Надо сказать, что наша школа, хоть и была простой, но в ней обучалось много иностранцев из разных стран. Это были дети дипломатов, которые жили в доме, где располагалось Транспортное агентство. Они хотели, чтобы их изучили русский язык, что называется с полным погружением. У нас учился, правда младше нас, сын знаменитого миллионера и собирателя ценностей и произведений искусства, а заодно глава информационного агентства «Рейтер» в Москве господин Кастаки. Его сына звали Сашкой. Он говорил без всякого акцента, употребляя в большом количестве самые яркие идиоматические выражения русского языка, курил с нами в туалете и пил портвейн из горла.
Мы решили, что наша группа готова выступить с первым концертом на новогоднем вечере. Директриса разрешила нам это, но только после прослушивания. В определенный день, назначенный Ириной Сергеевной, мы пришли в зал, наладили аппаратуру. Скоро пришла директриса и еще несколько учителей. Наша компания заиграли и заиграли очень даже неплохо. Солист группы Витя Агаджанянс, которого все звали просто Агаджа, стал петь «Вот цветет калина в поле у ручья» на мотив песни «Beatles» “Things we said today”. На сцену вышла очень красивая венгерка, которая училась вместе с другими иностранцами в нашей школе, Анна Немет и стала подпевать с небольшим акцентом, что придавало определенный шарм. Эти слова удивительно подходили под эту музыку, и получилось, что вот вроде бы музыка Beatles, а слова наши, родные.
Потом венгерка выступила соло с несколькими песнями, и, тем самым, вызвала много споров. Она вся отдавалась песне и двигалась, как это принято у них, т.е. так как это было не принято на нашей эстраде. Но, с другой стороны, она была дочерью видного дипломата, и учителя к нашему общему удовольствию решили, что пусть ее поет как ей удобно.
Особенно здорово у нас получалась песня What Did I Say в дуэте с венгеркой. Это была наша атомная бомба, и мы не торопились взорвать ее раньше времени, поэтому на прослушивании мы не стали ее исполнять. Было еще несколько песен в запасе, которые тоже оставались в секрете от наших учителей.
Главным итогом этого прослушивания было то, что директриса разрешила выступление группы на школьной сцене на новогоднем вечере. Это была ее ошибка. Этого события ждали все старшеклассники. Одеться мы решили тоже соответственно, как Beatles без воротников. Возможности наши были очень ограниченны, поэтому мы попросили наших мам отрезать воротники у пиджаков костюмов, а, если костюма не было, то у форменного пиджака. Брюки, конечно, «клеш». Все тогда мерялись, у кого клеш шире. Когда мы надели пиджаки с отрезанными воротниками и брюки клеш, то издалека, вроде, и смотрелись неплохо.
По обыкновению, мы решили купить немного портвешка «для храбрости». Купили с запасом, чтобы потом отметить такое событие. Вечер уже начался. Кто-то там что-то говорил, рассказывал, потом сделали перерыв. Николай Семенович пришел к нам и сказал, что после перерыва будет выступать наша группа. Мы уже выпили по полстаканчика, чтобы не очень стесняться. Потом вышли на сцену. Занавес был пока закрыт. Мы подсоединили гитары. Агаджа стал подстраивать струны. Выглядело все очень солидно. Зал гудел в ожидании большого события. И они не ошиблись.
Занавес раздвинулся, и Агаджа стал петь сначала Girl, потом в несколько более быстром, чем на прослушивании, темпе про Калину. Во время этой песни на сцену вышла Анна Немет в супермодном джинсовом костюме и продолжала петь эту же песню, но в оригинальном английском варианте. Зал гудел от восторга. Агаджа старался еще больше. После этого венгерка стала петь одна очень хорошо несколько битловских песен, Агаджа сразу подобрал сопровождение, а бас, пропущенный через большие колонки, просто был замечательным. Венгерка двигалась соответственно музыке, и зал стал танцевать, да так здорово, что директриса Ирина Сергеевна просто на могла узнать свою школу, поэтому очень озадачилась, ведь в зале было много иностранцев.
После этого Агаджа решил спеть What Did I Say дуэтом с Анной. Настало время взорвать нашу атомную бомбу. И они запели. Это уже был настоящий рок-н-ролл со знаменитым соло на электрогитаре. Это было олицетворение западной культуры и пропаганда западного искусства. Директриса стала краснеть. Ведь, если активно вмешаться, то можно и на международный скандал нарваться. Эти факторы мы тоже учли и чувствовали себя прекрасно. Народу нравилась наша игра, и, можно считать, дебют удался. Эта песня и задумана была для нескольких исполнителей, потому что состояла из вопросов и ответов на музыку, и получилось все даже лучше, чем было задумано. Когда Агаджа в микрофон кричал «Хей», зал хором тоже отвечал ему «Хей».
Для повышения международного статуса нашего вокально-инструментального ансамбля к нам на сцену выскочил Сашка Кастаки с какой-то своей девчонкой, тоже явно иностранкой очень похожей на американку, и они стали танцевать классический американский рок-н-ролл. Они оказались очень кстати и представляли собой Back Dance, или, как сейчас сказали бы, подтанцовку, что необыкновенно усиливало зрительский эффект. Директриса ничего сделать не могла. Ведь Ирина Сергеевна очень хорошо знала, что папа у Саши не только миллионер, но и известный на весь мир международный комментатор и политик, поэтому сорится с ним нежелательно.
Агаджа уже стал петь Rock-n-roll Music в такой интерпретации, какую предложили Beatles, и тоже дуэтом с Анной, которая делала невероятные движения в такт музыки. Ирина Сергеевна Орлова стала переходить на передний фланг, а это ничего хорошего нам не предвещало. Но зря она думала, что нас просто остановить. Следующей нашей атомной ракетой была страшная пеcня Beatles под названием Money – это та самая, где все хором на английском кричат “Oh, Give Me Money, That’s What I Want”, т.е. «Дай мне деньги – вот все что я хочу» и это все под музыку тяжелого рока с хорошим басом. Народ знал эти слова и все стали петь вместе. Может, нас спасло то, что директриса их не знала. Но когда ей их перевели, ужас ее был неописуем, и она увидела своих учеников орущих «Дай мне денег – это все, что я хочу». Она была стойкой коммунисткой, и поэтому сразу не умерла, а собралась с силой и решила перейти в наступление, и никакие иностранцы уже не были для нее преградой. Участь наша была решена.
Директриса вышла к сцене и сделала нам знак прекратить. Но зря она думала, что мы так просто возьмем и согласимся уйти с такой большой сцены. Агаджа зарядил I Saw Her Standing There. Эта песня начинается с отсчета: Onе, Two, Three, Four, а потом идет сразу соло на гитаре и совершенно невинные слова: «Ей было всего семнадцать лет». Когда Агаджа стал вести отсчет, Ирина Сергеевна по своей природной тупости, приняла это в свой адрес, мол, Агаджа издевается над ней, и поняла, что это бунт, а с бунтами у нас в России всегда умели бороться. Она приказала Николаю Семеновичу выключить электричество. Но и это не помогло. Агаджа взял акустическую гитару и хотел еще играть. Я вышел на сцену и гневно сказал, что мы поем не для них, (имея в виду учителей).
- Мы поем для них, - сказал я и показал на публику. Было очень символично. Почти как Ленин на броневике. Но революции не получилось, со сцены нас все равно согнали и занавес закрыли. Зато большой наградой нам были продолжительные аплодисменты зрителей, что еще больше разозлило глупую директрису. На следующий день нам сообщили, чтобы мы предупредили родителей о том, что будет педсовет, на котором нас будут исключать из школы.
Мы, окрыленные успехом, пошли во двор вместе с нашими почитателями и друзьями. Кастаки и его американка тоже были с нами. Мы выпили по стаканчику сразу. Американка тоже. Она стала возмущаться, что таким образом прекратили такой хороший концерт:
- Зачем они выключили электричество. Ведь все было так хорошо и прилично. Это же нарушение прав человека».
- У нас права человека – это Ирина Сергеевна, - мрачно ответил ей Агаджа.
- Тогда надо обратиться в ООН и выгнать такого директора, - не успокаивалась американка.
- У нас вся страна из таких директоров,- ответил ей я, - многих выгонять придется – это уже революция, а мы к ней не готовы. Портвейна мало. Я думал, что пошутил. Но мы решили не сдаваться, и Сашка Кастаки сказал, что расскажет все отцу, а тот может оказать очень большое содействие нам.
Сашка Кастаки, тоже очень не любил Ирину Сергеевну и предпринял, как и обещал, свои шаги. Он рассказал все папе, добавил много того, чего не было, все в ярких красках, и попросил своего папу просто позвонить в школу. Папа выслушал сына о том, что произошло, и решил помочь. Он позвонил секретарю директора школы и попросил ее к телефону. Секретарь ответила, что ее сейчас нет на месте. Может, это и было так, но, скорее всего, нет. Тогда отец Кастаки сказал:
- Передайте, пожалуйста, что звонил Кастаки и хотел поговорить по поводу того, что вчера у вас в школе разогнали молодежный вечер. Это не соответствует развитию демократии в СССР. Я хотел уточнить некоторые детали, чтобы передать в агентство «Рейтер» правдивую информацию. Перезвоню попозже, – сказал он, хотя, может, все это было и не совсем так, а со слов Сашки.
Но, когда секретарша передала эти слова Ирине Сергеевне, та не на шутку озаботилась. Быть в центре международного скандала, а другим словом это не назовешь, ей еще не приходилось и совсем не хотелось. Она сразу представила себе вызовы в РОНО, в райком, а то и выше, и озаботилась еще больше. Она уже прокляла тот день, когда согласилась на выступление группы в школе. Ведь в школе учились не менее тридцати иностранцев из разных стран, и у всех родители были журналистами или дипломатами.
- Черт с ними. Играли бы себе свою музыку, - уже подумала она, но вспомнила про педсовет. Педсовет действительно был, и был очень шумным. Говорили о проникновении буржуазной идеологии, которая может подорвать устои социализма в стране. Говорили о нас как о проводниках враждебной идеологии, о том, что нам не место в советской школе. И закончился бы, может, этот педсовет и не так мирно, если бы не было звонка Кастаки, поэтому решили взять наше воспитание под бдительный контроль, и из школы не выгонять.
В московской галерее "Промграфика" (ул. Немировича-Данченко, 5/7) открылась выставка Натальи Костаки. Галерея, объединившая прикладников и дизайнеров, принадлежит Московскому союзу художников, художница — семейству Георгия Костаки, знаменитого грека, коллекционировавшего в 60-70-х годах в Москве работы нонконформистов. Хотя Наталья Костаки прибыла из Афин, ее живопись и графика не кажутся в Москве чужеродными. И не только потому, что в начале 70-х она окончила московскую "Строгановку". Пожалуй, главный источник ее вдохновения — произведения, собранные Георгием Костаки. Причем те из них, где авангардистский эстетизм облекал в изобразительную форму "духовные опыты". В свое время ими увлекались многие шестидесятники.
В отрывке из книги Костаки изменен на Кастаки. У него была старшая дочь Наташа и сын Сашка. Он сам официально, чтобы получить дипломатическую неприкосновенность работал в Канадском посольстве, но не завхозом, а сотрудником аппарата, а в агентстве "Рейтер" был ведущим журналистом - специалистом по советскому искусству
