Kiss

“Я мог бы лететь на одном из ваших самолетов, и вы могли бы убить меня”, - запротестовал я.
“Да, вот почему мы здесь”, - сказал один из них.
Там была медсестра, там был сантехник, там был электрик, получавший помощь. Я подружился с репортером по имени Томми, который работал в крупной газете. И полицейский-мотоциклист по имени Тим, который сидел там из-за алкогольной зависимости.
Моя история была такой же, как у всех остальных. Я был зависим и хотел остановиться. Я употреблял по пять граммов кокаина в день. Если у меня слишком сильно шла кровь из носа, чтобы нюхать кокс, я брал холодную капсулу, высыпал маленькие шарики, наполнял ее коксом и принимал внутрь, просто чтобы получить кайф. Моя привычка обходилась в тысячи долларов в неделю.
Я действительно был отрезан от внешнего мира. Деб и мои родители даже не знали, что я был в больнице. Через четыре недели мне разрешили принимать посетителей, и Крис начал приходить каждые выходные. Он приносил мне пару пачек сигарет, которые мне больше не нужно было курить, так как я не курил, поэтому я раздавал их другим пациентам. Он также приносил мне конфеты и журналы и рассказывал о том, что происходило в офисе.
Группа прислала мне одну гребаную открытку за все время, пока я был там. УДАЧИ. РАДЫ, ЧТО ТЫ ТАМ. ИДИ НАХУЙ. ДЖИН, ПОЛ, ЭЙС. Я думаю, они думали, что ведут себя забавно. Кроме Криса, у меня не было контактов ни с кем другим в офисе.
Сразу после моей четвертой недели врач сказал мне, что хочет поговорить с моими родителями.
“Ни за что”, - сказал я. “Я не хочу, чтобы они видели меня здесь”.
“Ты должен заставить их подняться”, - сказал доктор Рэй. “Это часть лечения”.
День, когда они посетили меня, был худшим днем в моей жизни. Вошла моя мать и бросила на меня взгляд, который был просто парализующим. Я никогда не забуду этого до самой своей смерти. Это было так, как будто она говорила: “Как ты попал сюда, после всей этой работы, всех этих часов практики, всех этих лет страданий? Ты наконец-то стал тем, кем хотел, ты женился на великолепной женщине, у тебя прекрасная дочь и прекрасный дом, а теперь ты в сумасшедшем доме”. Я мог только слышать этот внутренний монолог.
По иронии судьбы, именно мой отец плакал как ребенок, парень, который вообще никогда не мог проявить ко мне никаких эмоций.
Так что я тоже начал плакать.
“Хотел бы я тебе помочь”, - сказал он.
“Я тоже, папа”.
Он, должно быть, перебрал три носовых платка. Моя мать позже рассказала мне, что он плакал всю дорогу домой в Бруклин.
“Я говорил тебе, что женщина, на которой ты женился, была сумасшедшей. Теперь посмотри, где ты находишься”, - сказал он.
“Не говори так”, - сказал доктор Рай. “Ты должен быть позитивным”.
“Какой позитив?” - спросил мой отец. “Его бы здесь не было, если бы не та сумасшедшая девушка, на которой он женился. А где ваша знаменитая группа? А ваш менеджер? Где все люди, которые говорили, что любят тебя до смерти? Они разбогатели, а ты пристрастился и попал в сумасшедший дом”.
Сессия превратилась в кошмар. Доктор Рай сказал им, что я был кокаиновым наркоманом, и у меня не было никакого контроля над этим, и они собирались очистить меня и вернуть в общество, чтобы я мог вернуться к своей музыке. Но до тех пор я оставался прямо там, и ему было бы приятно, если бы мои родители могли приезжать и навещать меня почаще.
“Ты меня здесь больше никогда не увидишь”, - сказала моя мать, и они ушли. Я вернулся в свою комнату и выплакал все глаза. Я чувствовал себя кучей дерьма. Моя собственная мать отказывалась возвращаться, потому что ей было так больно. Она любила меня так сильно, что все это было для нее слишком.
Теперь пришло время разобраться с моей женой. Первые несколько недель, пока я был там, я пытался написать Деб несколько писем, но доктор Рай не позволил мне их отправить. Он сказал мне, что они были немного слишком эмоциональны, но я думаю, оглядываясь назад, что он беспокоился, что Деб оставит меня. И это было последнее, в чем я нуждался в тот момент. Позже я узнал, что Деб действительно написала мне письмо после того, как Крис сказал ей, что я нахожусь в реабилитационном центре. Это было очень тяжелое письмо "Прощай, адиос", "все кончено". Она сказала ему принести мне письмо, но Крис так и не сделал этого. Он держал это в руках и в конце концов порвал, потому что знал, что если бы я это прочитал, то вырвался бы из того места и улетел в Калифорнию.
Но доктор Рай готовил меня к худшему.
“Ты знаешь, что можешь пойти домой, и она, возможно, все еще не захочет тебя”, - сказал он мне. “Вы можете привести себя в порядок и чувствовать себя превосходно, и вы все равно можете вернуться домой в пустой дом и развестись. Мы надеемся, что это не так, но я хочу, чтобы вы приготовились к этому, если это произойдет”.
Поэтому он решил, что мне еще слишком рано видеться с Деб и ребенком.
Мне пришлось довольствоваться тем, что я видел Криса. Но там тоже происходило что-то странное. Однажды Крис придумал несколько длинных юридических документов, касающихся KISS, которые он хотел, чтобы я подписал.
“Вы не можете этого сделать”, - сказал доктор Рай. “Он не в том состоянии, чтобы подписывать такие документы, пока находится здесь на лечении”. Так что Крис уговорил их позволить мне прогуляться по территории. Мы вышли на большое поле и сели на скамейку, и Крис открыл свой атташе-кейс и достал несколько документов. Он заставил меня подписать их, а затем быстро положил обратно в свой атташе, как будто боялся, что его поймают. Я даже не знал, какого хрена я подписывал. По сей день я не знаю, о чем были эти бумаги.
Наконец, доктор Рай сказал мне, что пришло время связаться с Деб. Он привел меня в свой офис, и вместе с моим консультантом мы дозвонились до Деб. Это было странно. Это был первый раз, когда я разговаривал с ней совершенно трезвым. Я плакал, как ребенок, ожидая, что она скажет мне отвалить, что она никогда больше меня не увидит, но она этого не сделала. Она сказала, что вернется на Восток и увидится со мной. После этого звонка я почувствовал себя заново рожденным.
Неделю спустя Деб пришла навестить меня. Я чувствовал себя великолепно. Я действительно собирался бороться и выиграть это. Были выходные, и Деб подъехала к дому на моем Datsun, юбилейном десятом черно-золотом Z. Она привела Дженили, которая была еще слишком мала, чтобы знать, что это такое. Все семьи были в гостях, и я хвастался всем своей прекрасной женой-моделью, которая снималась в большой рекламе Coppertone. Она была на рекламных щитах по всей стране в бикини, демонстрирующем ее чудесные линии медно-коричневого загара.

Она вошла, выглядя на миллион баксов, как первоклассная актриса из Беверли-Хиллз. Но когда мы начали нашу сессию, я не мог поверить своим ушам. Все было на мне. “Он избивает меня, он сходит с ума, когда принимает наркотики”, - сказала она доктору Рай. Как будто она никогда в жизни не фыркала ни строчки. Я чувствовал себя Майком Тайсоном в "Барбаре Уолтерс", слушая Робина Гивенса. “Он невыносим. Он абсолютный маньяк, когда начинает с удара. Он все портит.” Я умирал от желания вмешаться и сказать: “Она такая же чертовски плохая”, но я подумал, что если начну визжать на нее, то вернуть ее будет невозможно.
Я плакал, а она говорила: “О, Питер, посмотри на себя. Посмотри, во что ты вляпался. Это разбивает мне сердце”. Я думал: “Ты гребаная сука. Ты был тем, кто опоздал на нашу свадьбу на два часа, потому что ты поднимала бурю”. Вместо этого я была вынужден сказать: “Мне так жаль, вернись ко мне. Я изменившийся человек. Спроси доктора Рая, я здесь лучший пациент”.
Позже мы сели вдвоем в маленьком кафетерии и поговорили. Это было почти так, как будто мы были незнакомцами. Я спросил ее, не останется ли она со мной, и она сказала: “Давай посмотрим, как все пройдет”. Она была непреклонна в том, чтобы я продержался целых девять недель.
Это был тяжелый день. Когда они с Дженили ушли, я всю ночь пролежал в постели и плакал. Мне было стыдно, что после всего, через что мы прошли и чем были благословлены, она должна была видеть меня здесь, в этом месте.
Она вернулась на следующие выходные. Я считал дни до наступления субботы. В следующий раз, когда она кончила, я был так возбужден, что был вне себя. Я знал, что заниматься сексом в больнице категорически против правил, но мне было все равно. Мы попросили кого-нибудь присмотреть за Дженили, и мы пробрались наверх в одну из комнат, и она задрала свое платье, и мы сделали это. Это длилось, может быть, несколько секунд, я был так возбужден. Мы оба хихикали, надеясь, что нас не поймают. На следующие выходные я получил пропуск, чтобы поехать домой на выходные. Мы могли бы заняться нормальным сексом, но это было странно. Это не было жарко и дико, как раньше, потому что я был трезв. Я даже толком не знал, что делать. Я беспокоился обо всем, что я делал, обо всем, что я говорил. Я ходил по яичной скорлупе.
С возвращением Деб и Дженили я чувствовал себя намного лучше. Я начал руководить всем отделением, и мы действительно начали там веселиться. Я составил КЛАСС футболок 82-го года для всех. К тому времени наступил День благодарения, но они не позволили мне взять отгул на целых четыре дня. Они отпустили меня домой на ужин, но я должен был вернуться в тот вечер. У моего приятеля Тима, полицейского, был друг, у которого был частный самолет, и он высадил меня в аэропорту недалеко от Дариена. Я сидел там со своей маленькой сумкой и ждал, когда Деб заедет за мной. Деб подъехала, и мы поехали домой, и в доме чудесно пахло всеми замечательными блюдами, которые она готовила.
Она пригласила Келли, семью, которая продала нам дом и которая жила в доме поменьше неподалеку. Муж, Джо Келли, был чертовски пьющим, в комплекте с одним из этих больших красных ирландских носов-луковиц. Мы сели ужинать, и я видел по их глазам, что им было неловко, потому что они не могли даже выпить бокал вина передо мной. Это было глупо. Моей проблемой никогда не был алкоголь, это были кокаин и таблетки.
После ужина мы пошли в бильярдную и немного поиграли в бильярд. Всего за несколько месяцев до этого я сидел в этой комнате, не спал всю ночь, играл в бильярд и ставил по тысяче долларов за выстрел. Теперь я посмотрел в зеркало, и на меня смотрел парень, свободный от наркотиков. Вскоре пришло время уходить, и Деб приготовила мне сэндвич с индейкой, чтобы я взял его с собой. Джо отвез меня обратно в больницу на моем Datsun Z. Вернувшись в палату, все были так подавлены, сидя вокруг с остатками индейки и маленькими кусочками тыквенного пирога.
Мои девять недель почти истекли. Приближалось Рождество, мое любимое время года, и мы все воспряли духом и украсили приход. Мы все были взволнованы перспективой возвращения домой. Прежде чем вы “закончили учебу”, как они это называли, вы должны были пройти собеседование при выходе со своей семьей и группой врачей, медсестер и консультантов.
“Ты знаешь, Питер, что для тебя это будет не пикник”, - сказал мне доктор Рай. “В бизнесе, которым вы занимаетесь, у вас будет много искушений. В этом отношении ничего не изменилось”. Он был прав на десять центов. Что изменилось, так это я сам, и, надеюсь, у меня были инструменты, чтобы иметь дело с внешним миром.
В тот день, после собеседований, все отправились в часовню, и каждый пациент произнес небольшую прощальную речь. Когда подошла моя очередь, я поблагодарил Деб за то, что она была рядом со мной, и я поблагодарил своего врача, медсестер, вожатых и моих одноклассников 82-го года рождения. Я заказал на этот день специальный лимузин, и мы погрузили в него мои вещи, и я пожал всем руки, обнял и поблагодарил доктора Рай. Он был таким классным человеком.
Я помню, как смотрел в заднее окно, когда мы выезжали с территории, поклявшись никогда не возвращаться в подобное место. Потом я посмотрел на Деб и сказал: “Мне так жаль”, и мы поцеловались и обнялись, как маленькие дети, на заднем сиденье.
У нас был тихий сочельник. Мы поставили елку и обменялись подарками. Я не надевал на себя никаких медалей, но я был горд тем, что прошел через это. Я был настолько уверен в себе, что выпил пару кружек пива в канун Рождества, и ничего не произошло.
Но в новом году я столкнулся с большими переменами. КИСС был в смятении. Эйс был несчастен в группе после того, как я ушел, потому что он был предоставлен сам себе. “Они были гребаными животными”, - сказал он мне однажды. “Они нападали на меня утром, днем и ночью. Я проиграл все голоса”. Когда мы тусовались вместе в Коннектикуте, он всегда угрожал покинуть группу. Наконец он это сделал в 1982 году.
Были и другие изменения. Продажи альбомов снизились, а гастроли приносили убытки. Говард Маркс пообещал моей жене, что нам никогда не придется беспокоиться о деньгах, но теперь руководство пело другую мелодию. Мне сказали, что мой дом в Дариене стоит слишком дорого и что я должен продать его и переехать в более дешевое место. Они также сказали мне, что больше не могут позволить себе платить за аренду новой квартиры моих родителей в Квинсе. Это действительно расстроило меня. Внезапно у вас не хватило денег, чтобы заплатить за маленькую квартирку в Квинсе? У моих родителей никогда в жизни не было ничего хорошего. Купив им эту маленькую квартирку, я почувствовал себя так хорошо. Теперь это собирались забрать. Я всегда чувствовал себя виноватым за то, что не сделал для них большего. Им было так тяжело. Но это была не моя вина, что они теряли ту квартиру.

Bravo 9 July 1981

Musician August 1996