы, как Джерри и «Пэйсмейкерс», «Большая Тройка», Рори Сторм и «Харрикейнз», Кингсайз Тэйлор и «Доминоз». Их ждала долгая, многочасовая изнурительная работа. В будние дни ребята не прекращали играть до двух ночи, а субботними вечерами они оставляли сцену не ранее трёх часов утра. Не было ничего удивительного в том, что почти все ансамбли, работавшие в Гамбурге, подсели на алкоголь и «колёса». Хотя это были молодые и здоровые парни, они, тем не менее, нуждались в стимуляторах, чтобы продолжать движение по установленному расписанию.
Достать амфетамины было легко, а алкоголь вообще лился рекой. Все сидели на выпивке и «колёсах». Там были «черные бомбардировщики», «красные бомбардировщики», «зелёные бомбардировщики», «поднималки», «опускалки», была даже spanischefleige – шпанская мушка – так называемый афродизиак, который вы могли покупать тоннами в любом порно-магазинчике района (не торопитесь, их оттуда уже давно убрали!). Вместе, алкоголь и таблетки представляли собой адскую смесь, которая прилагалась к и без того взрывным характерам парней из ливерпульских ансамблей.
Старина Гамбург переживал дикие времена. Все сходили с ума по ребятам из Ливерпуля. Большинство музыкантов постоянно сожительствовали с проститутками, которые опекали их, как домашних любимцев, покупали им еду и одежду, когда они бывали на мели - а бывали они на мели довольно часто. Иногда они даже приобретали для «своих» мальчиков дорогостоящие инструменты.
Как и все остальные, «ночные бабочки» Гамбурга были помешаны на «Битлз». Даже сегодня, если прогуляться по пользующимся дурной славой улочкам Гамбурга (как я сделал это недавно), где за окнами сидят полуобнажённые работницы и зазывалы бордельной индустрии, остановиться и поболтать с ними, они обязательно расскажут вам восхитительные истории о тех «шалунах» из «Битлз». Истории любви. Всегда с придыханием в голосе. Таблетки и спиртное часто приводили к довольно пикантным ситуациям, в которых фигурировало большинство из этих проституток.
«Битлз» всегда были при деньгах, и источник их казался неиссякаемым. Легко пришли, легко ушли. Им вообще было плевать на завтрашний день. Всегда находились хорошо сохранившиеся, молодящиеся дамы, готовые оплатить мальчикам выпивку и прочие необходимые для жизни мелочи.
Большинство ребят впервые оказались так далеко от дома. И они пустились во все тяжкие. Кто рискнул бы осуждать их за это? Их боготворили, где бы они не появлялись. Но не одни только «Битлз» оказались среди из тех, кого вскоре после прибытия в Гамбург ждало жестокое разочарование.
В перерывах между выступлениями парень знакомился в баре с очаровательной девушкой. Он заказывал выпивку, держал её за руку, шептал ласковые слова, потом договаривался провести вместе ночь и, возможно, думал, что - вот она, любовь. Через пару дней, проснувшись в одном из борделей, он вдруг обнаруживал свою подружку, торгующую собой через окно, одетую в кожаные трусики и размахивающую плёткой.
Остались у кого то ещё вопросы по поводу того, откуда к и без того невыносимым характерам «Битлз» и других ребят добавилась излишняя жёсткость после их пребывания в Гамбурге? Жизнь была такова, соглашались они. Такова была жизнь.
Это был процесс грубой закалки, текущий в той неуравновешенной, безумной атмосфере нескончаемых «колёс», выпивки и диких, шумных восторгов окружающих, переполнявших пабы и клубы в поисках забавных и чарующих развлечений, обеспечиваемых этими странными музыкантами с Мерсисайда.
Кое-кто из членов ансамблей – я не называю имён - воспылали реальной страстью к хорошеньким трансвеститам в клубах для геев. Вы скажете, что я неправильно использую слово «хорошенький», но я брошу вызов любому, кто объяснит мне, в чём разница между мужчиной и женщиной, если у мужчины/женщины огромные сиськи, ноги от ушей и персикового оттенка кожа.
Среди ливерпульцев тоже было несколько парней, – и снова, я не называю никаких имён - которые одевались в женские одежды, чтобы получить максимальное возбуждение от общения с этими трансвеститами.
Эти странные мужчины/женщины растили свои привлекательные бюсты путём инъекций силикона, либо принимая гормональные препараты. Им не составляло большого труда привести неразборчивых клиентов к мысли о том, что они встречаются с фантастически привлекательным женским существом. Затем, в критический момент соблазнённый клиент вдруг обнаруживал, что «она» в некоторых смыслах практически ничем не отличается от него самого. Порой было даже удивительно, насколько именно не отличается!
Я частенько зависал в компаниях трансвеститов. И это не было простым любопытством. Я всегда считал этих мужчин/женщин в высшей степени занимательными собеседниками, даже если при этом вы не собирались совать им пачку дойчмарок за постельные услуги. Им нравилось болтать и общаться в перерывах между клиентами.
Однажды со мной заговорила одна из «девочек», ростом шести футов четырёх дюймов, на высоких шпильках. На «ней» было дорогостоящее вечернее платье, украшенное блёстками и разрезом почти до верхней части бедра. Ноги были великолепны. Она выглядела соблазнительно – если вы не знали, что «она» - мужчина.
Он/она обратилась ко мне:
- Я знаю, ты Аллан Уильямс, менеджер «Битлз»?
Она разговаривала на прекрасном английском. Они многому учились в постели, эти трансвеститы. Я внутренне напрягся.
- Да, я их менеджер. Они хорошие ребята.
Мне стало интересно, что будет дальше.
- Они прелестные мальчики, - протянула «она».
Лучшие, согласился я. И ещё прекрасные музыканты.
- Ты вышел поразвлечься? – спросила «она», окидывая меня взглядом снизу до верху.
- Как и все, – ответил я.
- Я имею в виду, поразвлечься с такими, как я.
- О, нет.
- Я тебе не нравлюсь?
«Она» начинала становиться агрессивной, как многие из их компании, когда обнаруживали, что ты не считаешь их настолько уж привлекательными.
- Мне не нравятся мальчики.
- Я не мальчик.
- Но и не девочка, точно.
«Она» была сложена словно каменная стена. С массивными плечами. Ничего особенного, если это было вам по нраву.
«Она» начала злиться.
- Не стоит казаться таким грёбаным умником, - сказала она, забыв о своём женственном образе. В принципе, его у «неё» и так было не очень много с самого начала.
- Послушай, ублюдок, ты и твои разлюбезные «Битлз», я знаю их очень хорошо.
- Возможно, - сказал я. В этом районе мальчики истоптали практически каждый уголок. Они любят шляться по окрестностям.
- Да-да, - продолжала она, - очень-очень хорошо.
- Ты хочешь сказать, что ты с ними спала или что-то в этом роде?
- Догадайся сам, маленький гадёныш, - произнесла «она» надменно. Теперь «она» говорила как истинная ливерпульская леди.
- Не верю, - сказал я, бросаясь на защиту своих мальчиков. Я знал, что они бы не позволили себе такого. «Она» упомянула два из их имён.
- Спроси их сам, - сказала «она».
- Ни слова правды. Одна ложь.
- Ты назвал меня лгуньей? – «Она» нависла надо мной. Одним движением своей титьки «она» могла бы сбить меня с ног. Бруно вмешался и осадил её.
У него были большие связи в 4-ом районе Гамбурга. «Она» это знала и мгновенно поменяла своё вызывающее поведение. Меня оставили в покое. Бруно любил такие места. Я же мог принимать их только в очень малых дозах.
Никто из «Битлз» не мог позволить себе такого. Я выбросил эту мысль из головы. «Она» была просто гадким трансвеститом, пытающимся затеять ссору, решил я.
В те времена в Гамбурге хватало порочных личностей. Представители гангстерского сословия, присутствующие в любом местном заведении, нанимали стрелков, чтобы поддерживать закон и порядок своими методами. Полиция философски полагала, что если убийство касается ограниченного бандитского круга лиц, а «гражданских» это никак не задевает, то нет смысла уделять много времени каким-то следственным действиям. Расследования по поводу групповых убийств были редкими и краткими.
Все швейцары и вышибалы носили оружие в плечевых кобурах. Я обнаружил это однажды вечером, когда я разговаривал с владельцем одного из клубов, с которым мы подружились.
- Как, чёрт возьми, этот малыш-вышибала возле входа умудряется поддерживать порядок? Он же ростом от горшка два вершка.
- Не переживай по поводу его роста, - улыбнулся мой приятель. – У него тут кое-что есть.
Он похлопал себя по плечу.
Он обратился к крохотному вышибале.
- Покажи ему, - сказал он, указывая на плечо вышибалы.
- Всё в порядке, - кивнул он, когда маленький вышибала подозрительно окинул меня взглядом.
Паренёк засунул руку под пальто и вытащил самый большой пистолет, который я когда-либо видел. В его крохотном кулачке он выглядел настоящей пушкой. Пальцы с трудом охватывали рукоятку. Это был автоматический пистолет 45-го калибра, стоящий на вооружении американской армии. Подобное оружие было специально разработано для того, чтобы снести вашу голову с плеч с близкого расстояния. Или проделать дыру в вашем теле размером с обеденную тарелку. Неплохо иметь у себя в кармане такое милое средство убеждения.
- Видишь ли, - сказал мой приятель, когда парнишка засовывал этот образчик артиллерии назад в кобуру, - когда у него такая штука, он круче любого другого вышибалы по соседству.
- А полиция? – спросил я его. – Разве их не беспокоит присутствие всяких странных личностей, постоянно таскающих с собой оружие? Там, откуда я приехал, это в высшей степени незаконно.
- Полиция в это не вмешивается. Это наша епархия. Мы сами справляемся. А эти ребята просто помогают нам, если чьё-то поведение выходит за установленные рамки. В такие районы, как наш, делаются крупные финансовые вливания. Куча денег вкладывается. Большие люди, которые обеспечивают нам крышу, не любят, когда их «бабки» подвергаются риску. Они знают нужных людей. Нужные люди знают полицию. Всё разумно. Всё схвачено.
Несмотря на эти, казалось бы, жёсткие обстоятельства (или, скорее, благодаря им!), район Сан-Паули-Репербан-Гроссе-Фрайхайт был относительно безопасным местом. Если вы не совали нос, куда не надо, а просто заходили сюда поразвлечься, с вами было всё хорошо. Посетитель, заглянувший в этот квартал вкусить местных деликатесов, имел примерно такой же шанс быть ограбленным или избитым, как если бы он находился в Лондоне во время написания этой книги. Задумайтесь над этим. Учитывая то, как сегодня обстоят дела в Лондоне, у него было бы гораздо больше шансов остаться целым и невредимым в Гамбурге.
Таково было время и место, когда здесь появились ребята из Ливерпуля. Они потребляли слишком много «колёс», пили слишком много алкоголя и работали до рассвета, оттачивая свой музыкальный стиль, вскоре ставший известным всему миру.
Долгие часы «состязаний» с Дерри и «Сеньорз», Джерри и «Пэйсмейкерс», Кингсайз Тэйлором и «Доминоз», «Большой Тройкой» оставили заметный след в развитии «Битлз». Они должны были оставаться лучшими, чтобы быть на равных с остальными. У всех остальных был хороший начальный старт. «Битлз» сначала шли с ними бок о бок, затем сделали мощный рывок и обошли их всех. Они стали группой Номер Один. Другие ансамбли склонили ментальное колено перед их превосходством. «Битлз» нравилась эта новоприобретённая слава и положение на вершине Горы.
Фиглярство «Битлз» не всегда адекватно воспринималось германцами. Некоторые из них всё ещё помнили о военных временах, и их Железные Кресты помогали им сохранить свою национальную гордость.
Хотя война закончилась пятнадцать лет назад, в них всё ещё жил воинственный тевтонский дух. Впрочем, большинство немцев были только рады забыть об «einvolk, einReich, einFuhrer».
Леннон был не из тех, кто позволял им это забыть. В его обыкновении было орать «Siegheil!» со сцены «Кайзеркеллера» и совершать небольшую прогулку по кругу гусиным шагом. Он считал уморой подтрунивать над германцами о тех прошедших, неприятных для них временах. Он вполне мог, даже не задумавшись, обозвать всю аудиторию «грёбаными нацистами», и я полагаю, в шуме и ропоте голосов, звуках бьющегося стекла и общем гаме набравшихся алкоголем посетителей, не все его слышали. А если даже и слышали, то, наверняка, не верили своим германским ушам.
Вряд ли можно осуждать Леннона или других «Битлз» за то, что они время от времени выходили за общепринятые рамки. В клуб нередко заглядывала суровая гангстерская братия, которая имела обыкновение посылать на сцену дюжину ящиков с выпивкой. Если бы «Битлз» отказывались от таких подарков, всё могло бы обернуться для них очень плохо. Некоторые из этих бандитов не стали бы долго раздумывать по поводу открытия пальбы в помещении. Я хотел, чтобы мальчики оставались целыми и невредимыми, и продолжали зарабатывать деньги.
Хотя особых поводов к тревоге за его поведение Леннон и не давал, но я часто просил его сдерживаться в выражениях, пока он был на сцене. «Г…вно», «ё… твою мать и «пошёл нах…» были нормальной частью сценического языка «Битлз» в то время. Очень грубый язык, но и сам район не отличался вежливостью.
Когда я за что-то выговаривал Леннону, он поворачивался ко мне, округлив глаза и придав лицу невинное выражение:
- Кто, я?
- Да, ты!
- Да, ну, это не я!
- Да пошёл ты, Джон! Прекращай кривляться! «Тафай шоу» и займись делом. Перестань задевать посетителей.
Проблем с алкоголем у него было не больше, чем у других жителей квартала. Но он мог быть мертвецки пьяным. Я видел его за кулисами в Гамбурге, - голова опущена, слюни изо рта - тянущегося к очередной бутылке, и думал про себя: Бог мой, этот парень никогда не сможет выйти на сцену. Но, с помощью Господа и всех его святых, он там появлялся - еле стоящий на ногах, бессвязно разговаривающий, но продолжающий играть великую музыку. Вот это парень! Настоящий бойскаут!
Каждый вечер в «Кайзеркеллере» был величайшим представлением, какое вы когда либо видели. Сцены здесь разыгрывались потрясающие. Когда немцы на вас западают, ничего хорошего от этого не ждите. Удивительно, что «Битлз» не стали алкоголиками после этих гамбургских вечеров.
Чтобы выказать своё расположение, посетители, пошатываясь, пробирались к сцене, хватали «Битлз» за лодыжки, заставляли всю сцену шампанским, иногда даже бросали им «колёса», чтобы мальчики пришли в ещё большее неистовство. Часто можно было видеть набравшихся клиентов, с энтузиазмом выбирающихся, шатаясь, из толпы и с шумом швыряющих на сцену шампанское и пиво целыми ящиками.
- Trinken, trinken! – орал пьяный благодетель и нетвёрдой походкой возвращался за свой столик.
Парни открывали бутылки всем, что попадалось под руку – об углы усилителей, гитарных дек, ножами. Я видел, как Леннон срывал металлическую крышку зубами. Меня от этого зрелища передёргивало. Я всегда ждал, что он выплюнет все свои зубы, а не крышку. Слава Богу, этого не происходило.
Однажды вечером толпа никак не могла дождаться начала их выступления. Какого-то пьяного немца так зацепила «битломания», что он прорвался к сцене и просунул свою голову сквозь занавес, убеждая ребят начинать «тафай шоу». Он выбрал неправильный вечер. В особенности, это касалось Леннона, который посасывал пиво и был не в том настроении, чтобы позволить собой помыкать.
Этот немецкий парень орал, что притащил с собой очень важных гостей, чтобы они могли просто послушать «Битлз». Мы не можем ждать всю ночь, слышите вы, «Битлз»!
Когда ребята не кинулись суетиться с криками «jawohl, meinHerr!», он обрушил на них поток брани. Это было уже чересчур для Леннона, который посоветовал этому немцу убрать свою большую жирную башку из-за занавеса. Его башка и вправду торчала, как одна из тех голов на ярмарке, в которые вы бросаете мягкие мячики. Если попадаете, получаете приз. Для этого обычно приглашают слабоумного дурачка с головой, сравнимой по прочности с кокосовым орехом. Но это был более или менее респектабельный немец, желающий провести вечер в компании друзей.
Леннон врезал по голове парня как следует. Своим ботинком. Пухлая туша германца описала дугу назад в том направлении, откуда он появился.
«Битлз», крайне обеспокоенные, начали свой первый номер. Я помню, Пол пытался петь «It’s Now or Never» («Сейчас или Никогда»). Тот отважный германский боров воспринял эти слова, как девиз. Он принял решение объявить войну «Битлз» в целом, Джону Леннону в частности, и вести её всеми возможными средствами. Он предпринял прямую фронтальную атаку.
Как только немец нарисовался у сцены, Леннон увидел эту потную гансовскую рожу, полную угроз и обещаний серьёзных увечий. И вновь Леннон направил хорошо нацеленный ботинок в его физиономию, и вновь этот парень улетел назад в толпу. Чтобы закрепить свою победу, Леннон схватил столовый нож и запустил его вслед отступающей и визжащей туше. Победитель: Джон Леннон.
Несомненно немец пустился на поиски Бруно Кошмидера, чтобы тот принёс ему свои извинения, поскольку немного позже я видел их обоих вместе, жертва трясла ему руку и похлопывала по щеке.
В баре Кошмидер выговорил мне за это. Я заступился за Леннона. «Мальчики должны защищать себя. Здесь не школьные классы», - сказал я. Бруно вынужден был признать, что он рулит грубым заведением.
На самом деле, с Бруно не всегда было так легко общаться. Я упоминал ранее, что он быстро запал на «Битлз» и стал проявлять собственнические чувства в отношениях с ними. (Весь мир скоро западёт на «Битлз». Нельзя винить Бруно в том, что он оказался одним из первых).
Владельцы гамбургских ночных заведений всегда настаивали на включение в контракты с группами особенного пункта. Для страховки. Вот такого, например:
Исполнители не должны, без письменного разрешения администрации, появляться в любом публичном месте в радиусе двадцати пяти миль от места их выступлений, указанного в настоящем контракте, в течение 30 недель до, во время и 30 недель по окончании этого ангажемента…
Изложено всё очень основательно. По-тевтонски. Мило, уютно и сердито.
После своей ночной работы, или даже во время их «powzer» - перерыва, оговорённого контрактом – «Битлз» шли в «Топ-Тен-Клуб» за углом на Репербане. Это было и есть великое заведение, управляемое высоким, симпатичным парнем, с мягкой манерой разговора, которого звали Петером Экхорном. Он стал настоящим другом для «Битлз». Они шли туда не только, чтобы увидеть Петера и выпить пива в баре-автомате в задней части клуба, но также увидеть игру Тони Шеридана, этого великого певца и гитариста. Они считали Тони артистом высочайшего класса. Он был для них не иначе, как настоящим идолом в те дни, и они многому учились, перенимая его стиль и технику.
О чём «Битлз» не догадывались в течение некоторого времени, это то, что герр Штайнер, тот самый парень из лондонского «Рая и Ада», который теперь работал у Бруно переводчиком, ещё и стучал на них своему боссу. У него было задание следить за «Битлз», если они будут заходить в любые другие клубы в квартале.
Когда Штайнер прибегал назад и рассказывал Бруно, что он видел его разлюбезных «Битлз» в «Топ-Тене» у Петера Экхорна, Бруно безумел и сыпал всеми возможными отвратительными немецкими ругательствами. Бруно не нравилось, что «Битлз» водят компанию с Тони Шериданом, поскольку Тони когда-то сбежал из «Кайзеркеллера», и его фанаты ушли вслед за ним в «Топ-Тен».
Парни ненавидели Штайнера за его стукачество, и при случае всегда открыто говорили, что добра ему они не желают, и что однажды его обязательно постигнет физическая кара за все его делишки. Впрочем, нелюбовь Бруно к их походам в другие клубы за парой кружек пива, ничуть их не тревожила. Они даже играли вместе с другими группами, если были в настроении.
Бруно всегда выговаривал ребятам по поводу этих их прогулок по Репербану. Они должны оставаться в клубе, говорил он. Они должны иногда дышать свежим воздухом, отвечали «Битлз». С «Битлз» было всё о’кей. Бруно знал, что если он нажмёт на них слишком сильно, они просто пошлют его, куда подальше, независимо от обстоятельств.
Ещё одна причина обострения отношений между Бруно и ливерпульскими группами, которая вот-вот должна была достигнуть кульминации, была связана с Дерри Уилки. Дерри каждый вечер лез вон из кожи, совершая свой великий акт. Аудитория любила его и никогда не останавливалась, прося ещё и ещё. И Джерри всегда был готов выложиться. До полного изнеможения. Для Бруно было плохой идеей наезжать на этого парня.
Когда Дерри заканчивал исполнять свой номер, то, поскольку он не играл ни на одном инструменте, он направлялся к бару, где его практически по-королевски угощали завсегдатаи. Дерри никогда не лез в карман, чтобы заплатить за пиво в «Кайзеркеллере». Всегда находилась дюжина посетителей, которые считали за честь оплатить его счёта.
Бруно со Штайнером у ноги, чтобы переводить его претензии, начинал доставать Дерри.
- Ты должен быть на сцене, когда там остальные ребята из группы, Herr Дерри.
- Да, чувак. Сейчас я допью пиво со своими друзьями и через минуту вернусь назад. Я буду петь очередную песню. Не волнуйся, чувак.
- Грмм… Я не волнуюсь. Но в твоём контракте указано, когда у тебя могут быть перерывы, Herr Дерри. Ты должен вернуться на сцену.
Иногда Дерри возвращался, иногда нет. Во этом случае Бруно начинал прыгать вокруг, ворча в ярости, в то время, как Штайнер, нервно потирая ладошки, бегал за ним следом. Господи, какая это была сцена!
Бруно предпочитал трактовать пункты контракта буквально. Но если Дерри не пел в тот самый момент, а в его контракте ничего не говорилось об игре на инструменте, почему он не мог перехватить кружечку другую пива в баре? Потому, что в контракте говорилось, что он должен быть на сцене, утверждал Бруно. Всё это явно не способствовало улучшению их взаимопонимания. Несомненно, конфликт поколений выполнял свою коварную работу, разрушая отношения между группами и Бруно Кошмидером. Он жил законами контракта. Они жили своей жизнью, такой, какая она была, и какой они её чувствовали.
Бруно можно было либо принимать таким, какой он есть, либо не связываться с ним вообще. Без сомнения, вы уже это поняли. Он мог быть подлецом, но мог быть и вполне нормальным парнем. Как большинство из нас. В отношениях с Дерри и его ребятами Бруно «включил» подлеца.
Никому не удалось бы вылепить послушных марионеток из ребят с Мерсисайда. Они были из другого сорта глины. Они никогда и ни перед кем не пресмыкались. Пришло время, когда Дерри Уилки и «Сеньорз» решили, что они уже насытились общением с Бруно Кошмидером. Чувство было взаимным, и Дерри с мальчиками покинули «Кайзеркеллер». Они пытались получить работу в других клубах района, но их контракты это запрещали. В течение некоторого времени они жили за чужой счёт, перебиваясь пивом там, хлебом здесь. Уличные «леди» сочувствовали и вносили свою лепту в поддержку потерявших работу музыкантов. Настоящие ночные «бабочки» с горячими сердечками внутри.
Ребята выпустили усики, зондируя возможности найти работу в клубах Дании и Швеции, но тогда ничего путного из этого не вышло. В конце концов Дерри и «Сеньорз» вернулись в Ливерпуль, разорившиеся, разочаровавшиеся в жизни, но ставшие значительно мудрее.
Теперь Кошмидеру была нужна ещё одна группа, которая делила бы программу вместе с «Битлз».
