|
RSS:
Beatles.ru в Telegram:
|
|
«Я был звукотехником у Высоцкого»
Толща лет, подобно студню, отъединяет нас от дорогих и любимых людей, уходящих с каждым годом всё дальше и дальше. Расплываются драгоценные черты, забываются даты и обстоятельства, перебивается аромат эпохи, перетолковывается смысл… остаётся только свет, свет уходящей любви. И тем ценнее свидетельства былых славных событий. Так и с Высоцким. Всё дальше он от нас, и всё сложнее объяснить молодым людям, каким прорывом было его появление и его творчество, сам его образ, взволновавший сердца и умы… В нашем городе живут люди, которые воочию видели артиста и даже непосредственно общались с ним. Один из этих баловней судьбы – Александр Иванович Кухарков, ныне – заведующий залом «Молодость» в Смоленске, а в далёком 1974-м – служащий срочной службы в элитном первом полку дивизии имени Дзержинского. Александр Иванович (тогда ещё – Саша) впервые увидел Высоцкого осенью 1973 года и был знаком с ним на протяжении около года. Нашему земляку посчастливилось работать звукотехником на 12 (!) выступлениях знаменитого артиста и видеть его очень близко. Впрочем, тогда он не придавал встрече с Высоцким слишком большого значения. Эти воспоминания и свидетельства тем ценнее, что, на мой взгляд, 1973-74 годы – это время высочайших творческих достижений Владимира Семёновича, расцвет его поразительного поэтического дара, когда созданы лучшие песни – циклы к фильмам «Стрелы Робин Гуда» и «Бегство мистера Мак-Кинли». К слову, одна из самых известных телесъёмок Высоцкого, – эпизод в роли Хлопуши, – сделана 20 января 1974 года, на 200-м показе спектакля «Пугачёв». То есть как раз в описываемый Кухарковым период. - В мае 1973-го меня призвали, и уже в июне я попал служить в клуб Главного управления внутренних войск. Это центр Москвы, Лефортово. Меня ввели на должность звукооператора, и так, в общем-то, я два года и прослужил. Мой начальник, директор клуба, Геннадий Васильевич Рябов: у него среднее специальное образование – военное училище, а высшее – институт культуры.И он, в принципе, знал всю артистическую Москву, со многими дружил, в том числе и с солистами Большого театра, – в общем,с кем только не дружил! Всё это отзывалось на самой работе, потому что к нам постоянно приезжали с концертами артисты всех московских театров, абсолютно всех! И мы, военнослужащие, тоже ездили к ним и работали на спектаклях – в основном как грузчики и рабочие сцены. (В театре Маяковского я, например, подружился с Джигарханяном – он у меня стрелял гродненскую «Приму», которую мне отец присылал.) Ездили и на Таганку, тоже как рабочие, но с Таганкой был особый случай, потому что то ли они были наши шефы, то ли мы у них. И концерты Таганки были у нас довольно часто. Первый раз при мне Таганка приехала осенью 73-го. Кого можно вспомнить? Дыховичный был, Золотухин… тогда познакомился с Фарадой (я его, грешным делом, опохмелил – у него очень болела голова, потом с ним встречались в театре…) Когда был этот первый концерт, все ждали именно Высоцкого – он задерживался. Концерт был для офицеров Главного управления войск. Нашим прямым начальником был полковник, а потом генерал Юрий Михайлович Чурбанов, а поскольку он был зятем Брежнева, то каких-то цензурных ограничений для него не существовало. И Высоцкий был не в фаворе, но его всё равно очень любили и приглашали. Было уже холодно, потому что когда Высоцкий приехал, – я уже не помню, это было «Рено» или что-то другое, но голубая машина, – у нас были накинуты шинели. Артисты тогда показывали фрагменты из спектаклей. Снабжение было централизованным, но к нам благодаря Чурбанову аппаратура приходила очень хорошая! Стационарная у нас стояла отечественная, «ЛОМОвская», но имелся огромный дефицит на то время – мобильный комплект: сначала наш «Солист», а потом венгерский комплект, «биговский», и немецкий концертный «динаккордовский» аппарат – небольшой, но по тем временам довольно мощный. Насколько я знаю, в Москве на тот момент только два таких комплекта было – у нас и в МГУ. Актёры театра приехали на автобусе, а Высоцкий приехал на машине, отдельно. Это был мой первый концерт с ним. По-моему, он тогда сказал, что впервые исполняет «Мы вращаем Землю». Меня знаешь что тогда поразило? (Мы ведь там к «звёздам» привыкли уже…) Я из аппаратной специально пришёл за кулисы посмотреть на него поближе и впервые увидел, чтобы у человека на горле вспухали от пения жилы! Было видно, как он отдаётся своему делу… Ведь это не какое-то парадное выступление, но отдача была мощнейшая!.. Аж звенело у него всё! Лицо как рубленое становилось, кожа натягивалась… И это не смотрелось уродливо – это было очень органично! Как раз этот концерт шёл на новой аппаратуре. После выступления артистов – в солдатскую чайную… И я там крутил музыку… С его же подачи, Высоцкого, меня посадили за стол со всеми (улыбается). - Почему он вас пригласил? - Он посмотрел, что я сижу в стороне… Это была идея замполита – взять магнитофон, чтобы не скучно было сидеть за столом, чтобы музыка фоном шла – вот я создавал этот фон. Принёс магнитофон, колонки… Высоцкий повернулся и говорит: «Мы едим, а чего солдат в стороне сидит?» Замполиту, видно, неудобно стало – ещё тот был замполит, из анекдотов, и он говорит: «Ну-ка, иди сюда!» Сел, поел со всеми… И этот концерт стал началом. Я не выяснял почему, но, видимо, Высоцкому понравилась аппаратура, её звучание и мобильность (он видел, что это не стационар). И он поговорил – не знаю, как там насчёт высших инстанций, Чурбанова, но с Рябовым – точно. И вот в 74-м меня вызывает начальник: «Нужно помочь людям поездить с небольшими концертами, подготовь комплект на выезд!». Даже не сказал ещё, с кем. Я подготовил, и в первый раз Рябов поехал со мной. Загрузились мы в «уазик», выехали на Каширку, какой-то институт – не помню, я не обращал никогда внимания. Я думал только о работе, потому что понимал: если Рябов везёт, то это не просто так, надо быть на уровне. Приехали: небольшой такой актовый зал при НИИ, Рябов говорит: «Два микрофона нужно». Пока никого не было, я поставил аппаратуру, всё сделал и спрашиваю: «Кому концерт делаем?» Он: «Высоцкому». Как-то одновременно появились – Высоцкий, люди в зале… Дело в чём: если бы я знал, что это пригодится, то запоминал бы, что-то записывал… всё-таки больше скользящие воспоминания остались. - Насколько концерт был продолжительным? Больше часа? - Да, это было около двух часов! Пел, говорил, рассказывал… Мы многое считаем незначительным! У меня было много записей прямо с концертов, не каких-то переписанных – он ведь непосредственно в нашем клубе выступал три или четыре раза, и у меня была возможность его писать в звукоаппаратной. Но я, по-моему, эти записи не привёз даже из армии, или они после исчезли?.. Чистые записи!.. Он пел, говорил, он много общался… И после этого я с ним ездил. У меня отложилось в памяти число 12, я тогда подсчитывал: 12 раз ездил с Высоцким. Это было по всей Москве, но ни разу мы не были в серьёзном клубе или ДК – это были именно небольшие учрежденческие актовые залы. Он звал меня «Сашей» (сначала он меня называл «боец»!) (улыбается), и мы много общались. Это не были какие-то очень серьёзные беседы, литературные или философские (ну, какие у меня тогда познания были?!), обычные бытовые разговоры: «Как себя чувствуешь? – он всегда спрашивал, – как дела?», расспрашивал, откуда я. Вспоминал Смоленск, кстати, – видно, тот проезд запомнил, когда его обокрали… Если смотреть со стороны, к нему подходили люди – он с ними говорил коротко и довольно резко. Он, видно, тяжело сходился с людьми близко, у него дистанция была. Он не был… (подыскивает слово) добреньким! Чувствовалось, что он не злой, но дистанцироваться он умел на раз! А поскольку мы на тот момент были как бы из одной команды, то со мной он был совершенно другой человек. С ним можно было поговорить о чём угодно. Ну, что я у него тогда мог спросить, 18-летний парень?! Спрашивал, сколько стоят его часы, например (смеётся). Не помню какие, но очень красивые были!.. Тогда всё ходили разговоры о Влади, он был с ней, насколько я понимаю, но я побаивался какие-то интимные вопросы задавать, спрашивал только про детей. Он говорил: у меня два сына, даже не так – «два мальчишки у меня». Дальше не пускал, да и я особо не лез, робел, конечно. Спокойное общение, как с хорошим человеком… - Он бывал чем-то расстроен, выведен из себя? Он мог на что-то пожаловаться? - Он мог даже вспылить! И на концертах в нашем клубе – я слышал, это было в коридоре – он на резких, на повышенных тонах с кем-то разговаривал. Вопрос касался, насколько я понимаю, жизни театра. Но тут же ему надо было на сцену, и он перестраивался моментально. Он выходил и начинал тот разговор, который мы знаем по записям. Никогда не начинал с песни, всегда её предварял – он включал публику. Он – артист. - Вот он опаздывал – наверное, его очень не любили за это другие актёры: «Почему ему – можно, а нам нельзя?!» - Ты знаешь, я с Фарадой разговаривал о Высоцком… Фарада вообще мягкий человек… он к Высоцкому относился, как, наверное, к родному сыну относятся! В Фараде какой-то зависти или чего-то ещё не было; может быть, было у кого-то другого, но это, во всяком случае, не было заметно. Вот – ждём, и актёры ждут, но каких-то слов недовольства я не слышал. Причём мы находились за кулисами, а там всякое может случиться, такое могут высказать, что мало не покажется! Насколько я убедился, актёрская среда – это такой змеюшник!.. Здесь этого не было. Насколько я понимаю, он был «звездой», но не зарвавшейся. И если он опаздывал, то он опаздывал по делу, я так думаю. И – люди это понимали. Он был наиболее востребован на стороне. Ну, ещё, наверное, Золотухин – тот снимался в кино, а так особо Таганка в то время никого не отпускала… В театре он был, конечно, на привилегированном положении, личностью отдельной. - Он мог себе позволить приехать на выступление нетрезвым? - Ни разу его не видел нетрезвым!.. Сейчас я читаю какие-то воспоминания – мол, он мог выпить, о наркотиках слухи идут – но в то время, когда я его видел и общался с ним, я его не то что нетрезвым не видел – я даже запаха от него не чувствовал!.. - А вот они сидели за столом после выступления, в первый вечер?.. - Да, там он немножко выпивал. Причём я это запомнил почему – никаких эксцессов ведь не было – просто я подумал: ему ж за руль! Это – было. Но это было уже после концерта, после работы, и там все они расслаблялись… - Насколько я понимаю, каждый из этих 12 концертов был большой, и у вас не складывалось впечатление, что это – халтура, подёнщина, конвейер? - Ни в коем случае!.. Что меня и поражало. На каждом выступлении такая отдача, как будто человек работает в последний раз! Причём ты не только это слышишь, – на каком надрыве этот голос, на пределе, – но когда ты ещё это и видишь!.. Я ведь был рядом, за кулисами, всё время: не дай бог, что-то выскочит – чтобы я мог поправить. Кстати, был такой момент, что замолк микрофон. Я потом проверял после концерта: без видимых причин, ничего не порвалось, просто замолчал микрофон – и всё! Высоцкий договорил вступление и запел без ми-кро-фо-на! И все его слышали! И тут микрофон включился сам по себе. Что меня всегда поражало: пока он пел – не было ни одного постороннего звука, ни одного! Они сидели как заворожённые! Да, они смеялись, хлопали, но это – когда заканчивалась песня или на какие-то реплики его... Была прекрасная живая реакция, но когда звучала песня – ни шепотков, ни обмена мнениями не было ни разу, я-то сижу среди людей!.. Шёл концерт – это была настоящая магия! Это был гениальный человек. - Он, наверное, чередовал: одна песня посерьёзнее, другая – повеселее? - В концертах он старался не петь песен сериями. Мог исполнить две песни, допустим, из спортивной серии, ну, максимум – три! Исключение – это песни о войне. Вот где он не отпускал слушателя. Военный блок: и «Штрафные батальоны», и все песни из «Я родом из детства», – на «Братских могилах»… Это была значимая тема. Потом переключался, переходил… Он очень здорово мог переводить слушателя из темы в тему, легко. Иногда кашлял, бывало, пел не в ноты (озорно улыбается) – такое было; слова забывал, сбивался – это было! Но тут же находил выход – как человек, который понимает, что он поёт. И это не воспринималось как ошибка, это выглядело как живое общение. Понимаешь, то, что он делал, вообще воспринималось не как концерт, а как праздник общения! И мне там было очень легко работать! - Говорили, что, вынужденный зарабатывать деньги, он заряжал концерты сериями, особенно к концу жизни: несколько концертов в день на одной площадке: с небольшим перерывом два, три, а то и больше… - Два концерта на одной площадке у нас было дважды. Но я не думаю, что это было из-за денег, просто залы не могли вместить всех желающих. А чтобы три концерта – нет, нет, нет! - По вашим ощущениям, по тому, что вы видели, слышали – часто всплывала тема денег? Насколько она была важной в его тогдашней жизни? - Я даже не знаю… За эти концерты, конечно, с ним рассчитывались, но чтобы у меня что-то такое отпечаталось в памяти – разговоры о деньгах, сколько он там, предположим, получит – такого ни разу не было!.. И как происходил сам расчёт я ни разу не видел. Понятно, что в какое-то время у него происходило короткое общение с определённым кругом лиц на данной концертной точке. И в этот момент всё это оплачивалось, и понятно, что не по тарифной ставке, но чтобы он когда-нибудь заговорил о деньгах!.. - А о вещах, о машинах, о том, что кто-то что-то купил или строит кооперативную квартиру?.. - Нет. Единственное, он мог похвастаться новыми джинсами – это мог. Ну, у меня, конечно, слюнки текли, потому что по тем временам достать джинсы – это было что-то!.. Вообще, он на вещах не циклился. Я видел его в рубашке с оторванной пуговицей… Он не был лощёным. - И на «бис» никогда не выходил? - По-моему, он в таких концертах не признавал «бисов». Человек выдал всё! И действительно – он ведь очень сильно уставал, он очень здорово потел на концертах, – было видно: рубашка, лоб… Полотенец тогда не было предусмотрено на концертах, – он доставал платок из кармана и промокал лицо. Пальцы, мозолистые от струн – это я видел. Он до концерта, за несколько минут, на вопросы уже не отвечал – настраивался, и после концерта тоже – выходил из этого состояния, он был на нерве. Он садился, и вот эти жилы, вены, на концерте набитые кровью, – они становились мягкими и пропадали. - Песенная программа была одна и та же в этих концертах, базовая? - Да. В зависимости от настроения он мог поменять порядок песен, и у него не было заготовленного, заученного текста. Если он рассказывал какие-то истории, связанные с песнями, то они как правило повторялись, а вот какие-то «подводки» он менял. - Давайте, насколько это возможно, поточнее определимся с датами. - Вот эти концерты выездные – это довольно быстро было: конец весны, лето, и, может, немного осени мы захватили, 1974-й год. Мне с этими концертами очень повезло, конечно. Вообще, я считаю, мне очень повезло и с этой армией, и с этой службой… - Вы вернулись домой летом 1975-го. Высоцкий прожил ещё 5 лет. Выходили фильмы с его участием. Каким вы его воспринимали уже после непосредственного знакомства? - Тогда мы не циклились и не фиксировались на «звёздах» – «ох, я был со «звездой!..» И с тех пор у меня нет особого пиетета ни к одной «звезде». Высоцкий был для меня из общей череды. У меня ведь нет ни одной фотографии с ним! (У меня вообще армейских две или три – я не любил никогда фотографироваться и сейчас не люблю.) Я ж не только Высоцкого во время службы видел! – там очень много интересного было… Вот навскидку: Клавдия Ивановна Шульженко, Тарапунька и Штепсель, Зыкина, я близко видел Леонида Ильича Брежнева, нашего министра внутренних дел Щёлокова, председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова… Я посмотрел практически все спектакли Театра Сатиры, и ты знаешь, на тот момент весь состав «Кабачка 13 стульев» был гораздо значимей Таганки!.. Мы по тем временам не всегда понимали, с кем мы имеем дело, у нас не было правильной расстановки приоритетов… Жеглова он прекрасно сыграл, это сразу было ясно. Я видел его в таганских спектаклях – он и там был хорош, состоялся как актёр уже тогда. А сейчас, когда я его вижу – щемящая-щемящая грусть на душе! Когда ты лично знал этого человека… Вспоминается то время – уже не вернёшь… Тогда-то я был пацаном!.. И не воспринимал всё настолько адекватно, как сейчас!.. Если бы сейчас можно было всё вернуть – и другие речи я бы с ним говорил, и другие вопросы задавал бы… Всё было бы по-другому!.. - Как до вас дошло известие о смерти Высоцкого, какие мысли вызвало? - Неверие, как, в принципе, и до сих пор. Это не высокие слова – я не могу поверить, что его, в общем, нет. Как факт я это принял, а внутренне – не верю, что он ушёл. Больно было, обидно даже не за то, что он ушёл, а – до того всё было зажато, нигде это не звучало. Москва – знала, Москва – шла, а весь Советский Союз… Дошло на уровне слухов, разговоров – кто-то позвонил, что ли… - Было ли вокруг какое-то злорадство? – вот, мол, допился… - Никогда не слышал. Я тебе приведу такой пример. Мы были заидеологизированной частью – Главное управление внутренних войск!.. Это по тем временам!.. Идеология – это на самом верху, это тогда чуть ли не основное, даже не профессионализм. Но – во главе политуправления тогда стоял генерал Котов, очень интересный мужик, ветеран войны. Вот он – аплодировал больше всех на выступлениях Высоцкого! Пригласить Высоцкого – где-то изгоя – и не раз пригласить к себе на концерт!.. Плохо о нём мог сказать только злой человек. Сергей МУХАНОВ, июль 2007 Еще о В.Высоцком можно почитать здесь: https://www.beatles.ru/books/articles.asp?article_id=810 Обсуждение на форуме здесь https://www.beatles.ru/postman/forum_messages.asp?cfrom=1&msg_id=3816&cpage=17&forum_id=0
|
|
|
